Экономическое состояние Транссибирской магистрали было плачевным: она строилась в спешке, по кратчайшему пути и нередко проходила мимо оживленных торговых центров. Управление дороги получало правительственную субсидию, поэтому могло позволить себе работать с запланированным заранее убытком. Гражданская война отнюдь не способствовала улучшению экономического положения дороги и эффективности управления ею. Один американский журналист, путешествовавший по территории, которую контролировали антибольшевистские силы, отмечал, что никто ни разу не спросил у него билет. Чем бы ни объяснялся «либерализм» кондукторов — халатностью или опасениями нарваться на вооруженного безбилетника, — при таком положении вещей думать об окупаемости, не говоря уже о прибыльности дороги, не приходилось.
Финансово-экономический блок колчаковского правительства отчаянно пытался наладить экспортно-импортные операции для получения валюты, необходимой для снабжения армии и гражданского населения. Однако при ограниченности производительных и сырьевых возможностей Сибири, с одной стороны, и огромных потребностях армии — с другой, сальдо внешнеторгового баланса неизбежно было отрицательным. За первые четыре месяца 1919 года в Сибирь было импортировано товаров на 464 300 тыс. руб. Экспорт оценивался в 37 100 тыс. руб. Таким образом, импорт превысил экспорт в 12,5 раз! Понятно, что это должно было неизбежно привести к падению рубля.
ВНЕШНЯЯ ТОРГОВЛЯ БЕЛОГО ЮГА
Ситуация с внешней торговлей — и, соответственно, с валютной выручкой от нее — на Юге была не лучше, чем в Сибири. Не спасало положения и то, что некоторое время белые контролировали хлебородные территории и Донбасс. Отчасти это объяснялось нежеланием Деникина поступаться сырьем, которое могло пригодиться для восстановления России, отчасти — неумелым регулированием внешней торговли.
«Экономика — самый важный и самый хромающий пункт в южной политике», — пришел к выводу после поездки в «русскую Вандею» в октябре 1919 года Маклаков. В откровенном письме Бахметеву, написанном по свежим впечатлениям от путешествия на Дон, Маклаков дал не только блестящую зарисовку увиденного, но и точный «экспресс-анализ» финансово-экономических проблем Белого движения на Юге России.
Главное затруднение в экономике зависит от того, что наш рубль ничего не стоит за границей, что держатели сырья крестьяне тоже ничего не продают за рубль, что торговый аппарат в значительной мере разрушен, а правительственный аппарат из рук вон плох… Предприимчивые иностранцы приезжали с товарами; это были преимущественно американцы и англичане. За неимением частного торгового аппарата товары передавались управлению торговли, т. е. государству; государство посредничало в обмене его за сырье. Здесь начиналась административная неразбериха и злоупотребления. Население почти ничего не получало или за бешеные цены. Очень часто и товары не были нужны населению, предметы роскоши. В результате корабли не могли ничего купить и уходили возмущенные (sic!) или, напротив, давая взятки направо и налево, они за негодные товары увозили драгоценное сырье. Это был период, когда никакой пользы население не получало, кредит тоже падал все больше, а поощрялась одна спекуляция…
Позднее деникинское правительство попыталось свести свои функции к информированию российских и зарубежных предпринимателей о наличии тех или иных товаров и о ценах на них, а также к стимулированию экспорта или импорта при помощи системы запретов и разрешений. Были созданы также «торговые агентуры» за границей, в том числе в Париже и Константинополе. Однако к заметному улучшению это не привело.
Проблема поставок за границу сырья стала камнем преткновения в отношениях Белого Юга с Францией. Деникин считал, что традиционные российские экспортные товары потребуются для восстановления самой России, а также для уплаты государственных долгов. Однако французы, «финансовое положение которых особенно трудно и которые всегда были наиболее скупы», не желали больше снабжать белых безвозмездно или в кредит. Они говорят нам: мы можем вам поставлять еще довольно много оружия и военного снабжения, это все вам необходимо, но мы не можем этого делать даром; платите нам сырьем, платите в рассрочку на льготных условиях, но платите, иначе при всем желании мы ничего поставлять вам не можем… Здесь ложный круг: чтобы получить оружие, мы должны заплатить за него хлебом, но чтобы получить этот хлеб, мы должны доставить мужику товар, но чтобы получить товар, мы за него тоже должны заплатить все-таки тем же хлебом. Так, хлеб должен одновременно и покрывать наш долг за военные припасы, и стоимость отпущенных товаров.
Понятно, какой эффект в октябре 1919 года произвело прибытие в Лондон парохода «Эленхолл», доставившего товары — в основном сырье, закупленное Отделом торговли при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России — для реализации за границей. Британский премьер Ллойд Джордж возлагал определенные надежды на восстановление торговли с Россией, что должно было послужить среди прочего оживлению британской промышленности. По словам российского поверенного в делах в Лондоне Е. В. Саблина, появление парохода, груженного российским сырьем, вызвало в британских коммерческих и политических кругах удовлетворение и произвело «несомненную и чрезвычайно выгодную для нас сенсацию».
Часть товаров уже реализована исключительно выгодно, — телеграфировал в Омск Саблин. —.. Все удивляются, что, несмотря на большевизм и войну, революции, на жесточайшую гражданскую войну, Югу удалось столь быстро наладить свою торговую деятельность. В соответствии с этим поднимаются наши бумаги и рубли. Было бы чрезвычайно важно с политической точки зрения, чтобы подобного рода пароходы являлись здесь возможно чаще. Телеграмма Саблина, датированная 23 октября 1919 года, была передана в Кредитную канцелярию 13 декабря, уже в Иркутске: 14 ноября Омск был оставлен армией Колчака. К этому времени поднять российские бумаги и рубли уже не могли и десяток «Эленхоллов». В любом случае подобные «положительные примеры» были единичными и не меняли общей картины.
СИБИРСКИЙ РУБЛЬ. ВАЛЮТНЫЕ СПЕКУЛЯЦИИ. «АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА»
Проблем Омскому правительству добавила крайне неудачная денежная реформа. Целью реформы было изъятие керенок — 20- и 40-рублевых купюр, в изобилии печатавшихся большевиками. По различным каналам керенки попадали на территорию, контролировавшуюся белыми, что подхлестывало инфляцию. На практике получалось, что, используя керенки, население белой Сибири финансировало расходы большевиков. Реформа была конфискационной: половина сдававшихся в банки керенок обменивалась на новые сибирские знаки (сибирки), компенсацию за вторую половину можно было получить через двадцать лет. При отсутствии в Сибири хороших типографий и качественной бумаги не могли оказаться качественными и денежные знаки. Сибирки легко подделывались, и если фальшивки печатались за границей, их несложно было отличить от настоящих денег: настоящие выглядели гораздо хуже.
Член колчаковского правительства экономист Г. К. Гине свидетельствовал:
Когда с обесценением денег даже нищие чиновники стали получать жалованье пачками, министры могли собственными глазами видеть, с какою преступною небрежностью печатались эти знаки. Так, например, в одной пачке деньги были разных цветов, одни темнее, другие светлее; целая серия пятидесятирублевок была выпущена с опечаткой (месяц май был назван по-французски «Маі»); вместо «департамента» государственного казначейства печаталось «отдел», хотя отдел давно был преобразован в департамент; на некоторых не была поставлена точка. Если в руки попадало несколько пятисотрублевок, то нельзя было ручаться, что все они настоящие, потому что размеры их и цвет были различные.
В июле 1919 года в отделение Русско-Азиатского банка в Харбине поступили из Омска образцы сибирских казначейских обязательств достоинством в 1000 и 5000 рублей. Когда их сличили с принятыми ранее банком денежными знаками, то выявили 7 видов и 14 разновидностей таковых, причем ни один образец не соответствовал официальному стандарту.
Поначалу денежных знаков не хватало физически, и Михайлову приходилось самому сидеть в типографии и подгонять рабочих. Причина инфляции коренилась, конечно, не только в наплыве керенок, печатаемых большевиками, а в общих экономических и политических обстоятельствах, в которых приходилось действовать колчаковским финансистам. Инфляция вскоре приняла галопирующий характер. Накануне обмена денег, который начался в середине мая 1919 года, за одну иену давали в Харбине, финансовом центре Дальнего Востока, 9,90 руб. С середины до конца мая средний обменный курс составил уже 15,5 руб., в июле — 27,5, в августе — 37,5, октябре — 74,0, ноябре — 185,5, декабре — 144,0.
Денежную реформу, затеянную в разгар Гражданской войны, современники считали едва ли не главным грехом Михайлова. «По своим данным и характеру, — писал о своем министре Никольский, — Михайлов в сибирских условиях мог быть, и не без успеха — каким угодно министром, и даже председателем Совета министров, но только не министром финансов. Ибо в сложнейшей задаче управления финансами ничто не может заменить знания и опыт. В этой области не бывает чудес. Нельзя родиться финансистом. И это имеет значение в особенности там, где финансы разрушены, где экономика — в параличе».
Последний премьер-министр Российского правительства В. Н. Пепеляев считал, что деятельность Михайлова, «погубившего русский рубль… должна быть гласно выявлена перед лицом народной совести» путем назначения над ним судебного следствия.
Справедливости ради заметим, что умудренные опытом и убеленные сединами финансовые мудрецы, заседавшие в Париже, рекомендовали практически то же, что осуществил Михайлов. 27 февраля 1919 года за подписью С. Н. Третьякова министру финансов были по телеграфу переданы рекомендации финансово-экономической комиссии РПС:
Меры настоящего дня сводятся к следующим ближайшим практическим задачам: во-первых, освобождение денежного обращения частей России, где действует местное правительство, от зависимости от большевистского станка, и, во-вторых, к принятию мер, имеющих временный характер, для облегчения товарообмена этих частей России с заграницей. Для осуществления первой из указанных задач, комиссия нашла необходимым настоятельно рекомендовать правительству в Омске произвести замену имеющихся в обращении в Сибири разных типов старых денежных знаков на новые денежные знаки Омского правительства, как присланные из Америки, так и могущие быть изготовлены на месте.