Они не могли есть баранину и баранье сало вызывало у них сильную тошноту, однако сырую конину они ели с удовольствием, и все лошади в моем войске, которым случалось пасть, передавались им, чтобы они могли насытиться, и в походе они клали кусочек сырой конины под попону, чтобы не испортилась, они утверждали, что телесное тепло, исходящее от лошади, предотвращает порчу сырой конины, хранящейся под попоной. Я сделал их мусульманами, однако не смог заставить их читать намаз на арабском языке, так как их язык не в состоянии был произносить арабские слова. Поэтому, являясь муфтием, я издал фетву, разрешающую им читать намаз на родном языке, так как в тех случаях, когда явно видно, что мусульманин не в состоянии собственноязычно произносить арабские слова, ему разрешено читать намаз на родном языке.
Воины-четины не страшились ничего, кроме голода, однако я не позволял им оставаться голодными. Их отвага и смелость были равны моей, однако сознание их было неразвитым, они были простодушны, как дети, и пока не получали четких указаний, не были в состоянии довести до конца то или иное дело. Я отправил вышеупомянутых воинов на передвижные башни повелев им стараться перебираться с них на городские стены чтобы поражая защитников, спуститься вниз и открыть ворота для нас. В то время как воины-четины должны были атаковать городскую стену с помощью передвижных башен, я повелел остальным отрядам обрушать на головы осажденных потоки стрел и особенно камней (из пращи). Известно, что камень, пущенный достаточно мощной рукой из пращи более эффективно воздействует нежели стрела из лука, надежно выводя из строя самого крепкого мужа. Сам же я верхом объезжал город вокруг, влазил в передвижные башни, и именно в той битве мне впервые пришло в голову использовать пороховой заряд в качестве средства поражения защитников хорошо укрепленной крепости. Затея заключалась в том, чтобы наполнять кувшины порохом, воткнув в них фитиля, зажигать их и бросать их в сторону защитников, для того чтобы они разрывались в их толпе. В ходе битвы за Нишапур я не сумел осуществить ту мысль, после нее же я позабыл на некоторое время об идее применения кувшинов, набитых порохом и воспользовался ею лишь впоследствии — в ходе битвы за Ангору (т. е. Анкару, являющуюся сегодня столицей Турции) против войск османского правителя Йилдирима (т. е. Молниеносного) Баязида, и его воины были неописуемо устрашены разрывающимися среди них сосудами с порохом, многие из них были таким образом убиты и ранены.
Жители таких городов, как Туе, Сабзевар, Эсфарэйн невзирая на то, что Нишапур был окружен и находился в осаде, не предприняли и одного шага, чтобы помочь осажденным. Между тем, если бы они снарядили крепкое войско и двинулись в направлении Нишапура, им конечно не удалось бы разбить меня, однако они вынудили бы меня прекратить его осаду и обойти его стороной. Тем не менее, они не поспешили помочь Нишапуру, не проявили готовности отказаться от спокойной жизни ради помощи жителям Нишапура.
С началом битвы за Нишапур, я обратил внимание на то, что правитель этого города — слишком тупой и бездарный человек, чтобы быть умелым командующим осажденной крепости. Этот неспособный муж не изготовил хотя бы одной катапульты (т. е. машины для метания камней), чтобы атаковать моих воинов. Если бы он изготовил катапульту и начал метать камни на моих воинов, то только одним этим он сумел бы доставить нам значительные хлопоты. В осажденной крепости одним из оборонительных средств является горизонтально установленное тяжелое бревно с длинными ручками посередине, приводимое в движение несколькими крепкими мужчинами. В тот момент, когда вражеский воин делает шаг из движущейся башни на осаждаемую стену, если двинуть то бревно ему навстречу, то таким образом нападающий воин сбрасывается вниз и погибает.
Однако в Нишапуре мы не имели дела с подобными бревнами и осажденные лишь с помощью сабель и копий пытались преградить путь моим воинам, рвущимся на стены. Если бы в Нишапуре было достаточное количество катапульт и метались бы большие глыбы в сторону наших передвижных башен, и тем самым выводили их из строя, нам не удалось бы влезть на стены города. Еще одним средством для защитников города было бы набрать побольше различного тряпья, смоченного в масле, зажигая его, забрасывать им наши деревянные передвижные башни. Когда таких тряпок много и их бросают непрерывно, те, кто сидят внутри башни не могут заняться тушением огня, занимающегося снаружи, и башня вскоре охватывается пламенем и воинам не остается ничего другого, как покинуть её или же сгореть в ней. Однако правитель Нишапура, пребывая в растерянности, и не задумывался о таи, чтобы попытаться поджечь деревянные передвижные башни.
Я предвидел, что воины-четины, ступив на городскую стену и спускаясь с нее, встретят ожесточенное сопротивление защитников и потому велел всем надеть кольчуги и шлемы и защитить ноги поножами. Я разъяснил им, что их задача заключается в том, чтобы, войдя в город, сразу же достичь его ворот и распахнуть их для нас. Поскольку я подозревал, что за воротами города для их укрепления могут быть возведены строительные сооружения, то снабдил воинов-четинов кирками, чтобы рушили они все, что там могло быть построено позади ворот и раскрыть их. Так же сказал я им, что пока часть из них будет занята разрушением таких сооружений, возведенных с целью укрепления ворот, другие должны сражаться с жителями города и не допускать, чтобы создавались какие-либо помехи для их товарищей, орудующих кирками.
О, читающий мое жизнеописание, если ты военачальник или собираешься в один прекрасный день стать таковым, знай же, когда посылаешь своих воинов на овладение стенами хорошо укрепленного осажденного города, или же на захват подземного хода в тех же условиях, то необходимо выбрать среди них наиболее бесстрашных, поскольку вторжение в осажденную крепость — дело тяжелое и опасное, ибо воины твои ступают ногою в места, в которых до того они не были и о которых не располагают достаточными сведениями. Воин вступает в пределы, полные врагов, и сотни тысяч из них с копьями, саблями, луками и стрелами, встают перед ним не только с целью убить его, но, возможно, и то, что другая их часть, включая даже женщин, расположившихся на крышах, станут обрушать тяжелые камни на его голову, чтобы опять же убить его. О, читающий эти строки, как бы ни был ты отважен, никогда не вступай на стены или в подземный ход осажденного города в составе передового отряда воинов, так как легко можешь погибнуть, а твое войско, оставшись без командующего не сумеет захватить крепость. Следует так же учитывать и то, что чем отважнее и выдающийся командующий, тем в большей степени его гибель обескуражит его воинов.
По этой причине, поставив перед воинами-четинами задачу — взять приступом городские стены, проникнуть в город и распахнуть городские ворота, сам я не стал идти туда вместе с ними, однако отправил с ними своего юного сына Джахангира брать приступом стену. Делая так, я преследовал две цели — чтобы Джахангир вступил в город вместе с воинами-четинами и ощутил, что такое вероятность смерти и преодолел страх перед опасностями, подстерегающими воина, идущего на приступ осажденной крепости. Джахангир до того дня не участвовал во взятии крепости и не знал, что ощущает и переживает в душе воин, вторгающийся в чужую крепость, полную врагов. Вторая моя цель заключалась в том, чтобы все мои приближенные, военачальники и воины, видели, что в битве я готов пожертвовать даже собственным сыном. Джахангир к тому моменту, как и все остальные воины-четины, облачился в доспехи, и я сказал ему: «Вступив на вражескую стену, ни на кого, кроме как на себя не надейся, и среди моря ненависти себя защищать ты должен один, но тебя и других я не оставлю одних и непрерывно буду отправлять вам помощь. Ибо, если военачальник посылает своих воинов брать крепость и не шлет им подмогу, это равносильно тому, как если бы он вручил их ангелу смерти Азраилу, так как защитники крепости могут быстро перебить тех воинов и не позволить им овладеть воротами города».
После полуденного намаза начался наш мощный натиск с целью проникнуть внутрь крепости. С вершин передвижных башен мои воины осыпали защитников градом стрел и камней из пращ, чтобы парализовать их способность к обороне.
В это время воины-четины вместе с моим сыном Джахангиром ступили на городскую стену. Наверху этой стены завязалась яростная схватка между моими воинами и защитниками города, однако мои люди стали теснить защитников, вынуждая их отступить, и были готовы к спуску со стены внутрь города. В то время как они пытались спуститься вниз, обороняющиеся старались их сбить со стен, несколько воинов-четинов сорвались со стены и погибли, но остальным всё же удалось благополучно спуститься вниз. Я отправил им на помощь еще один отряд воинов, а затем еще и третий. Мои воины, с помощью двадцати передвижных башен, ступили на стены по обе стороны от восточных ворот Нишапура и хлынули вниз внутрь города. Тем временем на всей протяженности стены, опоясывающий город, мои воины шли на приступ и создали обстановку, при которой было ясно, что в любой момент они могут оказаться на городской стене.
Я вел боевые действия по всей протяженности городской стены с той целью, чтобы не допустить сосредоточения сил осажденных в районе восточных ворот, которые тем самым могли воспрепятствовать тому, чтобы эти ворота были открыты. Жители города, особенно женщины, вопили так громко, что можно было подумать, что наступил конец света, день, когда каждый должен отчитываться и держать ответ за совершенные им деяния. Однако истинный воин не страшится всяких там криков и воплей, зная, что от них нет никакого толку. К вечеру я вступил на стену, чтобы увидеть какова обстановка в городе и обратил внимание на то, что немалое число моих воинов убито. Их трупы валялись повсюду, а воины-четины, вооружившись кирками, стремительно рушили строения, возведенные для укрепления ворот. Другая часть воинов вела бой с жителями города, тесня их назад с тем, чтобы их товарищи могли распахнуть ворота. Убедившись, что мои воины оказались позади городских ворот, я отдал приказ крушить ворота снаружи с тем, чтобы скорее был открыт путь для вступления в город.
Через какой-то час восточные ворота Нишапура были распахнуты, мои войска двинулись и вступили внутрь города. Я повелел им: «Пока жители города не запросят пощады, убивайте всех, кого увидите, так как жители Нишапура, оказав мне сопротивление, тем самым заслуживают смерти».. Части моих воинов было поручено, быстро двигаясь в западном направлении, достичь западных ворот города и распахнуть их. Когда в городе, подобном Нишапуру, вскрываются лишь только одни ворота, сокращается возможность сопротивления, однако если захвачены и открыты все ворота города, то уже никакое сопротивление не в состоянии остановить осаждающих. Предвидя, что на пути к западным воротам отряд моих воинов столкнется с ожесточенным сопротивлением, я через западную часть городской стены отправил им подмогу.
Пока не были захвачены и распахнуты восточные ворота, население Нишапура продолжало отважно сражаться. Но после того, как ворота удалось открыть и мое войско двинулось вглубь города, защитников охватили страх и отчаяние, часть из них решила бежать через восточные ворота, однако они были убиты, другая часть либо погибла внутри города, либо запросила пощады. Прежде чем наступила темнота, были захвачены и распахнуты так же и западные ворота. После этого я приказал зажечь факелы и продолжать бой до тех пор, пока той же ночью исход битвы не будет окончательно предрешен с тем, чтобы не дать осажденным возможности до утра вновь собраться с силами и продолжать сопротивление.
Битва за Нишапур длилась до утра, а ночью я узнал, что сын мой Джахангир жив, но ранен, и поскольку его рана не была столь уж серьезной, чтобы препятствовать дальнейшему участию в бою, я сказал, чтобы он продолжал оставаться в строю, ибо только закалившись в жестоком сражении можно обрести качества доблестного мужчины.
Я считаю самым выдающимся качеством мужа — его способность драться, вести бой, и хотя я питаю должное уважение к науке, ремеслам и литературе, однако убежден, что Господь создал мужчину для битвы и мужчина, который не умеет биться и страшится смерти, не является угодным Богу рабом, так как он пренебрег пожалованным ему даром Божьим и не укрепил заложенные в нем, как и в каждом мужчине, природные качества. По этой причине, сыновей я своих растил подобными мне самому, и как только их руки были в состоянии удерживать эфес клинка, я их отдавал наставникам, которые обучали их искусству ведения боя.
Когда забрезжил рассвет, закончилась битва за Нипипур. К тому временя ко мне привели плененного и связанного правителя Нишапура по имени Амир Хусейн, который сказал: «О, эмир Тимур, ты победил и теперь Нишапур — твой, однако пожалей рабов Божьих и откажись от намерения истребить их». Я ответил: «Рабы Божьи, допустившие совершения проступка, подлежат наказанию, а вина жителей этого города заключается в том, что когда я пришел сюда, они закрыли передо мной ворота и вынудили меня осадить его. Чтобы взять город, мне пришлось понастроить множество передвижных башен, жители Нишапура вынудили меня лезть через стены, чтобы попасть в город». Правитель Нишапура сказал: «О, эмир, о завоеватель Вселенной, население этого города не виновато, если бы я не велел закрыть ворота, они не оказали бы тебе сопротивления, и ты мог бы без отлагательств и хлопот попасть в Нишапур. Поэтому, виноват я один, казни меня, но прости жителей и не уводи в плен их женщин и детей». Я спросил его, сколько ему лет. Он ответил, что ему исполнилось шестьдесят лет. Я спросил его, есть ли у него сын. Он ответил: «У меня было двое сыновей, одного звали Шир-Бахрам, другого — Ширзод, оба они были убиты твоими воинами».
Я сказал: «На твоем месте я бы не давал имени Шир[1] Бахрам, так как Бахрам[2] — не лев, и никто не уподоблял Бахрама льву, ты мог бы назвать своего сына Сурх[3] Бахрамом, так как Бахрам** — красного цвета.
Эмир Хусейн ответил: «Звали ли бы моего сына Шир-Бахрамом или Сурх-Бахрамом, теперь это не имеет значения, он умер». Я сказал: «Амир Хусейн, не воображай, что упоминанием о смерти двух своих сыновей, ты можешь смягчить мое сердце и возбудить во мне жалость и сострадание».