Бамбуров мог взять любую вещь, дорогую, даже очень дорогую: потерпевший подтверждал это с листа 13-го материалов предварительного следствия. Мог, но не взял, так как шел не за фамильным серебром и лисьими салопами. Из чужого дома от хотел выйти в том же «звании»: не богачом, а нищим, только по-настоящему экипированным, с сумой-побирушкой через плечо. Настойчиво и долго молил он о работе, о деле для своих рук и, не получив дела, стал молить о куске хлеба, который мог бы и хотел заработать сам.
То, что сделал Бамбуров, ничтожно по умыслу и последствиям. И потому грозящая ему санкция по статье о взломе - ссылка в Сибирь, долгая тюрьма в Тобольске или Томске, каменный мешок в наказание за посконный - не может быть не умерена применением «сострадательной нормы», статьи 1663.
Предъявляя суду резюме о мотивах кражи, Владимир Ильич не был связан необходимостью изыскивать особые для этого доказательства. Сама кража, искусно исследуемая им, доказывала извиняющий характер мотивов: подсудимый был вынужден красть, чтобы не умереть с голоду.
На форменном бланке под шапкой: «Вопросный лист гг. присяжным заседателям» - коронные судьи поставили три вопроса. Третий звучал так:
«Если Бамбуров виновен по которому-либо из предыдущих вопросов, то содеянное им преступление не совершил ли он по крайности и неимению никаких средств к пропитанию и работе?»
Присяжные решили:
«Да, при этих обстоятельствах» [98].
Приговор - это ответ. Ответ суда на вопрос: было ли преступление, и если оно было и подсудимый виновен, как он должен ответить. По букве царского права существенное «уменьшение вины и строгости» наступало в том случае, когда присяжные (по делам с их участием, разумеется) признавали необходимым дополнить свой вердикт указанием на то, что подсудимый совершил преступление при смягчающих вину обстоятельствах.
Именно это и произошло в нашем случае.
Коронные спросили присяжных так, как хотела защита, и так же, как хотела защита, присяжные ответили коронным.
Значит, свобода?
Нет, тюрьма.
После того как судебное следствие перебежало главное свое поле и присяжные принесли из совещательной первую часть приговора - о преступлении, - председательствующий назначает новую фазу состязания - о наказании.
Наказывать будут коронные.
Снова Радковский извлекает на свет божий свою тетрадь. Ульянов снова парирует его удары.
Протоколист пишет:
«Решением присяжных заседателей подсудимый признан виновным. Председателем исполнена 820 ст[атья] Уст[ава] уголовного] судопроизводства]. Товарищ прокурора полагал применить к подсудимому наказание по 5 п[ункту] 31 ст[атьи] Ул[ожения], а защитник просит назначить наказание по 3 степ[ени] 33 ст[атьи] Уложения]» [99].
Положительный вывод присяжных: «Да, при этих обстоятельствах», - обязателен для судей короны. Они дадут теперь меньше того, что предписывает статья о взломе, и потому Радковский, называя пятую степень - наказание двумя степенями ниже «положенного», - уступает диктату неотвратимого «милосердия». Ульянов идет дальше. Не удовлетворяясь «щедротами» правого столика, он называет новую статью, новую степень. Это еще ниже, еще мягче.
Защитительная идея молодого адвоката дерзка. Чтобы воспользоваться ею, судьи короны должны будут прибегнуть к статье 1663. Только она, эта статья, допускает чрезвычайную снисходительность, при которой гребень суровости может падать ниже чем на две меты.
Пойдет ли на это коронное трио?