В протоколе суда слов очень мало. Не странно ли?
Ведь разбирали спор целых два дня: 12-го и 13-го. Так долго не шло в Самаре ни одно другое дело с участием Ульянова. Приглашение к суду по делу прусского дезертира Вильгельма Садлоха и малолетнего сына «временно отпущенного рядового» Степана Репина (Ульянов защищал обоих) последовало в 4 часа 50 минут пополудни, а уже в 6 часов 10 минут распорядительный колокольчик присутствия объявил об окончании разбора. Судебное следствие по делу чистопольского мещанина Юдина протекало еще скоротечнее - 1 час 10 минут, по делу Красноселова - 3 часа 15 минут, по делу Китаева и Крылова - 1 час 15 минут, по делу Красильникова, Зайцева. Уждина - 2 часа 45 минут… По всем защитам в уголовном отделении Самарского окружного суда - а их было пятнадцать - Ульянов провел за адвокатским столиком 30 - 35 часов, не больше. А вот исковое прошение Михайлова - Константинова, продолжавшее уже «решенный» спор, одно исковое прошение, одно дело занимает два полных дня. Едва ли не половину того, что потребовали пятнадцать процессов по уголовным делам, - вся практика Ульянова в уголовном отделении.
Почему?
Возвращаюсь к большому листу в орнаменте гербовых марок, нарядному, как старинная цветная олеография, - тут аргументация Михайлова. Перечитываю голубоватые страницы с рукодельем протоколиста, прочие бумаги, коммерческие, процессуальные… Да, да. Процесс долог, а протокол неимоверно куц по одной и той же причине: судил Михайлов. Не суд, а Михайлов. Истец. Покровительство, которое ему оказывали судьи, было беззастенчивым, непрерывным, изобретательным. Перед Ульяновым и Клеменцем то и дело возникали самые неожиданные преграды.
Тот, кто правил судом из высокого кресла - г-й А. Я. Мейер (маленький человечек, напоминавший внешне забиячливого рассерженного зяблика), - хотел видеть перед собой спор логиков. Чистый спор логиков. Только этот спор.
Только такого спора хотел и Михайлов.
В своем прошении истец предъявил присутствию лишь одну логическую фигуру - ответчики взяли деньги, следовательно, незаконно их удерживают - и одно доказательство - копию решения Саратовской судебной палаты. Этот отвлеченно риторический аргумент Ульянов и Клеменц парировали по-житейски просто: сказать, сколько должен, можно лишь после того, как будет сказано, сколько взял. Истина начинается со второго.
В суде соперничали не только две разные точки зрения по вопросу, кто кому должен, но и две тактики: Ульянов и Клеменц клонили разбор дела к исследованию жизни, порядка вещей, характера и содержания взаимоотношений «указчика» с «приказчиками», Михайлов - к бумаге.
К бумаге, к саратовскому резюме по синему делу клонил и Мейер.
И даже протоколист.
Перо его было озабочено лишь тем, чтобы увековечить голую схему спора, соображения сторон по формальным пунктам иска. За два дня дебатов Ульянов и Клеменц не раз поднимались над своими столиками, но их речи, реплики, замечания и справки протоколист свел в одну, и притом общую, запись.
Вот она:
«Поверенные ответчиков: Брискера - Ульянов, и Шимковича - Клеменц, возражая против иска и объяснений Михайлова и находя иск Константинова преждевременным, недоказанным и не подлежащим удовлетворению, объяснили что из решения Палаты, положенного в основание иска, видно, что Константинов утверждал, что Брискер и Шимкович получили от него 63 000 руб., что в 50 000 рублях они не должны давать отчета, а только в остальных 12 000 рублях. Следовательно, чтобы доказать иск, надо доказать получение 63 000 руб. Из решения Палаты видно, что она не только не признала доказанным получение этих денег, но отстранила от своего рассмотрения этот вопрос. На самом деле Палата, не входя в рассмотрение количества полученных денег и считая доказанным лишь получение 12 000 руб., решала только вопрос о квалификации договора. Необходимость особого выделения этого вопроса и разрешения его отдельно от вопроса о количестве полученных денег вызывалась, во-первых, той постановкой, которую получило дело в первой инстанции, а во-вторых, невозможностью перейти к оценке доказательств ранее решения вопроса, приказчики или подрядчики были Брискер и Шимкович, так как законы для подряда и найма различны» [111].
Долго сижу над голубоватой страницей.
Поднявшись, обхожу стол.
Окно.
С шутливым преувеличением я называю его окном в Москву. Тут мое думное место.
Нашел или потерял?
Потерял, пожалуй.
Потерял надежду еще раз услышать его голос. Ничто не сказало, была ли кража в действительности…