Суд России и право России Ленин знал с редким совершенством.

Рабочее дело, которому он служил, за которое боролся, наблюдения, свидетельства тогдашней прессы, выступления в суде позволили ему еще в начале нашего века произнести два казнящих слова: бегство правосудия.

В России нет правосудия, оно бежало!

Известно, что из Петербурга в Шушенское Ленин был выслан без суда.

Четырнадцать месяцев в одиночке дома предварительного заключения, четыре допроса и - уныло далекий путь через Россию с проходным свидетельством петебургското градоначальника.

Ни обвинителя, ни судей, ни вердикта обвинения!

На месте последнего - справка департамента полиции, помеченная 23 декабря 1896 года: «Ульянов Владимир Ильич, помощник присяжного поверенного, привлечен по делу С.-Петербургского кружка «социал-демократов». Сидит под стражею с 9 декабря 1895 г. Министр юстиции полагает выслать Ульянова в Восточную Сибирь на 3 года. Департамент согласился с этим мнением…»104. На месте судей, как это видно из справки, - два главных лица в официальном насилии. Уже вскоре их вывод становится постановлением Особого совещания - тайной коллегии из четырех чиновников, - а затем и «высочайшим повелением единодержавца российского»: Николай II утверждает решение о высылке Ленина.

Вот и весь суд. Тайный, по бумагам, без права обвиняемого видеть своих обвинителей, защищаться.

Суд без суда.

По возвращении из ссылки Ленин узнает о побоище на Обуховском заводе в Петербурге. Тогда-то и рождается его казнящая формула:

«Правосудие» сбрасывает с себя маску беспристрастия и возвышенности и обращается в бегство, предоставляя поле действия полиции, жандармам и казакам…» 105]

Это о преследовании рабочих.

О рабочих.

И о себе.

Одиннадцать его защит по делам о голодных кражах - это повторенный одиннадцать раз успех адвоката, нередко вершина этого успеха - оправдание и свобода. Но это и одиннадцать трагедий. Победы его отводили чрезмерную жестокость, но не отменяли, не могли отменить жестокого правила: если ты украл булку хлеба, тебя посадят в тюрьму.

До встречи с Вентцель я был уверен, что судебная практика не сталкивала Ленина с наградой за кражу.

И вот Константинов.

В «Случайных заметках» Ленин писал: «Мелкий вор - на каторгу, а крупный вор, все эти тузы, министры, директора банков, строители железных дорог, инженеры, подрядчики и пр., хапающие десятки и сотни тысяч казенного имущества, они расплачиваются в самом редком и самом худшем случае ссылкой на житье в отдаленные губернии, где можно жить припеваючи на награбленные деньги (банковые воры в Западной Сибири) и откуда легко удрать и за границу (жандармский полковник Меранвиль де сен-Клэр)» [106].

Константинов повернул куда круче. Он не только ушел от расплаты, хотя бы эфемерной, символической, но и угнездился на стороне добродетели. Легко представить, с каким сарказмом говорил со своего места Ульянов о воре, что обвинял свою жертву в собственном преступлении.