Мысль о необходимости продажи золота возникла в головах сразу нескольких российских финансистов, не отягощенных в прошлом высокими постами и памятью об имперском величии.
24 февраля 1919 года вице-директор Кредитной канцелярии Морис Соломонович Капущевский, находившийся в постоянной командировке во Владивостоке, телеграфировал Михайлову:
Считаю долгом довести совершенно недопустимом положении валютного вопроса безумной спекуляции русской валюты которой никто не борется. Дальнейшее промедление этой стороне государственной жизни может быть чревато тяжелыми последствиями… Мерой борьбы может служить лишь получение руки правительства крупной суммы иностранной валюты что может быть достигнуто залогом крайнем случае ликвидацией золота платины серебра которые для этого должны находиться Владивостоке.
В качестве ближайшей меры Капущевский рекомендовал «ликвидацию» серебра в связи со сравнительно высокими ценами на него в тот момент. Михайлов наложил резолюцию: «Приступить срочно». Резолюция относилась, по-видимому, не только к продаже серебра, но и ко всему комплексу мер, предлагавшихся Капущевским.
Наряду с имперским золотым запасом Колчак мог располагать золотом, хранившимся в отделениях Госбанка в Сибири и на Дальнем Востоке. На начало марта 1919 года золота в монете насчитывалось на 40 800 руб., в слитках — 290 пудов 1 фунт (0,41 кг) 23 золотника. В пересчете на золотые рубли по цене 5 руб. 45 коп. за золотник (4,27 грамма), установленной Центральным управлением Госбанка 30 апреля 1919 года, это составляло немногим более 6 млн руб.
Кроме того, в Сибири до начала мировой войны добывалось около 3 тыс. пудов золота ежегодно, что составляло две трети всей российской золотодобычи. Однако за годы войны и в особенности революции добыча упала в несколько раз. Рост добычи золота тормозило также изношенное и устаревшее оборудование. При этом золото добывалось шлиховое (самородное), которое требовало обогащения.
Колчаковский Минфин пытался стимулировать увеличение добычи золота, повышая закупочную цену, и к 15 сентября 1919 года цена золотника достигла 300 руб. Однако за счет продажи добываемого в Сибири золота разрешить финансовые проблемы колчаковского правительства было невозможно.
ОМСК — ВЛАДИВОСТОК. «ЗОЛОТОЙ ЭШЕЛОН» № 1
21 февраля 1919 года Совет министров постановил перевести иностранное отделение Кредитной канцелярии во Владивосток. В начале марта военный министр Н. А. Степанов говорил директору Иностранного отделения Кредитной канцелярии А. А. Никольскому:
Сегодня союзники еще дают нам снабжение, хотя и явно недостаточное. Завтра они могут перестать совсем, и симптомы есть. Последний из них — приглашение Ллойд Джорджа на Принцевы острова. Союзники быстро теряют интерес к нам после заключения перемирия… Золото — наш единственный ресурс, так как заводов почти нет, и все надо заказывать за границей. Но пока золото здесь, в подвалах Государственного Банка, мы можем иметь миллиарды и быть нищими. Оно должно быть во Владивостоке, где банки, биржа, торговля, порт — «окно» в цивилизованный мир. Я всецело разделяю об этом мнение вашего министра Михайлова. Надо бросить золото на весы «борьбы».
Говоря о нищете, генерал не преувеличивал. В тот момент все валютные ресурсы Омского правительства составляли 10 тыс. иен (5 тыс. долл.).
Однако доставить золото во Владивосток, находившийся более чем в шести тысячах верст от Омска, было не так просто. Между Новониколаевском (ныне — Новосибирск) и Красноярском на поезда нападали красные партизаны, на Дальнем Востоке и в Маньчжурии — хунхузы, но главное — надо было миновать «атаманские заставы» Г. М. Семенова в Забайкалье и И. М. Калмыкова в Уссурийском крае. Военный министр не рискнул отправить эшелон с русской охраной и обратился за помощью к союзникам. Эшелон отправился под британским флагом, чтобы обезопасить его от атаманов, не решавшихся посягать на имущество англичан (под британским флагом переправлялось английское снабжение). Поезд сопровождало полроты Гэмпширского полка с пулеметами. Тем не менее английский генерал, заменявший отсутствующего главного британского представителя А. Нокса, определял риск в 50 %.
«Золотой эшелон» состоял из пяти американских товарных вагонов, двух вагонов для команды и одного вагона для служащих Минфина. Вместе с золотом во Владивосток переправлялось иностранное отделение Кредитной канцелярии. Содержимое товарных вагонов, безусловно, представляло большой соблазн. Никольский нарисовал красочную картину погрузки ценностей, происходившую в обстановке строгой секретности:
Каждый слиток представлял почти чистое золото (999,6 пробы), весом в 30 фунтов, что равнялось маленькому состоянию — более 200 000 теперешних (воспоминания опубликованы в 1932 г. — О. Б.) франков. В кладовой Государственного Банка, когда туда проникали лучи солнца, эти слитки давали феерическую картину.
Кроме слитков, грузились мешки с монетами всех национальностей. Тут были английские соверены, 20-тифранковики (теперь =100 франкам), монеты в марках, гульденах, долларах, кронах, до пезет включительно.
Во многих ящиках находилось золото с серебром, еще не прошедшее через аффинаж. Были ящики с платиной, добываемой только в России, на Урале, и ценившейся в восемь раз выше золота.
Похоже, впрочем, что мемуарист подзабыл обстановку погрузки золота или добавил живописные подробности для читателей эмигрантской «Иллюстрированной России», аналога нашего «Огонька». На самом деле, как свидетельствует сухой, но точный акт о выемке ценностей из кладовых Омского отделения Госбанка, 1236 деревянных ящиков с золотыми слитками, золотистым серебром и серебристым золотом были отсортированы «чинами Госбанка без вскрытия упаковки их, а потому представители Государственного контроля, удостоверяя количество ящиков», были лишены возможности «засвидетельствовать отмеченное в акте их содержимое».
Наличие слитков в ящиках определялось на слух (!), а в некоторых случаях — по документам, имевшимся в распоряжении Центрального управления Госбанка. Такой способ подготовки ценностей к отправке вызвал протест со стороны государственного контролера Г. А. Краснова, заявившего Михайлову, что он «затрудняется» признать пользу от участия в этом деле служащих вверенного ему ведомства. Краснов просил министра финансов «почтить» его своим заключением по поводу изложенных обстоятельств отбора ящиков со слитками золота. Михайлова «изложенные обстоятельства» не смутили, он счел, что «вопрос об определении содержания ящиков не так важен, т. к. ящики отправляются во Владивосток в кладовые госбанка». Министр торопился.
Слух подвел сотрудников Госбанка только один раз. Вместе с 1235 ящиками со слитками во Владивосток был отправлен ящик с золотой монетой. «Золотой эшелон» сопровождали наряду с Никольским делопроизводитель 1-го разряда Госбанка Ф. М. Соколов и бухгалтер 1-го разряда Б. А. Медведев. Кроме указанных ящиков, на поезд были погружены 24 ящика Екатеринбургского отделения Госбанка, по-видимому, содержавшие платину. Таким образом, общее количество «мест» составило 1260.
Золото отправили во Владивосток до его официального «оприходования». Правительство лишь 3 апреля постановило начать прием золота на баланс Госбанка; 10 мая 1919 года приемка завершилась. 26 апреля 1919 года Совет министров постановил считать принадлежащим Госбанку золото частных банков и частных аффинеров, находившееся среди ценностей, эвакуированных в Омск, — «за отсутствием точных данных о его принадлежности». В случае установления владельца ему предназначалась компенсация в размере не свыше 32 руб. за золотник золота и 1 руб. 80 коп. за золотник серебра, содержащихся в неаффинированных слитках. Учитывая стремительный рост цен на благородные металлы, компенсация имела, как видим, символический характер.