Я спросил: «Что ты имеешь ввиду под «однако»?». Лавочник ответил: «После этого аята есть в Коране еще другой, дополняющий содержание начального, того, о котором мы с вами говорим». Я сказал: «Произнеси и его». Лавочник изрек следующее: «Ва эзза калухум ав ва зунухум йяхсаруна».. Я спросил: «О чем гласит этот аят?». Бакалейщик отвтетил, что тот аят, дополняющий смысл первоначального, гласит: «Те, кто при покупке товара измеряют его на весах или мерной кружкой в полной мере, а продавая другим норовят продать меньше, то есть не доложить товара на весы или в мерную чашу, иными словами, продают отмеряя не по полной мерке и тем самым вредят покупателю». И эти три аята, содержащиеся в суре «Мустафия» должны читаться последовательно друг за другом для того, чтобы читающий Коран мог правильно постичь их смысл».
Я сказал: «О добрый человек, те кто учили меня Корану в детстве не могли бы растолковать смысл его аятов так хорошо как это сделал ты. Но скажи же, а почему ты читал эти аяты именно в эти мгновения?» Бакалейщик ответил: «О эмир, стоящий над эмирами, я читаю этот аят именно в тот момент, когда собираюсь коснуться весов, чтобы помнить, что Господь видит мои деяния и я не должен обвешивать покупателя (т. е. продавать по неполной мерке)»..
Покинув тот дукан, мы подошли к дому, что был отведен для моего пребывания в этом городе. В этот миг ушей моих достиг азан, призывающий к вечерней молитве. Хусейн бен Исхак, будучи шейхом, сказал: «О эмир, прошу твоего дозволения отправиться в мечеть для совершения намаза, после намаза я вернусь, чтобы и дальше быть к твоим услугам». Я ответил: «Я тоже совершаю намаз и было бы неплохо совершить молитву в мечети этого города». Шейх Хусейн бен Исхак отвтеил: «Тогда поспешим же, чтобы не опоздать». Вместе с шейхом мы вышли из дома, я заметил, что владельцы лавок поменяли свои халаты, и каждый кто переоделся в лучшие одежды, спешил в сторону мечети без того, чтобы запереть на замок двери своей лавки, ибо в городе Башаруйе не было воров, и людям нечего было опасаться за сохранность своего имущества и товаров, находившихся в их лавках.
Я спросил у одного из лавочников, который переодевшись вышел из своей лавки и собирался идти в мечеть, для чего он сменил халат, в ответ на это он незамедлительно прочитал мне следующий аят из суры «Арабы»: «Йа бании адам хаду аз йантакум анда кулли масджид ва куллу ва ашрабу ва ла тасрафу иннаху ла йахба аль-масрафина». Я сказал шейху Хусейну бен Исхаку: «До нынешнего дня я гордился званием Хафиза уль Корана (т. е. знающего Коран наизусть), а сейчас я вижу, что все и каждый житель этого города — Хафизы уль Корана»». Затем я спросил того мужчину, знает ли он смысл того аята. Он ответил: «Господь сказал: «О люди, вознамерившись совершить поклонение, пользуйтесь же при этом наилучшими убранствами и украшениями, вкушайте яства и пейте напитки даруемые вам Создателем, но при этом не допускайте чрезмерных трат и излишеств, ибо Бог не любит тех, кто расточительствует и расходует сверх необходимой меры».. И мы, следуя повелениям Господа, прежде чем идти в мечеть, чтобы совершить там молитву, пользуемся лучшими из своих убранств и украшений, надеваем новые халаты, чтобы предстать перед Богом облаченными в новые одежды»..
Я сказал: «О, человек, ты преподал мне полезный урок. Несмотря на то, что я считаюсь Хафизом уль-Кораном и факихом (т. е. законоведом, знатоком шариата), я не обращал внимания на этот момент, то есть необходимость для человека, собирающегося совершить поклонение Господу (т. е. молитву), одевать лучшие свои убранства, а ты напомнил о том повелении Создателя». Затем я сказал, обратившись к шейху: «Поскольку я должен сменить одежду, вернусь-ка я в дом, и совершу свою молитву там, а ты отправляйся в мечеть, чтобы совершить там свое богослужение».
После чего, вернувшись в дом я переоделся в новую одежду и так как моя переносная мечеть еще не была доставлена в Башаруйе, я совершил намаз, находясь внутри дома. После этого я снова вышел на улицу, так как хотел ещё раз поглядеть на жителей города и поговорить с ними. Проходя мимо лавки аттара (т. е. продавца пряностей и благовоний), я услышал как он произносит: «Ва ав фава аль-кила эзза култум ва зану би-уль кистас аль-мустакима». Я не смог сдержать свое удивление и спросил: «Эй человек, знаешь ли ты, что означает слово «кистас?» Аттар ответил, что смысл аята означает следующее: «Когда продаете товар, мерилом которого является сосуд (т. е. по объему, а не на вес), обращайте внимание на то, чтобы сосуд был полным. Когда же продаете товар на вес, пользуйтесь весами, обе чаши которых справедливо и строго уравновешены».
Всякий раз проходя мимо лавок, я замечал, что их владельцы отпуская товар на вес или по объему, читали один из аятов Корана, гласящий о необходимости строгого соблюдения оговоренного веса или объема, для того, чтобы Господь видел, что они совершают то действие должным образом. И еще одна вещь, привлекшая мое внимание в том маленьком городе, заключалась в том, что все его жители, как мужчины, так и женщины, в течении всех часов ночи и дня, кроме времени, отведенного для сна, были заняты работой, а те кто не имел работы, бесперерывно отделяли козий пух от шерсти, вынимая их из сумы, висящей на плече или же пряли эту шерсть с помощью веретена, чтобы затем передать эту пряжу в ткацкую мастерскую для выработки ткани «Барак». Хусейн бен Исхак поведал мне, что того дня как жители Башаруйе помнят себя, в городе не имело места ни одного случая воровства и никто там никого не убивал. Никто не помнит, чтобы во время разговора или совершения сделки кто-то на кого-то повысил голос и никогда не случалось в том городе такого, чтобы мужчина давал развод своей жене. Насколько помнят престарелые жители, не было случаев раздора между наследниками по поводу раздела наследуемого имущества, чтобы один из наследников посягал на имущество другого. В том городе никогда не было ночной стражи, тюрьмы, суда, и люди для разрешения споров, могущих возникнуть между ними, обращались к Хусейн бену Исхаку и безоговорочно исполняли принимаемое им решение по возникшему вопросу.
Профессией Хус йна бена Исхака было также земледелие и по утрам с лопатой на плече он покидал город, чтобы возделывать своё поле и к обеду он возвращался в город чтобы совершить намаз в городской мечети. После этого, он снова отправлялся обратно за город. Все жители города с детства обучались чтению и письму на основе Корана, здешние женщины так же как и мужчины, знают Коран, умеют читать и писать. В том городе видел я два вещества, которые получали из корней степных растений, одно из них называлась «кутейра», а другое — «нагузэ». Обоим этим составам придавалась особая значимость. И еще, что я видел там, из того что было новым для меня, так это было некое масло, черного цвета, с острым и диковинным запахом, его приносили из местности, расположенной в двадцати фарсангах к западу от Башаруйе, наливали в светильники, заправляли в них фитили, которые горели, ярко освещая комнату в ночную пору. Мне говорили, что упомянутое масло бьет наружу из недр земли и подобно ручьям растекается по степи и днем, под палящим солнцем его запах ощущается далеко вокруг.
Необходимость готовить войско к дальнейшему походу и наступление холодов, предвещавших скорое наступление зимы помешали мне далее оставаться в Башаруйе и наслаждаться беседами с его жителями, которые и в самом деле оказались мудрецами и учёными. В этом городе я понял, что для обретения знаний и мудрости человеку не обязательно быть мударрисом (т. е. преподавателем) медресе или, подобно мне, повелителем, скорее наоборот — всякий земледелец или пастух вполне в состоянии стать ученым мужем или мудрецом, знать и понимать Коран, читать и сочинять стихи.
В день, когда я намеревался выступить из Башаруйе на юг, я издал фирман, гласящий о том, что до тех пор пока будут править я и мои потомки, город Башаруйе должен быть освобожден от налогов и податей.
Я знал, что некоторые города носят титулы «Дар-уль-улум» (т. е. прибежище знаний — академия), а другие — «Дар-уль-аман» (прибежище спокойствия и безопасности) и поэтому в своем фирмане я пожаловал городу титул «Дар-уль-улум ва уль-аман» и подчеркнул, чтобы мои потомки ни в коем случае не нападали на город Башаруйе. Покидая город, я подарил шейху Хусейн-бену-Исхаку коня, однако он не проявил готовности принять даже такой дар, сказав: «О эМир, все мы здесь ездим верхом на длинноухих, поэтому для нас достаточно и осла»..
Покинув Башаруйе, я направился в Каъин, так как там правил эмир, от которого можно было ожидать враждебных действий, а мне хотелось убедиться в том, что он всё же проявит покорность мне. На третий день после нашего выступления из Башаруйе начался сильный ветер, я решил, что это предвестие начала осени, однако он скоро перешел в песчаную бурю и стало настолько темно, что я уже не мог различить даже холки своей лошади и мне поневоле пришлось сделать остановку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Забулистан
Как я уже говорил, Джахангир был ответственней за заготовку провианта и постоянно двигался впереди основного войска, чтобы обеспечивать пищу для людей и животных. Сын мой Джахангир постоянно передвигался в сопровождении двух-трех местных жителей, чтобы они служили его проводниками и подсказывали где легче всего можно найти достаточно продовольствия и фуража. Между мною и Джахангиром была установлена постоянная связь, от него ко мне и от меня к нему постоянно шли гонцы.
Однако после того, как улеглась песчаная буря и восстановилась видимость, вести от Джахангира перестали поступать. В их ожидании я оставался на месте целые сутки, однако от него так и не было гонцов. До того Джахангир выступил вперед с тысячей всадников чтобы обеспечить заготовки провианта для войска, однако я знал, что его всадники распылены между множеством сел и деревень и тот, кто ответственней за заготовку провианта, не в состоянии держать всех своих конников в одном месте. Моя остановка в пустыне была нежелательна, ибо у нас кончалось продовольствие, между тем нужно было двигаться вперед. Я спросил у сопровождавших меня проводников, что же следует предпринять? Они ответили: «Твой сын и его конники, вероятно, из за песчаной бури заблудились в пустыне, ибо при такой буре все дороги в пустыне заносятся песком и путники, потеряв дорогу, теряются в пустыне. Поэтому тебе следует направить отряд для поисков в пустыне. Благодари Бога, что сейчас осень и погода прохладная, в противном случае твой сын и его спутники страдали бы от жажды и палящего солнца»..
Наша остановка в пустыне была вынужденной, поэтому поручив поиски Джахангира и его отряда нескольким местным жителям, сам я отправился дальше и сделал остановку в местности под названием «Бадамашк». Такое название местность имела благодаря обилию в ее окрестностях дикого миндаля, и для меня принесли трость, изготовленную из такого дерева, она была настолько тяжелой, что казалось, будто в руках у меня железная, а не деревянная трость. Бадамашк был небольшим селением и не в силах был обеспечить провиант для моего войска, потому мне пришлось отрядить в окрестности новые отряды для заготовки продовольствия и фуража.
В один из дней в Бадамашк прибыл некий караван из двухсот пятидесяти верблюдов, и я вызвал к себе караванбаши, чтобы узнать не встречал ли он в пустыне моего сына и его людей. Караванбаши сказал, что они следуют из Йезда и по пути никого не видели. Я спросил, каково расстояние отсюда до Йезда. Караванбаши ответил, что путь от Йезда досюда у них занял двенадцать дней и ночей. Я спросил: «Встречаются ли на этом пути людские поселения и водные источники?». Караванбаши ответил: «За двенадцать дней до этого наши верблюды пили воду в местности, находящейся в шести фарсангах от Йезда и после этого только сегодня пьют воду здесь, и по пути следования мы не встречали ни людских поселений, ни источников воды, не попадалось даже зарослей кустарника, чтобы можно было разжечь огонь, и если кто вздумает следовать через эту пустыню зимой, непременно погибнет от холода, потому, что на протяжении пятидесяти фарсангов пути не найдешь ни щепки, ни хворостинки, чтобы не то чтобы разжечь костер, а хотя бы поковырять ею в зубах, поистине Аллах не создавал пустыни более сухой, бесплодной и дикой, чем эта».