Я упоминал, что на период осады я рассредоточил войско по окружности города, в то время как эмир Сабзевара внутри города располагая достаточно сильным войском мог напасть и уничтожить наши рассредоточенные силы, поэтому, в случае вылазки противника, Кувлар-бек и Ургун Четин должны были со всеми имеющимся в их распоряжении силами устремиться ко мне, чтобы мы сосредоточив мощь в одном месте, сумели отразить атаку и постарались ворваться в город.

Со всех сторон раздавались крики и стоны раненных, ругань и брань воинов эмира Сабзевара, казалось они воодушевляют себя столь недостойным образом. Кувлар бек и Ургун Чатин своевременно подоспели ко мне. Расположившись на востоке от города я взял на себя наступательную часть ведения осады, Кувлар бека я назначил командующим правым флангом, а Ургун Чатина — левым, и мы начали встречную атаку, отчаянно рубясь секирами. Я орудовал двумя топорами, нанося удары вправо и влево, наши факелоносцы освещали для нас поле боя, часть которого и без того была освещена пламенем пожара. Возможно, кто-то на моем месте и велел бы тушить пожар, чтобы спасти шатры и палатки, но я знал, что это было бы не главной, второстепенной задачей. Сгори все наши шатры и палатки в пламени, все равно мы сумели бы обзавестись новыми, так как все города Хорасана, кроме Сабзевара были в наших руках, их бы срочно изготовили для нас в тех городах. В тот момент главным было воспользоваться моментом и ворваться в город.

Все мои силы были сосредоточены к востоку от города, правый фланг моего войска охватывал северную, а левый — южную часть города, и мы неуклонно приближались у двум его большим воротам, оба из которых были расположены в восточной части.

Воины эмира Сабзевара бились с помощью сабель, а мы — секирами и наши удары валили их, и путь наш был устлан трупами вражеских воинов до того места, пока мы не оказались в пятидесяти заръах (1 заръ равен 104 см) от городских ворот, и в тот момент осаждённые закрыли их, следуя приказу эмира Сабзевара.

Когда эмир Сабзевара понял, что его ночная вылазка сорвалась он, подобно тому как пожертвовал в тот день своим братом, так же бросил на произвол судьбы своих воинов, оставшихся снаружи, закрыл ворота и тем самым лишил их возможности благополучно отступить под защиту стен города.

До того момента сабзеварские воины сражались доблестно и отчаянно, увидев однако, что ворота за их спиной закрылись и отрезаны пути отхода в город, пали духом. Мы знали, что после закрытия городских ворот нужно некоторое время, чтобы вновь возвести каменную насыпь за ними и если мы будем наступать достаточно стремительно, то наверняка сумеем помешать им сделать это.

Воины Сабзевара прекратив сопротивление, бросали оружие и сдавались в плен. Это облегчало нашу задачу скорейшего прорыва к городским воротам. Мы подошли к ним вплотную, когда осажденные успели всё же возвести за ними каменную насыпь.

В ту ночь сгорела часть наших шатров и пропало все, что в них находилось, однако лошади наши ничуть не пострадали. С другой стороны, все воины эмира Сабзевара, участвовавшие в ночной вылазке, были либо убиты, либо ранены, либо попали в плен. Наутро я велел добить всех тяжелораненых сабзеварцев, ибо мы не располагали средствами для их содержания. Легко раненных и пленных мы сохранили, чтобы использовать для различных работ и отпустить их на свободу впоследствии, после взятия города, предварительно получив достаточный выкуп за каждого из них.

Наутро, увидев пепел, на месте наших шатров и большое количество своих воинов погибших, я решил, что после взятия Сабзевара, не щадить ни одной живой души, перебить все его население.

На следующий день после той ночной вылазки, я велел своим военачальникам обеспечить прорыв части их людей в город через окружающие его стены, при этом соблюдать осторожность избегая ненужных потерь. Я понял, что тактика, зарекомендовавшая себя как полезная при взятии Нишапура, оказалась бесполезной в случае с Сабзеваром, и что войско Али Сайфидцина Муъида не даст возможности нашим воинам попасть в город и захватить его, перелезая через его стены. Однако я решил отвлечь их внимание, дабы не заметили, что мы заняты устройством подкопов под их стены, чтобы впоследствии попасть в город подорвав их.

В то время, когда вдоль всей окружности городской стены устраиваются стычки и постоянно раздается шум схватки, осажденные не в состоянии услышать удары кирки и лопаты, звуки, раздающиеся под землей не привлекут их внимания. Лязг, производимый кирками и лопатами в руках у копающих подземный ход особенно легко услышать ночью, когда царит тишина, поэтому, следуя моим указаниям, воины и в ночную пору, с зажженными факелами устремлялись к стенам города, тем самым удерживая обороняющихся в напряженном ожидании до самого утра. Несколько раз отрядам наиболее отважных моих воинов удавалось прорваться в город перелезая через его стены, однако они гибли, не успевая продвинуться далеко. Эти случаи самоотверженности со стороны отдельных моих воинов не приносили прямого результата, тем не менее, они имели значение, в том смысле, что не давали возможности осажденным догадаться о наших истинных планах, тем временем другая часть воинов рыла подкопы, а гурхан в Нишапуре готовил пороховые заряды.

(Пояснение: Гурханом в войске Амира Тимура называли лицо, ответственное за подготовку пороховых зарядов, его так же называли Курханом, и слово Кур-ханэ — Арсенал, которое мы и поныне используем непосредственно перенято из слова Гур-хан. — Переводчик.)

Я велел заготавливать пороховые заряды именно в Нишапуре по двум причинам, во-первых, изготовление пороха — занятие довольно опасное и требует особого внимания и осторожности, иногда в ходе той работы происходят взрывы, и гибнет множество людей и если бы пороховые заряды заготавливались в моем военном лагере под Сабзеваром, постоянно существовала бы угроза взрыва и гибели части моих воинов. Во-вторых, я опасался шпионов эмира Сабзевара, могущих прознать о заготовлении нами пороховых зарядов ту тайну следовало всячески оберегать.

«Коль тайну прознал кто-либо помимо тебя, каковой будет твоя участь? Над той участью и разглашением тайны следует плакать».

Я был уверен, что среди жителей окрестных деревень, привлечённых нами к вспомогательным работам, связанным с осадой Сабзевара, в частности — к изготовлению движущихся башен, могут быть соглядатаи эмира, извещающие его обо всех наших делах, и я не хотел, чтобы тот узнал о подготовке пороховых зарядов, которые будут применены в ходе дальнейшей осады его крепости.

Я торопил своих с окончанием работ по устройству подкопов, но кроме двух из них, восточного и южного, остальные были далеки от завершения. Подкоп, ведущий к городу с западного направления, устройством которого руководил один из назначенных мною зодчих, обвалился и из-за этого часть нашего времени оказалась потерянной напрасно. Я велел казнить горе-зодчего, чтобы другие организаторы работ знали, что когда я поручаю им что-либо, они должны быть предельно внимательны, отдаваться делу целиком и не допускать ошибок. Подкоп, устраиваемый с северного направления уперся в каменную гряду, и этот слой был настолько толстым, что копавшие не смогли обогнуть его снизу. Зодчий, ответственный за этот северный ход, испугался и вообразил, что я его также казню, однако я успокоил его, сказав, что в том нет его вины, ибо никто не мог предвидеть, что подкоп может упереться в камень. Мы отказались от мысли использовать оба этих подкопа — западный и северный, и решили, что проникнем в город через восточный и южный ходы.

Прежде чем приступить к подрыву восточной и южной стен, я созвал совет, где обсуждалось, когда нам лучше ворваться в город, ночью или днем? Мы пришли к следующему выводу: Сабзевар — большой город, между тем у нас недостаточно сведений об обстановке внутри него, а ночью сколько бы факелов мы не запасли, все равно не будет так же светло, как и днем. Поэтому идти на приступ следовало днем, чтобы наши воины могли хорошо разглядеть окрестности и не нарывались на каждом шагу на очередную засаду. Устроители подкопов в восточной и южной частях города создали в их концах под городскими стенами углубления значительных размеров, которые плотно набили мешками с порохом, таким образом, каждой из обоих стен, восточной и южной, мы расположили по сто мавераннахрских мана пороха и протянули от каждого из этих пороховых складов по всей длине подземных ходов наружу, толстые длинные фитили, и я дал указание запалить их как только взойдет солнце и станет светло, а мои воины будут готовы идти на приступ.

Я знал, что зрелище некоторых зловещих приготовлений и определенные демонстративные действия могут произвести впечатление даже на самых отважных мужей, сердце которых может дрогнуть (сегодня это называется «утратить боевой дух» — Переводчик.)

Поэтому я велел, чтобы одновременно с поджогом фитилей, громче дули в сефид — мухрэ (род боевой трубы — Переводчик). Пророк Иосиф из племени израилева, возглавивший его после пророка Моисея, беря приступом стены города Иерихона, что на земле Ханаанской, поступил именно так, то есть непосредственно перед тем, как начать крушить городские стены, он велел дуть в боевые трубы и когда стены рухнули, осажденные вообразили будто бы именно рев труб обрушил их и настолько сильно дрогнули их сердца, что не сумели продержаться и часа.

В ночь накануне штурма я велел своим военачальникам поручил подчинявшимся им воинам, чтобы те назавтра, ворвавшись в город, никого не щадили, беспощадно убивали всех мужчин кроме тех, кто найдет прибежище в доме шейха Хасамуддина Сабзевари. Я много слышал о Хасамуддине Сабзевари, ученом и духовном главе города, поскольку был он весьма знаменит своей учёностью. Я хотел, чтобы в отношении его было проявлено должное уважение.