Терапевт: И как бы игнорирования вашего происхождения.

Вводится еще одна тема. Из предшествующей работы с Лорейн терапевт знает, что Лорейн/Элис - очень «приличная» женщина, для которой внешнее впечатление чрезвычайно важно. Тот факт, что ее родители были алкоголиками и что они были бедными и невежественными, был источником стыда, который также надо удерживать отдельно от того, какой она хочет видеть себя и какой хочет выглядеть в глазах других. Все это прошлое также должно быть возвращено и присвоено, чтобы она смогла быть подлинной и целостной - с собой и со своей дочерью.

Лорейн (как Элис): Верно.

Терапевт: Расскажите мне об этом - об игнорировании своего происхождения.

Лорейн (как Элис): Игнорирование моего происхождения. Я ничего не знаю об этом.

Терапевт: Ну, похоже, ваша семья была из низов.

Лорейн (как Элис): Да. Ниже уже некуда.

Терапевт: Расскажите мне об этом - «ниже некуда».

Лорейн (как Элис): Просто в... Не знаю, когда я вижу детей...

Терапевт: О таких говорят «пьющий класс», да?

Лорейн (как Элис): Пьющий класс, да, пьющий.

Терапевт: Класс, ниже которого не бывает.

Лорейн (как Элис): В рождественское утро в печи нет угля, не говоря уже о елке. Я дарила своим детям на Рождество все игрушки, которые только можно было представить.

Терапевт: И каково это было?

Обозначение «ниже некуда» и связанные с этим воспоминания и чувства слишком невыносимы; Лорейн/Элис снова возвращается к тому, какова ситуация сейчас. Это возвращение поспешное, стремительное, почти с оттенком отчаяния: «Я должна сказать вам об этом, чтобы не дать вам спросить о том». Терапевт, позволяя себя перебить, уважает безотлагательность негласной просьбы и следует за Лорейн/Элис.

Лорейн (как Элис): И Пасха, позвольте, я расскажу вам о Пасхе.

Терапевт: О, расскажите. Мне нравится Пасха.

Лорейн (как Элис): В центре Эмпории у нас была кондитерская, которая готовила эксклюзивные конфеты. И я шла туда за несколько недель, и заказывала конфеты, большие кокосовые яйца и лакомства, покрытые... еще чем-то, белый шоколад и мармеладки, и кролики, и мои дети никогда не просыпались в утро Пасхи без пасхальной корзинки.

Терапевт: И ваши дети никогда бы не отощали, не так ли?

Лорейн (как Элис): Нет, никогда. Моя Лорейн была худенькой, когда была совсем крошкой. Мне было так стыдно. Я пошла с ней к врачу, и думала, что доктор подумает, что я ее не кормлю.