Расстояние между двумя войсками было еще достаточно велико, и я не мог скомандовать коннице начать атаку, так как учитывал, что в этом случае, пока кони преодолеют расстояние и доскачут до боевых порядков эмира Сабзевара, они, наверняка, выдохнутся. Когда промежуток между двумя войсками стал достаточно коротким, я заметил, что воины эмира Сабзевара вооружены также и копьями, а копья представляют серьезную опасность для конницы. Ибо пешие воины с помощью копий, поражая коней, превращают всадников в пеших воинов, что резко понижает их боевую ценность. Я вызвал Кувнарбека и Ургун Четина на совет в центр войска, и они согласились со мной относительно опасности, которую представляли копья противника для наших лошадей. Я тянул время и не давал команды к атаке, выжидая момента, когда войско эмира Сабзевара первым перейдёт в наступление против нас, я не стыдился, проявляя подобную сдержанность и осторожность, так как способный военный руководитель не тот, кто обладает только лишь бесстрашием перед лицом смерти, а тот кто способен советоваться со своим войском и принимать его мнение.

Когда войско эмира Сабзевара подошло ближе, я дал команду, чтобы лучники приготовились к началу стрельбы, и я сам наложил стрелу. Согласно моего указания, лучники должны были применять стрелы с закаленными наконечниками. Наши стрелы с закаленным острием способны пронзить броню, а на близком расстоянии пробивают даже мелкую кольчугу. У нас в Мавреннахре наконечники стрел закаляют следующим образом — растворяют сто манов соли в ста манах воды (один мавераннахрский ман равен двум с половиной тебризских манов, который приблизительно равен 3 кг — Переводчик), в результате получается густой, вязкий соляный раствор. Наконечники доводятся на огне до белого каления, после чего их погружают в соляный раствор. Это действие повторяется три раза, и на третий раз, когда наконечник вынут из соляного раствора, его оттачивают с помощью напильника. Такой наконечник называют закаленным, и он способен пробивать даже броню. Клинок и наконечник копья также можно закалить таким же образом, но мы пользуемся им большей частью для закалки стрел.

Эмира Сабзевара звали Али Сайфиддином, он был моим ровесником, мне говорили, что это отважный и сведущий в науках муж, и исповедует он шиитскую веру. Я искал его среди войска, но не находил, а если бы нашел, послал бы в него стрелу с закаленным острием, чтобы узнал он силу и стрелковое мастерство эмира Мавераннахра.

Наши стрелы, выпускаемые с близкого расстояния, наносили значительный урон воинам Али Сайфиддина, и каждая стрела, посылаемая мною, валила очередного врага, я понимал, что воины эмира Сабзевара полагаются на свои длинные копья, чтобы поражать моих всадников, таким образом, если с помощью стрел мы выведем из строя как можно большее число копьеносцев противника, победа будет за нами. Убедившись, что ряды воинов эмира Сабзевара расстроены и потеряли свой боевой порядок, мы подготовились к атаке. Основным оружием моих воинов в Сабзеварской битве были лук и стрелы, сабля и секира. Из опыта я знал, что в конной атаке моих воинов сабля не столь уж полезна, вместо нее намного полезнее секира (то есть боевой топор) при условии, что она оснащена достаточно длинной рукояткой. Сабельный удар, наносимый вражескому воину не выведет его из строя пока не рассечено-горло или разворочен его живот. Применение сабли в конной атаке требует, чтобы всадник в моменты рубки использовал так же и силу движения лошади, а такое умеет не всякий, и в разгар битвы у всадника нет возможности управлять движениями лошади таким образом, чтобы она отталкивалась от земли ногами именно в тот момент, когда всадник наносит сабельный удар с тем, чтобы совокупная мощь от движений как коня, так и всадника поражала противника. Если в момент нанесения сабельного удара всаднику удается дополнить мощь собственной руки мощью от движения коня, в этом случае противника можно будет разрубить пополам. Но, поскольку такая возможность возникает редко, наилучшим оружием в конной атаке является секира, при условии, что она оснащена достаточно длинной рукояткой. Будучи нанесенным противнику, удар секирой поражает его невзирая на наличие у того панциря, и мощного удара тем оружием достаточно, чтобы надежно вывести врага строя.

Увидев, что ряды воинов эмира Сабзевара расстроены, мы двинули своих лошадей, взяв в руки секиры. Очень надеялись мы на то, чтобы разорвать стройный порядок в войсках эмира Али Сайфиддина и прежде, чем мы успели сойтись вплотную с вражескими воинами, на нас посыпался град из камней, и выяснилось, что воины эмира Сабзевара применяют пращи, чтобы метать камни в нас. Град камней представлял опасность больше для коней нежели для нас, часть коней была выведена из строя, те кто вынуждены были таким образом спешиться, возвращались в тыл, так как их дальнейшее пребывание на поле боя становилось бесполезным.

Я мог бы, ради спасения жизни части своих воинов, отдать приказ остановить атаку, однако это было бы неразумно, сделав это, я дал бы возможность эмиру Сабзевара привести в порядок расстроенные ряды своего войска, опять же против нас были бы успешно применены копья. Кроме того, если бы я приказал прекратить атаку, эмир Али Сайфиддин и его воины, увидев что им удалось сорвать наше наступление, воспрянули бы духом, и смогли бы и дальше успешно сопротивляться и проявлять стойкость. По этой причине я пошел на то, чтобы пожертвовать жизнями части своих конников ради того, чтобы привести в смятение и расстроить порядок в рядах войска эмира Сабзевара.

Ургун Четин, командующий южным флангом, как я уже говорил, имел в своем распоряжении две тысячи всадников из числа своих соплеменников. Как коршун он набросился на правый фланг войска эмира Сабзевара. Кувлар-бек, командующий северным флангом, с такой же смелостью, во главе своих воинов-монголов, атаковал левое крыло вражеского. В центре вели сражение я и мои воины, которые, подобно мне были выходцами из Мавераннахра, как и я, они были высокорослые. Они прекрасно сознавали, что всякий, кто проявит на поле боя малодушие или колебание, будет убит мною собственноручно.

Мои воины знали, что в ходе битвы глаза мои будут неустанно следить за действиями каждого из них, и что я могу простить любую провинность, кроме двух, которые считаю совершенно непростительными, — одно из них — это предательство, а другое — нерешительность и малодушие на поле боя. Поскольку на поле битвы я был строг в первую очередь в отношении самого себя и был безжалостен к себе, по этой причине я не мог быть жалостливым в отношении других, и мои воины знали, что нет такой усталости или опасности, с которой я не был бы готов встретиться лицом к лицу.

Когда мы сошлись вплотную с воинами эмира Сабзеара, мы встретили ожесточенное сопротивление. Несмотря на то, что ряды войска эмира Али Сайфиддина удалось расстроить, его воины смогли ещё теснее сплотить свои ряды и преградить нам путь с помощью длинных копий. Каждое копье, пронизывающее грудь или брюхо лошади, спешивало моего очередного всадника и вынуждало его покидать поле боя. Пока вражеские копьеносцы поражали наших лошадей, другая часть его воинов осыпали нас градом камней, точные попадания которых вышибали из седел и валили наземь моих конников.

При всем том, что обстановка на поле боя удручала и была неблагоприятной, я не прекращал наступления, зная, что если наступление остановится, это будет означать поражение. На моем южном фланге Ургуну Четину удалось расстроить боевые порядки воинов эмира Сабзевара таким образом, что те вынуждены были начать отступление. На северном фланге Кувлар-бек успешно продвигался вперёд, я же, находившийся в центре был лишён этой возможности, поскольку эмир Сабзевара сосредоточил здесь лучшую часть своего войска.

Во время схватки удар камнем пришелся по моему шлему, если бы не головной убор камень наверняка пробил бы мою голову при этом, без сомнения, я бы потерял сознание и свалился наземь. Несмотря на то, что эмир Сабзевара сосредоточил в центре поля боя отборные отряды, меня это радовало, так как я видел, что на мою долю выпала тяжелейшая часть битвы. Я не боюсь ни трудностей, ни опасностей, но допускаю, что, возможно, не все мои военачальники таковы, что, столкнувшись с затруднениями в ходе битвы, они могут растеряться, а тот, кто испытывает страх в ходе битвы — непременно погибнет.

Итак, на северном и южном флангах мои воины продолжали наступать, а я, находясь в центре, как ни старался, не мог сломить сопротивление воинов эмира Али Сайфиддина. Тем не менее, мои воины захватили в плен часть из них, и выяснилось, что один из пленных, — Мухаммад Сайфиддин, приходится младшим братом эмиру Сабзевара.

Битва продлилась до наступления темноты. К тому времени фланги моих войск продвинулись настолько далеко, что эмир Сабзевара понял, что центр его войска вот-вот попадет в окружение. Постоянными атаками я не позволял отборной части войска эмира Сабзевара, сражавшейся в центре, переместиться во фланги для оказания им помощи. Хотя мне и не удалось сломить сопротивление воинов эмира Сабзевара, сражавшихся в центре, тем не менее я помог своим флангам, поскольку помешал наиболее отважным из числа воинов противника устремиться на помощь своим флангам.

Али Сайфиддин понял, что центр его войска вскоре будет окружен и потому велел отступать своим отборным воинам, таким образом битва закончилась моим успехом.

Мне следовало бы, видя отход войск эмира Сабзевара, начать преследование постараться уничтожить его, однако я воздержался от преследования по двум причинам, первая заключалась в том, что приближался закат солнца и должна была наступить ночь, и если бы я вздумал преследовать Али Сайфиддина, в такой обстановке, меня поджидали бы опасности, неизбежные для человека, незнакомого с условиями местности. Вторая причина заключалась в том, что немалое число моих воинов были убиты и ранены и я чувствовал что моё войско стало слабее и было разумнее потерпеть и подождать, когда подоспеют мои сыновья со своими отрядами и соединятся с нами.

По окончании битвы я призвал своих военачальников, чтобы они доложили обстановку. Выяснилось, что в тот день были убиты и ранены пятнадцать тысяч из сорока тысяч наших конников. Следует учесть, что мы вели сражение с семидесятитысячным войском и воины эмира Сабзевара хорошо дрались.

Как только поле битвы опустело, в небе появились тучи стервятников, намеренных поживиться мертвечиной, однако из за наступившей темноты я не мог дать указание о погребении павших. Кроме того, я опасался, что той ночью эмир Сабзевар может внезапно атаковать нас и устроить побоище, поэтому всем воинам предстояло пребывать в полной боевой готовности, и в случае если часть из них отвлечь на то, чтобы хоронить мертвых, это могло ослабить наши силы.

Командующего войском по истечении дня, проведенного в сражении, даже если он и вышел из него победителем, продолжает одолевать множество других забот, он должен выслушать доклады нижестоящих военачальников, проследить, чтобы раненные были обеспечены должным лечением и уходом, привести свой лагерь в такое состояние, чтобы не оказаться жертвой уничтожающей атаки со стороны противника. Я велел поместить в шатре и организовать охрану Мухаммада Сайфиддина, брата эмира Сабзевара, поблизости от своего шатра, с тем, чтобы в беседе с ним получить побольше сведений о его брате и мощи вражеского войска.

Когда наступила ночь и Мухаммаду Сайфиддину предоставили возможность совершить намаз, Кувлар-бек, стоявший рядом со мной сказал: «О, эмир, посмотри, как этот человек совершает намаз».. Я знал почему удивлен Кувлар бек, однако прикинулся непонимающим и спросил: «Что собственно тебя удивляет?». Кувлар бек ответил: «Этот человек совершая намаз, не кладет руки на грудь». Было ясно, что Кувлар бек до того дня не видел как шииты обычно совершают намаз. Я сказал: «Кувлар-бек, молящийся, совершая намаз, являет себя перед Богом, поэтому он должен выглядеть достаточно смиренным, чтобы было видно, какое почтение он оказывает Господу. Каждому мусульманину дозволено стать перед Богом так, как он того желает, при условии, что его манера стоять соответствует его обычаям и правилам выражения почтительности. Мы выражаем своё почитание тем, что складываем обе руки перед грудью и читаем намаз, а этот человек выражает свое почитание Бога, прижав обе руки к телу, и если среди мусульман были бы общины, где принято во время намаза держать обе руки прижатыми к голове, как выражение почтения Господу, они были бы вправе совершать намаз и таким образом, при условии, что на их голове надета чалма».

В ту ночь эмир Сабзевара так и не атаковал нас, и утром следующего дня мои воины приступили к погребению павших, однако в течении минувшей ночи гиенам удалось поживиться частью трупов. Я стал расспрашивать Мухаммада Сайфиддина о подробностях, касающихся войска его брата, и он ответил, что войско, противостоявшее нам накануне насчитывало семьдесят пять тысяч человек, и что у его брата имеется еще тридцать тысяч воинов в Сабзеваре. Как утверждал Мухаммад Сайфиддин, потерь в войсках эмира Сабзевара было больше, чем можно судить по трупам оставшихся на поле битвы, так как сабзеварцы, отступая, унесли с собою часть своих погибших, чтобы их не затоптали лошади и пешие.