Тема золотого запаса стала особенно актуальной в связи с запросом министра финансов правительства Деникина М. В. Бернацкого о возможности срочного предоставления заграничных кредитов. Управляющий внешнеполитическим ведомством Деникина А. А. Нератов в телеграмме от 12 февраля 1919 года на имя постоянно находившегося в Париже министра иностранных дел Сазонова изложил пожелания Бернацкого об открытии «в Лондонских и Парижских банках для спешных и неотложных надобностей: 1) Трассировочного кредита на общую сумму до 30 миллионов фунтов стерлингов и 2) Кредита в 30 миллионов рублей золотом, с обеспечением этого последнего кредита передачей Шанхайским банкам на соответствующую сумму золота из хранящегося в Сибирских учреждениях Государственного Банка золотого запаса». Телеграмма была передана на обсуждение в ФЭК, которое состоялось 21 февраля и проходило бурно.
Барк заявил, что, прежде чем рассматривать вопрос о способах покрытия расходов в заграничной валюте, «необходимо установить всеми Краевыми Правительствами точные бюджетные предположения о заграничных расходах, сначала для военных, а затем для гражданских надобностей. Способы покрытия должны быть рассматриваемы в следующем порядке: 1) заграничные кредиты, 2) экспорт товаров и только в 3) использование нашего золотого резерва, как средство равносильное мускусу и камфаре, к которым прибегают для поддержания организма, когда другие средства оказываются уже бессильными».
Будучи опытным бюрократом, Барк хотел получить обоснование весьма крупной суммы кредита, а также объяснение, почему сразу предлагалось прибегнуть к крайнему средству — залогу золота, не испробовав других путей. Он также высказал предположение, что «в настоящее время союзникам не труднее открыть нам кредит, чем во время войны, так как теперь у них имеются большие запасы снаряжения, в коих они уже более не нуждаются, и эти запасы они могут нам предоставить в кредит».
Однако ни один частный банк не рискнул бы предоставить серьезный кредит без согласия правительства своей страны, а также без внушительных гарантий возврата кредита. Но главным препятствием было отсутствие признанного союзниками российского правительства, а для того, чтобы получить признание, белому правительству требовалось контролировать значительную часть территории страны более-менее длительное время. То есть признание должны были принести военные победы, а одержать их без серьезной финансовой подпитки было почти невозможно.
Единственной реальной гарантией кредита могло послужить золото, но с ним финансисты расставаться никак не желали. В письме от 23 февраля 1919 года, направленном князю Г. Е. Львову и подписанном, в отсутствие А. Г. Рафаловича, Третьяковым, говорилось:
Золотой запас является достоянием всего Российского Государства и требует к себе особо бережного отношения. Кроме того, обеспечение открываемых кредитов золотом может создать прецедент и помешать в будущем открытию необеспеченных кредитов. Вследствие сего Финансово-Экономическая Комиссия полагает, что обеспечение кредитов золотом должно быть производимо с крайней осторожностью, в строго ограниченных размерах и в том лишь случае, если выяснится совершенная невозможность получения от Союзников кредитов, не обеспеченных золотом.
Однако решающее значение в вопросе об использовании золота имели не советы известных финансистов, а мнения их гораздо менее титулованных коллег в далеком Омске. В начале 1919 года в финансовой политике правительства адмирала Колчака произошли драматические изменения, причиной которых стала неожиданная смена курса союзников в русском вопросе.
Глава 2. КАК ПРОДАВАЛИ ЗОЛОТО
ОМСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО В ПОИСКАХ ДЕНЕГ. СОЮЗНИКИ И БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ
С первых дней своего существования и Всероссийское (Директория), и вскоре сменившее его Российское (колчаковское) правительства были озабочены поисками денег. Надежды на помощь союзников не вполне себя оправдывали, а о свободной наличности и говорить не приходилось. Проще всего было деньги печатать — но «печатный станок» (Экспедиция заготовления государственных бумаг) находился в руках большевиков, а денежные суррогаты, которые в изобилии пускали в оборот местные правительства, в заметных количествах обмену на иностранную валюту не подлежали.
Оставалась надежда на остатки кредитов в зарубежных банках. 19 ноября 1918 года министр финансов Омского правительства И. А. Михайлов разослал российским представителям в Вашингтоне (Бахметеву), Лондоне (Набокову), Токио (В. Н. Крупенскому), Париже (Маклакову) и Риме (Тирсу) телеграмму, в которой «покорнейше просил» «сообщить о всех неиспользованных кредитах, имеющихся [в] распоряжении посольств и финансовых агентов, какими условиями ограничено пользование ими, также [на] каких основаниях могло бы Всероссийское Правительство их использовать. Для улучшения финансового положения желательно получение свободных остатков иностранной валюты, если таковые имеются».
Ответы он получил обескураживающие: российские средства и имущество в Англии и во Франции были секвестированы, в Италии таковых вообще не оказалось, а общие объемы заимствований были незначительны. Посол в Токио Крупенский телеграфировал:
[В] распоряжении Посольства в Токио, а равно торгового агента никогда никаких кредитов, кроме служебных, не состояло. После большевистского переворота в здешнем Иокогама Спеши Банке осталось на счету Кредитной канцелярии около пятидесяти миллионов иен остатков от займов в Японии, не подлежащих переводу за границу. До формального признания правопреемственного Русского Правительства Японией эти деньги являются неприкосновенными.
По своим размерам, однако, указанная сумма далеко не соответствует нашим долговым обязательствам здесь, достигающим вместе с процентами почти трехсот миллионов иен. Таким образом, во всяком случае нельзя рассчитывать, чтобы означенный счет мог быть использован нами иначе, как на частичное погашение наших долгов в Японии.
Хотя российские долги Японии были невелики, а специальных мер в отношении российских счетов японское правительство не предпринимало (все имевшееся во время мировой войны имущество было своевременно вывезено во Владивосток), торговый агент К. К. Миллер рекомендовал министру не открывать счета в Японии, а переводить деньги «в каждом отдельном случае на имя подлежащих лиц с текущего счета, открытого во Владивостоке».
Надежды получить деньги в Америке не оправдались. Представитель Министерства финансов в США Новицкий телеграфировал: «Суммы на наш кредит [в] ноябре 1917 были свыше пятидесяти девяти миллионов долларов и были почти всецело истрачены». Деньги со счета в нью-йоркском «Ситибанке» могли расходоваться лишь с согласия американской администрации и шли на оплату контрактов, заключенных с американскими предпринимателями, и процентов по займам.
В банке «Гаранти Траст» «зависли» 5 млн долл. Банк удержал их в порядке компенсации за потери, понесенные в России. «Кредиты балансов обоих банков будут поставлены в наше свободное распоряжение только в момент официального признания правительства в России», — сообщал Новицкий.
Хватаясь за соломинку, Михайлов запросил финансового агента в США С. А. Угета о возможности реализовать на американском финансовом рынке облигации Займа свободы, выпущенного Временным правительством. «Реализовать облигации Займа свободы в настоящую минуту за границей совершенно невозможно, — телеграфировал Угет, — так как они никогда не были известны открытому рынку». Зато рынку были известны российские обстоятельства, что делало реализацию ценных бумаг и получение необеспеченных займов «совершенно невозможным».
Не удалось «вытащить» и российские казенные средства, находившиеся на счетах отделения Русско-Азиатского банка в Шанхае. Посол в Пекине князь Н. А. Кудашев информировал Омск:
Русско-Азиатский банк связан заявлением французского представителя в Китае, объявившего ему, что до воссоздания русского правительства находящиеся у него русские казенные суммы считаются неприкосновенными и не могут быть выданы никому без разрешения французского правительства. Имейте в виду, что даже кредитование Русско-Азиатским банком дипломатического представительства на Дальнем Востоке делается с ведома и согласия союзников.