Лорейн (как Элис): Да... (пауза) Я забыла, о чем мы говорили.

Лорейн/Элис неслучайно «забыла» тему разговора именно в этот момент. Подобно тому, что происходило на предыдущей сессии, когда Лорейн/Элис почти отчаянно перебивала, чтобы отвлечь терапевта от вопросов о ее семье, здесь Лорейн/Элис «забывает», о чем она говорила. Потребность сохранять иллюзию, что родители любили ее и заботились о ней, избегать мыслей о том, какой ужасной была ее семейная жизнь, слишком сильна, чтобы рисковать и продолжать следовать этой линии рассуждений. Вместо того чтобы бросать вызов этой защите (и повышать риск ухудшения отношений, которые были созданы с Лорейн/Элис), терапевт мягко перенаправляет ее внимание.

Терапевт: Мы только что обсуждали самую важную тему: Элис и чувства Элис. И качество вашей жизни, Элис.

Лорейн (как Элис): Сейчас у меня хорошая жизнь.

Терапевт: И как вас не понимали. Это кое-что из того, что раздражает вас в вашей семье, не так ли? Держу пари, никто по-настоящему вас не понимает.

Лорейн (как Элис): Никто не знает о том, что я помню.

Терапевт: И контраст между вашей теперешней реальностью и вашими воспоминаниями, должно быть, огромен.

Лорейн (как Элис): Каждую ночь я благодарю Бога за мою кровать.

Терапевт: Но в то же время вы наверняка продолжаете сердиться из-за того, как вам было плохо в детстве. Вы никогда не позволяете себе об этом забыть.

Когда исследование затрагивает семью Элис, Лорейн/Элис защищается; когда оно касается ее собственных переживаний, она в состоянии ответить. В то же время эти два аспекта тесно взаимосвязаны; они являются двумя сторонами одной монеты. Она как будто должна удерживать их порознь, чтобы оставаться собранной. Но удерживание их порознь мешает ей быть по-настоящему «собранной» и по-настоящему целостной. Терапевт продолжает исследование, следуя за каждой новой нитью, которая появляется.

Лорейн (как Элис): Я не могу это забыть.

Терапевт: Расскажите мне об этом опыте, Элис.

Лорейн (как Элис): Я не могу это отпустить.

У любого поведения есть какая-то функция. Если Лорейн/Элис вынуждена держаться за свой гнев, у этого есть причина: исследование функции этого поведения поможет ей обнаружить новые варианты и альтернативные способы удовлетворения этой потребности.

Терапевт: Ведь что произойдет, если вы освободитесь от своего тайного гнева на своих пьющих родителей? Что произойдет с вами? Я верю вам. Я верю, что вам было необходимо держаться за это.

Лорейн (как Элис): Просто... (беспомощный жест) Я буду просто ничем.

Терапевт: И чтобы не быть ничем...

Лорейн (как Элис): О, я чувствую, что как будто парю.

Чувство «парения» может быть сигналом о том, что Лорейн/Элис начинает диссоциировать, что является последней защитой от невыносимой боли или тревоги. Ее гнев действительно был средством выживания; даже фантазия о том, чтобы отказаться от него, уводит ее в сферу небытия. Ей необходимо вернуться, заземлиться и вновь ощутить защиту терапевтических отношений. Следующее приглашение терапевта, хотя сперва и вызывает у нее замешательство, возвращает ее обратно.

Терапевт: Давайте вернемся к тому, на что вы гневаетесь.