Кем бы вы ни работали: сантехником или кассиром в супермаркете, – будете совершать ошибки. Если сотрудник супермаркета неправильно разложит товар на полках, некоторые коробки просто упадут на пол, но если ошибку допустит работник скорой помощи, последствия могут быть катастрофическими. Иногда это даже не ошибки, а плохие результаты, которых невозможно избежать.

Интубация, введение трубки в горло пациента, – это искусство. В скорой помощи ее проводят только парамедики, и это последний шанс для пациентов, которые не дышат. Анестезиологи намеренно вводят пациентам наркоз и берут на себя контроль за работой их дыхательной системы, что является огромной ответственностью. Недавно во время обучения я предложил анестезиологу свою помощь. Пациентке должны были удалить желчный пузырь, и, прежде чем ее привезли, мы с анестезиологом обсудили различные мышечные релаксанты, которые он использует, чтобы упростить интубацию. Он сказал, что его любимый препарат – рокуроний, потому что существует антидот, который можно использовать, если у пациента возникнет неблагоприятная побочная реакция. Естественно, я поинтересовался, случалась ли такая реакция у кого-то из его пациентов, и он ответил, что да, но это очень редкое явление.

Пациентку привезли, и мы с ней немного поболтали, прежде чем анестезиолог ввел ей множество различных препаратов, в том числе рокуроний. Она заснула, и я начал вентилировать ей легкие (сжимал воздушный мешок, соединенный с маской, чтобы наполнять легкие пациентки), но вскоре мне стало сложно это делать. Анестезиолог, думая, что моя техника страдает, продолжил вместо меня, но через несколько секунд понял, что у женщины бронхоспазм – неблагоприятная побочная реакция на рокуроний, которая заключалась в затрудненном дыхании. Анестезиолог ввел антидот и другие препараты, но у пациентки остановилось сердце. Он нажал на тревожную кнопку, и уже через несколько секунд в операционную сбежались все врачи больницы. Если бы у вас остановилось сердце, лучше бы это произошло в больнице.

Когда состояние пациентки стабилизировали, анестезиолог сказал мне: «Больше не приходи в мою операционную, приятель». Пациентка провела пару дней в реанимации, но в итоге с ней все было в порядке. Та ситуация помогла мне осознать, что даже четырнадцать лет обучения не делают человека пуленепробиваемым. Ни анестезиолог, ни я не допустили ошибок, однако все пошло не так. В медицине никогда нельзя сказать наверняка, что будет дальше.

Люди часто имеют неправильное представление о наших полномочиях. Парамедики и младшие специалисты по оказанию первой медицинской помощи не обучены делать то же, что специалисты в больнице. Нас учат проводить только определенные вмешательства. Люди хотят, чтобы парамедики проводили более сложные процедуры и вводили больше препаратов, однако решение о том, оставить ребенка дома или отвезти в больницу, очень ответственное, и оно не отражается на заработной плате.

В прошлые выходные мы приехали на вызов и увидели ребенка с кашлем и насморком. Мне пришлось объяснить его маме, что мы не педиатры. Если у ребенка нет остановки сердца, аллергической реакции или чего-то настолько же серьезного, нас вызывать не нужно. Проблема в том, что дети не всегда способны рассказать о своих симптомах. У нас в чемоданах нет рентгеновских аппаратов, томографов и другого блестящего дорогостоящего оборудования. Дело не в том, что мы отлыниваем от работы, а в том, что судьбоносные решения должны принимать ответственные за это люди.

Должен признаться, что одной из вещей, которые привели меня-подростка в профессию, была возможность мчаться по улице с включенным проблесковым маячком и ревущей сиреной и не бояться, что меня остановит полиция. На самом деле все не совсем так, потому что автомобили скорой помощи имеют свои особенности. В отличие от легковушек и фургонов, в них много сложной электроники и кабелей. Наши механики знакомы с автомобилями скорой помощи в мельчайших деталях, и они делают все, чтобы те были на ходу, но нужно иметь в виду, что машины находятся в движении двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Они проезжают тысячи километров в неделю практически без перерыва, и некоторым из них уже десять лет.

Знаете, что самое забавное? Однажды я взял на станции новый автомобиль, на котором была наклейка с надписью: «Пожалуйста, не превышайте скорость первые 1500 километров, пока двигатель объезжается». Представляю, как мы приезжаем на вызов и говорим: «Простите за опоздание. У нас новый автомобиль, с которым нужно обращаться осторожно».

Некоторые автомобили ездят так, словно у них квадратные колеса. Они скрипят и ревут, будто у них артрит. Приходится прикладывать усилия, просто чтобы выехать на них с парковки утром. У меня несколько раз ломались рабочие машины, и в некоторых случаях в их задней части находился пациент. К счастью, это были пациенты не в критическом состоянии, однако я слышал истории о том, как ломались автомобили с пациентами в тяжелом состоянии на борту. В таких случаях приходится ждать, когда пациента заберет другая бригада.

Не так давно, прежде чем этим стали заниматься специалисты, мы перевозили новорожденных младенцев в специализированные детские больницы. Мы использовали особую каталку, по сути представляющую собой инкубатор, который закрепляли в задней части автомобиля и подключали к сети. Сложно представить себе более ценный груз. Мы хотели довезти младенца до места как можно скорее, но при этом старались сильно не превышать скорость и избегать резких поворотов и торможений. При этом мы прекрасно понимали, что едем не в самом надежном транспортном средстве.

Кроме того, обстановка на дороге далеко не всегда благоприятная. Зимой мы иногда ездим по дорогам, покрытым льдом и снегом. Плохая погода представляет собой особенно серьезную проблему для сельских бригад скорой помощи, которые во многом полагаются на спасательную службу. Люди рассчитывают на помощь отважных сельских врачей, которые готовы пробираться сквозь метровые сугробы ради спасения пациента. Бывают дни, когда снега так много, что наш автомобиль не может проехать, и тогда приходится обходиться тем, что есть. В подобных случаях обучение езде на вездеходе оказывается полезным, но попытки проехать на транспортном средстве превращаются в кошмар, потому что мы не хотим, чтобы люди, уступая нам дорогу, лезли в сугроб и застревали там. Днем мы можем попробовать вызвать вертолет скорой помощи, но это крайняя мера. Ночью вертолеты не летают из-за плохой видимости.

Однажды нас вызвали к ребенку, у которого начались судороги. Была середина ночи, на дорогах сантиметров десять снега, и каждый раз, когда мы пытались завернуть за угол, автомобиль заносило. Оказавшись наконец на месте, мы увидели, что ребенку еще хуже, чем мы думали, и следует отвезти его в больницу как можно скорее. Но из-за плохих погодных условий нам потребовалось бы на это не менее сорока минут. В таких неприятных ситуациях важно мыслить здраво. Мы понимали, что ребенку срочно требуется помощь врача, но если бы я ехал слишком быстро, мог не справиться с управлением. Если бы мы врезались в сугроб или фонарь, точно не успели бы в больницу вовремя и целый час ждали бы приезда другой бригады. Нам пришлось осторожно ехать по занесенной снегом дороге и держать пальцы крестиком. На самом деле это дает хорошее представление о том, что значит быть работником скорой помощи среди царящего вокруг хаоса.