Терапевт: О, это интересно, ведь вы собираетесь признать, что...

Лорейн (как Элис): Думаю, с ней я теряла терпение.

Терапевт: Вы теряли терпение. Что вы имеете в виду?

Терапевт собирается конфронтировать несоответствие между клятвой Элис никогда не сердиться и ее признанием, что маленькая Лорейн спрашивала, почему она все время была в «бешенстве». Однако, Лорейн/Элис перебивает и начинает новую тему (потеря терпения), и терапевт решает идти за ней. Рассмотреть, как Элис нарушала свое решение, можно позже. Конфронтация может подождать.

Лорейн (как Элис): Думаю, это было из-за белья для стирки или чего-то такого. Разбрасывания вещей... Я была уставшей, мне постоянно приходилось заботиться обо всех этих мужчинах. Глажка, надо было гладить...

Терапевт: Всех этих мужчинах? Каких мужчинах?

Лорейн (как Элис): Мой муж; брат моего мужа переехал к нам, а потом еще мой племянник приехал пожить с нами какое-то время. И всем им постоянно были нужны накрахмаленные рубашки...

Терапевт: И как так вышло, что вы взяли на себя заботу обо всех этих мужчинах?

Лорейн (как Эдис): Ну, я думаю, это было просто... мы жили в большом доме во времена Депрессии с тринадцатью людьми, и это было просто, просто принимали людей в дом... Я никогда не хотела, чтобы кто-то остался без дома.

Терапевт: Никто не должен пережить то, через что пришлось пройти вам.

Это утверждение терапевта резонирует с давним решением Элис, хотя слова довольно отличаются. Изначально Элис решила: «Я никогда не буду такой, как они». От этого решения крошечный шаг к «Я никогда не буду относиться к другим так, как они относились ко мне», и это легко превращается в «Ни с кем нельзя обращаться так, как обращались со мной. Никто не должен страдать так, как страдала я». И вместе с этим последним преобразованием Элис создала перечень, который раздувает пламя того самого гнева, который она поклялась никогда не выражать.

Лорейн (как Элис): Именно. Это было так ужасно.

Терапевт: (пауза) Расскажите мне еще раз о том, как вы раздражались и читали нотации своим детям, о сарказме и так далее. Потому что это выглядит как нарушение вашего решения никогда не сердиться.

Отметив контраст между тем, что должно было быть и что было по факту, контраст между тем, как обращались с Элис и как она пообещала обращаться с другими, терапевт теперь возвращается к теме нарушенного решения.

Лорейн (как Элис): (с энергией) Ну, меня по-настоящему задевало, когда люди не ценили то, что я делала, то, что я так старалась обеспечить хорошую еду на столе...

Терапевт: Вы были бы более благодарны...

Лорейн (как Элис): ...И они воротили нос от того, что я готовила. Да!

Терапевт: Вы были бы очень признательны, если бы ваша мать приготовила хоть что-нибудь.

Лорейн (как Элис): (оживленно) Никто никогда не готовил мне завтрак; как-то раз я пошла в гости к моей подруге, Либби Дженкинс, и у нее был такой завтрак, я никогда этого не забуду. У меня не было никакого завтрака, а она не хотела есть свой. Там была овсянка, апельсиновый сок и булочки с глазурью. И каждый раз, когда я ем овсянку, я говорю об этом завтраке, которого у меня не было.

Еще один признак того, что ингроецированный другой полностью катекти-рован и что клиент воспринимает и взаимодействует как интроецированный другой - это использование определенных, конкретных деталей при описании воспоминаний. Упоминание Элис имени своей подруги детства и ее описание завтрака подтверждают, что работа идет в нужном направлении и что клиентом сейчас является «Элис».