Я поразился сказанному караванбаши и спросил, как же в таком случае, они дерзнули пересечь ту пустыню. Тот ответил, что пустыню можно пересечь только во время двух сезонов: весной, когда льют дожди и сейчас, когда прохладно, верблюд может выдержать пятнадцать дней без воды, в другое же время года человек, ступивший в неё, непременно погибнет от жары и жажды. Я спросил: «Что вы давали своим верблюдам в течении тех двенадцати суток пока шли из Йезда сюда через пустыню? Я спрашиваю потому, что хотя и может верблюд обойтись без воды в течении пятнадцати суток, но он нуждается в корме, а ты говоришь, что на протяжении шестидесяти фарсангов не найти даже колючек». Караванбаши ответил: «Выступая из Йезда, мы захватили с собой сухого корма «бидэ» и в пути кормили им верблюдов, если бы мы кормили их «навалэ» (корм, состоящий из ржаной муки, в виде комочков, даваемый верблюдам и лошадям) верблюды бы быстро захотели пить, «бидэ» же не вызывает у них жажды».
В тот день я понял, что я не смогу попасть в Керман и Йезд через пустыню, так как ни одно войско не в состоянии пройти пустыню в которой на протяжении пятидесяти фарсангов нет ни воды, ни жилья. Караван, состоящий из верблюдов, мог бы пройти ее в осеннюю или весеннюю пору, но для войска такое было невозможным невзирая на время года. В тот момент у меня ещё не было намерения идти на Керман, Йезд и Фарс, однако в результате того путешествия я получил полезные сведения и узнал, что невозможно наступать на Йезд, Керман и Фарс с севера и что следует идти те места с запада, со стороны Рея и Исфагана.
Караван из Йезда, пробыв два дня в Бадамашке, двинулся дальше на север.
Они были настолько высоки ростом, что рядом с верблюдами, их головы были вровень с горбами животных. И были они настолько сильными, что когда грузили поклажу на верблюда, они не заставляли его опускаться на колени как это делалось обычно, а поднимали и клали ее на спину прямо стоящего верблюда.
Я спросил почему они не опускают верблюдов на колени чтобы нагрузить их их общепринятым способом? Седобородый ответил, что причина в весьма деликатной природе верблюда, что если его ставить на колени, чтобы нагрузить, вставая он может повредить себе что-нибудь. И в самом деле, старик и его сыновья выглядели настолько могучими, что верблюды и впрямь выглядели перед ними обладающими нежной природой. Я уверился в том, что они из рода прославленного богатыря Рустама, героя эпоса «Шах-намэ», созданной Фирдоуси, а сам Рустам был, наверное, похож на них. Несмотря на то, что старик и его сыновья составляли числом всего семь человек, они не показали ни малейшего страха, видя мое войско, ставшее лагерем в неподалеку, и складывалось впечатление, будто смотрят они на меня и моих воинов как на неких муравьев. Когда их караван готовился отбыть, я сказал старику: «О, старец, скажи мне, только ли ты с сыновьями так высоки ростом, или все в Забулистане такие рослые?». Старик ответил: «Все в Забулистане таковы и именно там — царство подлинных мужей Ирана».
Я понял, что название «Иран», старик усвоил из «Шахнамэ» Фирдоуси, так как со дня вступления в Хорасан, я ни разу не слышал, чтобы употреблялось это слово. Встреча со стариком и его сыновьями настолько меня взволновала, что я решил, достигнув Каъина, немедленно направиться в Забулистан, чтобы самому увидеть тот край высокорослых мужей, набрать из их числа отряды и влить их в состав своего войска.
Я провел в Бодомашке десять дней до тех пор пока не вернулись разосланные мною проводники, доставившие мне исхудавшего от голода и жажды Джахангира вместе с его семидесятые двумя воинами. Мы узнали, что с началом песчаной бури, Джахангир и его всадники сбились в кучу, и именно в тот день из-за случайности они рассеялись. Джахангир рассказал мне: «С началом бури, все вокруг потемнело и мы вынуждены были остановиться. Буря длилась целый день и целую ночь, после чего ветер прекратился, и на утреннем небе появилось солнце, и мы не увидели ни малейшего признака дороги. Хотя тропы в пустыне едва приметны и легко исчезают покрываясь кочующими барханами, тем не менее я знал, что ты, отец, находишься на севере, а мы до этого двигались на юг, поэтому я отправил людей на юг и на север, чтобы они разведали местность. Однако они не вернулись. Я был вынужден отрядить еще группу конников для поиска дорог или троп. Но вскоре следы коней на песчаных холмах так смешались, что невозможно было определить, откуда и куда направлялись всадники, оставившие эти следы. Что бы мы не предпринимали для поисков дороги, все кончалось унынием и разочарованием, до тех пор пока наши лошади не начали валиться с ног от голода и жажды, сами же мы благодаря прохладе осенней погоды, не так уж и мучились от жажды, вместо этого нас донимал голод и так до тех пор, пока не отыскали нас, отправленные тобою на поиски проводники и не спасли оставшуюся часть отряда от верной смерти, неумолимо надвигавшейся в результате голода и жажды».
Вышеописанное происшествие стало уроком для Джахангира и моих военачальников, я понял, что войско, идущее по пустыне, подобной иранской, должно проявлять осторожность, и как только поднимется буря, оно должно остановиться, где бы не находилось, пометить копьями и стрелами контуры тропы или дороги, и ни в коем случае не удаляться от дорог, изобилующих кормом и питьем, углубляясь в сторону центральной части, иначе командующего и его войско ждёт неминуемая смерть.
Оставалось возможным, что пропавшая часть войска найдет дорогу и вернется в Бадамашк, и тем самым спасётся от смерти, однако я не мог ждать и направился в Каъин. Правитель Каъина, человек преклонных лет, встретил меня в пяти фарсангах от города. Завидев меня издали, он сошел с коня, приблизился ко мне и хотел поцеловать стремя моей лошади, однако я воспрепятствовал тому, учитывая его почтенный возраст, и сказал, чтобы он сел обратно в седло. Правитель Каъина сказал: «О, Амир Тимур, я наслышан о тебе и хотел увидеть тебя, и сегодня я удостоился радости лицезреть тебя». Когда мы вошли в дом и воссели, вошел слуга с подносом, на наполненным золотыми монетами, и он положил тот поднос предо мною.
Правитель Каъина сказал: «Это мое подношение». Я ответил: «Я не зарюсь на твое имущество, и если бы захотел, мог бы целиком присвоить его, одержав над тобой победу. Я пришел сюда узнать, покорны ли моей власти правители южного Хорасана или же намерены проявить строптивость?». Принявший меня хозяин на то ответил: «Я покорен тебе, признаю твое превосходство над собой и готов исполнить все, что повелишь».
Затем я повел с ним разговор об особенностях дороги, ведущей в Забулистан, на что правитель Каъина ответил: «Если хочешь попасть туда, выбери более удачное время года, ибо близится зима и при возвращении из тех мест, твои воины будут страдать от мороза, ибо в той же мере, насколько невыносима жара летом, зимой здесь стоят суровые морозы и отсюда до Забулистана нет ни одного крупного поселения, чтобы можно было разместить в нем такое большое войско, как твое».
Но я, дошедший до границ Забулистана, не мог позволить себе отказаться взглянуть на ту страну. Фирдоуси пробудил во мне желание увидеть тот край, хотелось отправиться туда, чтобы увидеть места, где родился легендарный Рустам, это желание еще больше возросло после моей встречи с седобородым мужчиной и его сыновьями, из уст которого я услышал название «Иран», и я желал отправиться и взглянуть на тот Иран.
Оставив в Каъине свое войско во главе с Джахангиром, я с тремя тысячами всадников двинулся в сторону Забулистана, того количества было вполне достаточно в случае небольшой битвы, вместе с тем, их число не было обременительным, и я мог быстро проехать в Забулистан и вернуться обратно. Правитель Каъина передал в мое распоряжение четырех проводников, сказав: «Эти четверо хорошо знают все уголки пустыни и могут провести тебя через пустыню по безопасному пути. В обычное время на дороге, ведущей из Каъина в Забулистан орудуют, грабя и убивая путников, небольшие банды грабителей с Востока, но никакой грабитель не рискнет напасть на тебя зная, что ты идешь вместе с войском».
Когда я выступил из Каъина, похолодало. По этой причине я передвигался боевым маршем, который описывал раньше. Воины, привычные к такому темпу, не жаловались, однако проводники громко возропотали, они вопрошали: «Зачем ты так спешишь? Ведь ты едешь не биться, а посмотреть край, а тот, кто едет на прогулку, не должен так спешить».
Однажды к полудню мы увидели на Востоке гору, приблизившись мы увидели, что она черного цвета, проводники объяснили, что это — гора «Сияхкух» (Черная гора), и она означает начало территории Забулистана. Я вспомнил, что Фирдоуси в своих стихах упоминал гору Сияхкух, говоря, что гора эта стоит на границе Забулистана. Когда мы миновали ту гору, небо потемнело, ночью мы услышали кряканье уток, летящих в небе. Я спросил у проводников, есть ли поблизости какое-либо озеро, поскольку утки, наверняка, летят, направляясь именно, к нему. Проводники ответили, что в Забулистане есть лишь одна река по названию Хамун. Мы двигались вперед, но каких-либо поселений навстречу так и не попадалось, погода становилась теплее. Из этого я сделал вывод, что Забулистан находится в жарком поясе и поэтому здесь так тепло зимой. В один из дней показалась река Хамун, она была настолько широкой, что не было видно ее противоположного берега. По берегам той реки насколько охватывал взор, простирались обширные пастбища, на которых паслись тучные коровы с большими рогами, а по реке сновали весельные и парусные суда.
Иногда до моего слуха доносились некие возгласы, и проводники разъясняли, что возгласы те исходят от того, что забульские мореходы во время плавания на парусных лодках и кораблях переговариваются между собой, используя для этого специальные звуки, и они обладают настолько сильными голосами, что, находясь на одном берегу, могут переговариваться с людьми, на противоположном берегу или на плывущем судне или лодке. Когда же случалось мне слышать те голоса с ближнего расстояния, они раздавались в моих ушах подобно богатырскому реву Рустама, и я говорил себе, что вероятно именно такой рев и издавал тот легендарный герой.
Я сделал остановку на берегу реки Хамун и решил отправить своего посланца к правителю Забулистана, чтобы известить, что не иду на него с войной, и что у меня нет иной цели, кроме как узнать особенности того диковинного края. В те времена Забулистаном правил эмир Гяршасп, и говорили, что ему целых сто лет. Мой посол, возвратившись от него доложил следующее: «О Амир Тимур, Гяршасп велел передать тебе, что если ты на самом деле идёшь с миром, мы скажем: «Добро пожаловать и да будет благословенным твой приход»., но если ты пришел с войной, то мы готовы биться».. Для того, чтобы убедить правителя Забулистана в своем миролюбии, я отправил к нему дары, после чего мне передали, что он едет мне навстречу, чтобы принять как почетного гостя. Устремив свой взор вдаль, ожидая увидеть конников эмира Гяршаспа, я, к удивлению своему, увидел всадников, скачущих верхом на быках, так как если бы под ними были подкованные лошади. Верховые на быках быстро приближались, до того дня мне не доводилось видеть войска верхом на быках, и когда они приблизились, я заметил какие это были крупные и мощные животные, при их виде было трудно скрыть свое удивление.
Мужчина преклонных лет, с седой бородой, по которому было видно, что он занимает главенствующее над всеми остальными положение, слез с быка, приложив ладони к своим глазам, чтобы лучше оглядеться вокруг, громовым голосом возвестил: «Я — Гяршасп, потомок Гоударза, главы Забулистана. Кто здесь Амир Тимур?»
После того, как спешился старик, спешились и все остальные, и все люди из моего окружения остолбенели («приложили пальцы к губам») от удивления.