Глава 5.1. Призрачный тройственный союз

Вечером 6 января 1598 года умер великий князь московский Федор Иванович. Потомства после себя он не оставил. Его жена, Ирина Годунова, не захотела удерживать власть за собой и ушла в монастырь. Отрекшись от престола и приняв постриг, вдова Федора открыла новую страницу московской истории. В стране, которая издревле управлялась монархом, началось безвластие. Если для Речи Посполитой такое положение дел было привычным, то Московия попала в подобную ситуацию впервые. Вопрос о наследнике престола вышел на первый план — страсти стали накаляться. Однако официальное обсуждение вопроса было отложено на сорок дней, и в Московском государстве сохранялся временный порядок управления.

Правящие круги предприняли ряд шагов, благодаря которым Московия готова была приветствовать нового великого князя в состоянии покоя.

Прежде всего были закрыты границы государства. Никого не пускали ни туда, ни обратно. Не только на больших дорогах, но и на узеньких тропинках, которые вели за рубеж, была выставлена охрана. Московские бояре позаботились, чтобы сведения о событиях в Москве не попали в Литовское княжество или к немцам. Купцы польские, литовские и немецкие с товарами и слугами были задержаны в Москве и приграничных городах — Смоленске, Пскове и других. Было принято решение весь этот честной народ содержать за государственный счет. Официальные связные из соседних государств находились под охраной. Их возвращали в пределы Московии в самые сжатые сроки. Представителю оршанского старосты Андрея Сапеги (родной брат Льва Сапеги) в Смоленске не позволили даже довести коня до водопоя. А про то, чтобы сходить за покупками на ярмарку, даже и речи быть не могло. Московитов беспокоило, что соседние государства, в первую очередь ВКЛ, могут использовать сложившуюся ситуацию в своих интересах.

Больше всего боялись начала войны. В приграничных городах и местечках принимали чрезвычайные меры. Смоленские укрепления поспешно достраивали. Камень, кирпич и другие материалы завозили на стройку тысячами телег. Смоленский гарнизон дополнительно усилили высшими воинскими чинами: к двум воеводам добавили еще четырех [107, с. 147]. Дозоры расставили не только в самой крепости, но и за ее стенами. В Пскове полностью заменили местное руководство. В общем, московское государство опасалось иностранного вторжения и тщательно готовилось в случае чего дать отпор. Избрание нового великого князя должно было пройти не только без иностранного участия и влияния, но и втайне от чужих глаз. Никто не должен был знать, при каких обстоятельствах и с какой степенью единогласия будет избран московский правитель.

Великое княжество Литовское более других государств было заинтересовано в предвидении и предопределении судьбы московского трона. Литвинские разведчики мыслимыми и немыслимыми способами старались раздобыть хоть какую-то информацию о состоянии дел в Московии во время отсутствия государя.

Еще в январе 1598 года староста оршанский Андрей Сапега письмом передает кое-какие сведения о происходящем в Москве после кончины Федора. Он называет четырех наиболее вероятных претендентов на великокняжеский венец: Бориса Годунова, Федора Мстиславского, Федора Романова и Богдана Бельского (между прочим, трое последних — потомки выходцев из ВКЛ).

Наиболее серьезным претендентом на тот момент Андрей Сапега считал Федора Романова. Главный аргумент в его пользу — принадлежность к царской династии. Самым решительным, по мнению Андрея Сапеги, был Богдан Бельский. Мечтая стать во главе Московии, он, как только проведал о смерти Федора, с большим отрядом вооруженных людей прибыл в столицу. О том, что московиты опасаются возможного вооруженного решения вопроса о наследнике трона, доносили и шпионы Льва Сапеги.

Через три недели, в следующем письме, Андрей Сапега сообщает, что сам Федор, умирая, предлагал избрать на престол Федора или Александра Романовых, или Мстиславского, или Годунова, а в начале февраля пересказывает между прочего московские слухи. Дескать, Годунов спросил у умирающего великого князя Федора в присутствии великой княгини Ирины и Федора Романова о том, кому быть на великокняжеском троне, надеясь, что великий князь назовет его самого (то бишь Бориса). Но Федор ответил ему: «Тебе не надлежит быть великим князем, если только не изберут тебя единодушно, но я сомневаюсь, чтобы тебя выбрали, потому что ты низкого происхождения (из подлого люда)» [107, с. 150].

Информаторы Андрея Сапеги поначалу были убеждены, что на царство взойдет Федор Романов: за него стояла знать как за шурина великого князя; однако эта уверенность пошатнулась, когда стало известно, что на стороне Бориса не одно низовое дворянство, военные, но и простой люд. Эти сведения, сообщенные Андреем Сапегой, разошлись по всей Европе и даже сохранились в итальянском переводе.

Но уже в феврале, основываясь на донесениях своих агентов, Сапега все более убеждался, что на московский престол будет избран Борис Годунов. Так оно и случилось. 1 сентября 1598 года Борис был коронован в Успенском соборе Московского Кремля. Безвременная смерть московского правителя, ровесника Льва Сапеги (в 1598 году Федору, как и ясновельможному, шел только сорок первый год) и неожиданное избрание Бориса Годунова смешало все планы руководства ВКЛ. Несмотря на принимаемые меры, оно оказалось абсолютно не подготовленным к тому, чтобы использовать все преимущества в момент безвластия в соседней стране. Возможно, это свидетельствует о том, что в конце XVI века руководство ВКЛ не ставило себе целью скорый захват Московии и подчинение этой территории — еще кровоточили раны, нанесенные войнами с Иваном Грозным. Московия представлялась достаточно сильным государством, чтобы строить подобные планы, и это, безусловно, стратегический просчет Льва Сапеги, фактически стоявшего у руля внешней политики ВКЛ.

В дальнейшем правительство Великого княжества задействовало все возможные средства, чтобы как можно глубже изучить состояние дел в Московии. В этом хорошо зарекомендовали себя младший брат канцлера Андрей Сапега и организованная им секретная служба. Каждый, кто пересекал границы Московии, должен был сообщать о всех сколь-нибудь важных изменениях, замеченных во время пребывания на ее территории. Купцы, военные, торговцы, мытники, не говоря уж о государственных мужах, — все собирали информацию. Иначе было нельзя, слишком часто эти две державы воевали меж собой. Главная ставка в сборе сведений делалась на высокопоставленных чиновников Московии, знающих о происходящем, что называется, не понаслышке. (Кстати, и по сей день российские, да и зарубежные, историки пишут свои работы о том времени во многом со слов шпионов Андрея Сапеги. Именно благодаря ему и его секретной службе исследователи и просто люди интересующиеся имеют возможность проследить, как развивались события.)

И все же любые попытки Льва Сапеги изменить политическую ситуацию в Московии были запоздалыми и решительно пресекались московскими властями. Не удалось Речи Посполитой повлиять и на исход избирательной борьбы в 1598 году. Ее сейм предложил кандидатуру короля Сигизмунда Вазы в качестве претендента на великокняжеский московский трон. В письмах к Годунову король обещал сохранить за ним положение правителя, а московское дворянство искушал шляхетскими вольностями. Однако эти обещания не были приняты [117, с. 77].

Рассуждая о ситуации, сложившейся в Московии, Лев Сапега пришел к выводу, что и кандидатура великого князя Бориса Годунова («из подлого люда») и способ воцарения — путем избрания, и многочисленные уловки, с помощью которых тот взошел на московский престол, отвечают его интересам и планам касаемо заключения Вечного мира между государствами.

Канцлер осознавал: между Литовским княжеством и Московией завязан тугой узел противоречий. Развязать его можно лишь двумя способами — окончательно подчинив одну страну другой и уничтожив ее самобытность и независимость либо пойдя на компромисс. История взаимоотношений двух стран свидетельствовала, что до сих пор два русских по своей сущности государства не могли мирно сосуществовать и развиваться [96, с. 88]. Поскольку сил и средств у ВКЛ для поглощения Московии не было, Лев Сапега приступил к созданию детального плана Вечного мира между соседями. Он счел этот период наиболее благоприятным для заключения такого соглашения между Москвой и Вильно. По его мнению, убедить знать в том, что народы, которые здесь жили испокон веков, произрастают из одного корня, — задача несложная. Общими были и вероисповедание (многие в ВКЛ исповедовали православие), и враги (например, вассал Османской империи — крымский хан), близкими были языки. И наконец, в 1598 году Московия мирным путем избрала на престол нового монарха, то есть изменился порядок прихода к власти: место царя наследственного занял царь выборный, который должен был учитывать интересы своих избирателей. В Москве было немало сторонников государственного строя ВКЛ и Королевства Польского, к ним принадлежали многие влиятельные люди. Поэтому Сапега не терял надежды, что выборный монарх будет вынужден прислушиваться к Земскому собору, так же как король польский и великий князь литовский подчиняется решениям общего сейма Речи Посполитой.

При таких обстоятельствах, по мнению Сапеги, шансы найти взаимопонимание и подписать мирный договор увеличивались. Тем более что существование в ту пору тенденции к объединению было налицо. Создание сильных военно-политических союзов — коалиций обусловливалось сложной политической обстановкой в Европе. Католический мир объединялся в католическую лигу, во главе которой стояли Папа Римский и Габсбурги. Протестантские страны создавали свой протестантский союз. Турецкие султаны собирали вокруг себя мусульман. Но под прикрытием религиозных идей эти союзы прежде всего заботились о расширении своих границ — завоевании новых земель.

Некоторые биографы Льва Сапеги склонны считать, что второе посольство ясновельможного в Московию осенью 1600 года имело и другие, более прагматичные цели. Оно было предпринято, чтобы лишить шведов поддержки Московии и избежать одновременной войны на два фронта [52, с. 52].

Вероятно, право на существование имеют обе версии. Стечение целого ряда политических обстоятельств вызвало необходимость действовать в этом направлении. Но если литвины выступали за подписание Вечного мира с Московией, то поляки, наоборот, намеревались сорвать его. А в это время вооружался для похода в Ливонию (Инфлянты) шведский повелитель Карл Судерманский — родной дядя короля Сигизмунда Вазы.