– Я впадаю в детство! Да что в детство, я и в детстве так не играл. Вы не можете представить себе, насколько я был плох, очень, очень плох. С Аталиком перешел в проигранный пешечный эндшпиль… Сам, добровольно перешел… Нет, цейтнота не было, это у него был цейтнот… А как я проиграл Александрову? О Раджабове уже не говорю – я переиграл его совершенно, но потом что-то произошло и в конце проиграл на 42-м ходу… А с Шировым? Он сделал ход, позиция была примерно равная, схватился за голову и убежал, я же, как ребенок, тут же поддался и отдал фигуру. Такой трюк, знаете ли, он сделал в стиле старых мастеров. А партию, которую я выиграл у бельгийца, видели? Знаете, что он сдался в выигранной позиции? Я думал, что всю партию отлично вел, прямо как молодой, вскрыл линию «g», активность, напор, атака. Так и пребывал в эйфорическом состоянии, пока мне не сказали, что в позиции, где бельгиец сдался, я проигрывал…

Но очередной успех возвращал его, пусть и не надолго, в привычное состояние. В середине июня 2004 года победил в двухкруговом турнире, где вместе с Портишем и Белявским играли молодые венгерские гроссмейстеры. Тут же позвонил, чтобы сообщить:

– Знаете, я выиграл 26 очков Эло.

– Так что ваш коэффициент теперь 2610…

– Да, что-то в этом роде. Маловато, конечно, но хоть взгляд не корежит…

В самом конце того же года и начале следующего набрал 4,5 из 9 в норвежском Драммене (2004/05). Заметил после турнира:

– Играю 120 партий в год, каждый третий день. Эко дело, силы есть, но вот честолюбия уже не хватает…

В действительности всё было наоборот: не хватало сил, а честолюбие у него совсем не уменьшилось. Вспомнилось, как острый на язык Петросян сказал однажды: «С честолюбием Корчного я бы вечно оставался чемпионом мира». В этой шутке тоже объяснение шахматного долголетия Виктора Корчного. Но не полное объяснение. А полное заключается в том, что обручившись с шахматами еще в юношеском возрасте, он играл в них со страстью, с исступлением, и они значили для него больше, чем для кого-либо, кого я знал в мире игры. А знал я многих.

Не только из его поколения, но и из последующего не осталось никого, кто продолжал бы бороться с молодыми, напористыми, наигранными профессионалами, представителями новых, компьютерных поколений. Но и легко ему не было. Расстраивался невероятно после проигрышей, полагая, что можно что-то сделать, чтобы если и не вернуть себя в прежнее состояние, то хотя бы избавиться от непонятно откуда взявшихся просмотров и просчетов.

Сказал тогда же:

– Каждый день после проигрыша я иду на партию с целью отыграться. С решимостью победить или умереть. Изменилось ли что-то во мне за десять, двадцать, тридцать, сорок лет? Вряд ли.

Слоны в старости теряют бивни и предают их погребению. Корчной продолжал волочь свои шахматные бивни до самого конца, не желая понять, что ни талант, ни исступленная работа, ни фанатизм не возмещают того, что уничтожает время. Радости, хотя и случаются, слишком редки, а тренировки лишь отнимают крупицы энергии, необходимой для самого процесса игры. Иногда постоянные интенсивные занятия, может, и вознаграждаются сторицей, но в целом польза от них абсолютно непропорциональна затраченным времени и силам. В его случае, правда, был сильный контраргумент: а для чего еще нужны время и силы?

В старости неизбежно появляется ощущение катастрофы, чувство, что ты выброшен на обочину жизни и никому не нужен. Но, слыша такое от других, трудно смириться с этим, когда приходит твой собственный черед.

Жаловался, позвонив после того турнира в Норвегии:

– Вы видели мои партии? Почему я играю так быстро? В чем дело? Из-за опыта и интуиции, вы говорите. Да нет, другие тоже быстро играют, но чувствуют критический момент, а я вот нет. В чем здесь дело? Как это можно исправить?

23 марта 2006 года ему исполнилось семьдесят пять. Позвонил, начал поздравлять, но он прервал меня и тут же стал говорить о рапид-турнире в Израиле, где играл давеча:

– Понимаете, проиграл первые три партии – ну, думаю, всё, снова катастрофа. Хотел даже выбыть, но как-то превозмог себя и набрал в итоге плюс один!

Когда в сентябре поздравил его с победой в чемпионате мира среди сеньоров (2006), где он сыграл для разнообразия, только пожал плечами:

– Ну, это вы шутите, конечно. Я всем говорю – вот еще турнирчик выиграл… Да и вообще, я против градаций в шахматах: юные, ветераны. Да, я старше других – и что с того?..

Играя рядом с ним два сезона за клуб второй лиги командного первенства Голландии, я видел, что он вкладывал в партию всего себя, как будто речь шла о первенстве мира. А после совместного анализа с партнером, уступавшим ему в рейтинге пунктов четыреста, нередко оставался за доской один и в поисках истины еще долго потихоньку передвигал фигурки. Соперники из голландской глубинки, никогда не видевшие великого Корчного, останавливались около его доски, следя за ходом мысли маэстро, но он не обращал на них никакого внимания.