16

Страшное чувство

Когда я только начал работать в скорой помощи, на нашей станции стоял бильярдный стол. По воскресеньям мы даже сидели там и смотрели фильмы на DVD, отдельные бригады периодически уезжали на вызовы, выполняли свою работу и нередко возвращались. Так и должно быть, потому что у нас невероятно напряженная работа. Нас в любой момент могут вызвать к умирающему ребенку или жертве автомобильной аварии. Думаю, никто не осудил бы нас за то, что мы потратим немного времени, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.

Были и другие вещи, которыми мы занимались на станции. Перерывы давали нам возможность по-хорошему подготовить автомобиль. Теперь, когда вызовы накапливаются, у нас нет времени даже сходить в туалет, не говоря уже о том, чтобы убедиться, что есть все необходимое. Нередко мы приезжаем на вызов, открываем чемодан и понимаем, что чего-то не хватает. В автомобиле скорой помощи есть запас некоторых препаратов, но мне бы не хотелось говорить пациенту: «Прости, приятель, подожди минутку». Хорошая подготовка – самая важная часть любой работы. Если солдат отправится в бой без нужного обмундирования и что-то пойдет не так, он погибнет.

На автомагистралях можно увидеть знаки: «УСТАЛОСТЬ УБИВАЕТ. ОТДОХНИ». Это действительно так. Почему же все ждут, что сотрудник скорой помощи способен эффективно работать десять и более часов, не имея возможности выпить кофе и съесть шоколадку? Согласно официальным правилам, мы имеем право на один тридцатиминутный перерыв и один двадцатиминутный за двенадцатичасовую смену. Организованные люди приносят еду из дома, но часто у нас нет возможности сесть и нормально поесть. Бывает, я веду автомобиль скорой помощи с отсыревшим бутербродом во рту. Говорят, именно поэтому у наших автомобилей автоматическая коробка передач (к сожалению, сейчас закупают автомобили с ручной коробкой, и вскоре у нас не будет свободной руки, которой мы сможем есть).

Даже если появляется возможность приехать на станцию, то мы, разогрев и съев пищу, должны незамедлительно направиться к двери, даже не успев до конца прожевать. Вы за версту узнаете работников скорой помощи в ресторане (не на смене, конечно!), потому что они едят в два раза быстрее других людей.

Работник скорой помощи никогда не знает, когда ему в следующий раз удастся сходить в туалет, и это значит, что я часто писаю, просто чтобы подстраховаться. Если мы приезжаем на станцию, я писаю два-три раза. Если мы оказываемся в отделении неотложной помощи, тоже стараюсь сходить в уборную пару раз. Я часто спрашиваю у пациентов, могу ли я воспользоваться их туалетом. Каждый раз, когда у меня появляется возможность пописать, я ею пользуюсь.

На многих сменах я думал: «Сегодня просто нет сил, чтобы работать». Это страшное чувство. Тело устало, разум устал, и я хожу, словно призрак. Вдруг я оказываюсь за рулем пятитонного автомобиля скорой помощи и мчусь к пациенту с остановкой сердца. В моем чемодане куча препаратов, которые нужно правильно ввести. Я приезжаю на место и начинаю сомневаться в своих действиях. Все ли я сделал правильно? Ничего ли не забыл? Когда ты в таком состоянии, любые задачи, будь то разгадывание кроссворда или перевязка раны, становятся жутко сложными. В такие моменты работник скорой помощи рассчитывает на помощь своего напарника. Когда вы оба в таком состоянии, вам просто приходится собирать последние силы в кулак.

На самом деле у меня есть забавная история, связанная с усталостью. Несколько моих коллег говорили, что на нашей станции обитает дух ребенка, затоптанного слоном. Говорят (никаких доказательств нет), что станция находится на месте викторианского цирка. Мой коллега сказал, что однажды вечером не мог встать со стула, потому что его удерживала невидимая сила (не знаю, ребенок или слон). Его коллеги сразу сказали, что он только что отработал десять часов без отдыха и перерыва на еду и невидимой силой, вероятно, была хроническая усталость.

Неудивительно, что у нас в скорой помощи есть феномен под названием «ожидание звонка». Он имеет место в редких случаях, когда мы находимся на станции и наблюдаем, как истекают секунды до конца смены. Мы смотрим на часы, ходим по комнате, потеем от волнения и надеемся, что новый вызов не поступит и мы сможем уйти домой вовремя. Иногда у меня звучит в голове песня «Countdown»[16].

Когда до конца смены остается минут пять, мы начинаем убирать оборудование – очень осторожно, чтобы не искушать судьбу. Однако это не всегда срабатывает. Однажды нас направили на вызов, когда до конца смены осталось буквально пять секунд. Это был вызов первой категории – пациент задыхался (как только диспетчер слышит слово «задыхается», он направляет скорую помощь), и мы были единственной свободной бригадой. Подобное огорчает, но мы сами на это подписались. Даже если из-за последнего вызова наша смена растянется до четырнадцати часов, мы все равно поедем к пациенту, которого должны спасти.

Кроме того, мы обязаны безупречно справляться с бумажной работой, хотя иногда так устаем, что не можем удержать ручку. Мы должны показать, что помогли пациенту и облегчили его боль. Я понимаю, что правильно вести документацию очень важно, потому что люди любят жаловаться. Однако иногда заполнение бумаг занимает столько же времени, сколько работа с пациентом. Независимо от того, ведешь документацию или нет, ты находишься в опасном положении.

То же самое относится к врачам. В какое бы отделение неотложной помощи ни зашли, мы видим, как они сидят за компьютером и печатают отчеты. В этом нет их вины, они просто делают то, что им говорят. Однако это отнимает много драгоценного времени и мешает заниматься тем, что действительно важно: лечить пациентов и спасать жизни.

Начальство попыталось максимально сократить количество бумаг, которые нам нужно заполнять, но такая работа все равно довольно объемная. Писать отчет об остановке сердца очень просто, но задача усложняется, если мы оставляем пациента с инфекцией дыхательных путей дома. Нам необходимо объяснить, что с ним не так и что мы сделали, чтобы ему помочь. Мы обязаны поговорить с врачом, и может пройти очень много времени, прежде чем врач нам перезвонит. Когда он наконец это сделает, нужно записать его комментарии и советы. Я сидел в гостиной пациента и смотрел на своего коллегу, в то время как пациент смотрел на меня, и мы все поглядывали на часы, покашливая и неловко шмыгая носом. Иногда приятно немного посидеть и выпить чашку чая, но есть дома, где задерживаться не хочется. Лишь сделать все необходимое и побыстрее убраться оттуда.

Мы никогда не знаем, когда на нас пожалуются, потому что есть бесконечный список вещей, которые можно сделать не так. Однажды мы подняли мужчину с пола, поводили его по комнате, спросили, больно ли ему, и, когда он сказал нет, попрощались и уехали. Примерно через месяц начальство получило на нас жалобу от дочери того мужчины, поскольку позднее выяснилось, что у него была трещина в бедренной кости.

Если пациент сказал, что он в порядке, если нормально ходил по комнате, что мы должны сделать? Прежде чем покинуть дом пациента, мы всегда говорим: «Если вы заметите изменения в своем состоянии или вас начнет что-то беспокоить, позвоните своему врачу или 999». Мы с напарником написали объяснительные, и, пока начальство не подтвердило, что мы ничего не нарушили, я жил в постоянном страхе. Страх быть наказанным или уволенным всегда присутствует на подкорке мозга работника скорой помощи. Он произрастает из культуры вины, существующей в обществе. Увольнения случаются не так часто, но мы этого очень боимся.

В медицине многое зависит от мнения, особенно при недостатке фактов. Мы можем измерить артериальное давление, пульс, уровень сахара и кислорода в крови, а также сделать ЭКГ. На основании результатов мы решаем, оставить пациента дома или отвезти в больницу. Однако мы не обладаем волшебными палочками или рентгеновским зрением. Работник скорой помощи приезжает на тысячи вызовов за год и не может всегда все делать правильно. Мы обычные люди, поэтому иногда мы что-то упускаем. Кто-то говорит, что, если бы работники скорой помощи проводили полный осмотр, они никогда бы не ошибались. Честно говоря, это бред, потому что нет ни человека, ни системы, которые работали бы безупречно.