Иногда я думаю: «Кто я такой, чтобы судить?» Граница между осознанно выбранным образом жизни и пренебрежением часто размыта. Однако порой у меня не остается иного выбора, кроме как сообщить о пациентах в нужные службы. Этот процесс сам по себе довольно неприятен, поскольку, заполнив все необходимые документы, мы больше ничего не слышим о человеке. Мы не только не знаем, правильно ли мы поступили, но и не получаем информации о том, выполнили ли службы свою работу. Нам остается лишь скрестить пальцы.
У работников скорой помощи нет времени на философские размышления по поводу увиденного, и они становятся очень циничными. По крайней мере, я. Раньше я считал себя хорошим христианином и до сих пор надеюсь, что после смерти нас что-то ждет. А мои дети ходят в христианскую школу, потому что мне нравятся ценности, которые прививает религия. Однако чем дольше ты работаешь в скорой помощи, тем меньше веришь в высшие силы. Разве Бог позволит ребенку умереть мучительной смертью от рака костей? Или от родительской безответственности?
Однажды на станции мы с коллегами говорили о Боге, и я понял, что большинство людей стоят на стороне науки. Врачи и другие медицинские работники не могут творить чудеса в библейском смысле, но медицинские чудеса они творят каждую секунду. Я никогда не видел Иисуса, зато я видел чрескожное коронарное вмешательство, которое по сути является операцией на сердце, проведенной через вену. Вам больше не нужно ложиться в больницу на месяц: вы проводите там пару дней, а уже через несколько недель возобновляете тренировки в зале.
Пока Иисус не покажет нам свое лицо, я буду верить в чудеса человечности. Если после моей смерти райские жемчужные врата не распахнутся передо мной, то я позвоню в полицию.
8
Собирая по кусочкам
Про сотрудников скорой помощи можно сказать: «За все берется, да не все дается». Нас можно сравнить с «мужьями на час», которых вызывают, чтобы прочистить трубы или устранить течь. Это серьезные проблемы, требующие незамедлительного решения, и «муж на час» наверняка решит их мастерски. Однако вы вряд ли пригласили бы его, чтобы заменить проводку во всем доме, так же как не станете просить работника скорой помощи провести операцию на мозге. (Еще раз хочу напомнить, что сотрудники скорой помощи НЕ будут прочищать вам трубы и устранять течи. У нас и так полно работы.)
Когда я только начал работать, у меня развился комплекс неполноценности, потому что меня не научили делать все, что нужно. Я полагал, что врачи будут смотреть на меня свысока, так как они учатся не менее десяти лет. Однако вскоре я понял, что, когда у врачей что-то идет не так и им срочно требуется помощь, они звонят нам.
Часто мы в буквальном смысле собираем людей по кусочкам. Однажды нас вызвали к терапевту, пациенту которого резко стало плохо. Врач явно был застигнут врасплох состоянием того парня, и я не побоюсь сказать, что терапевты, в отличие от нас, не привыкли к таким ситуациям. Доктор испытал облегчение при виде нас. Пациент тоже, хотя он также был немного сконфужен. Врачи понимают, что у нас с ними разные задачи. Большинство сотрудников скорой помощи прекрасно выполняют свою работу.
Однако бывают ситуации, когда я превращаюсь в социального работника. В такие моменты мой комплекс неполноценности возвращается, поскольку приходится выходить из зоны комфорта. Иногда нас вызывают к пациентам, которые вот-вот умрут. Однажды мы приехали к тридцатидвухлетней женщине с терминальным раком. У нее развилась полиорганная недостаточность, и мне ничего не оставалось, кроме как сказать: «Думаю, вы приближаетесь к следующей стадии». Она не хотела оставаться дома, потому что у нее были маленькие дети. Мы же не хотели везти ее в отделение неотложной помощи, потому что это было совсем не подходящее для нее место. Поэтому позвонили в местный хоспис, который любезно согласился принять нашу пациентку.
Легкое пожатие пальцев может сказать больше тысячи слов. Не знаю, сколько незнакомцев я держал за руку за время работы в скорой.
Одна из самых сложных задач, стоящих перед сотрудником скорой помощи, – вынести умирающего пациента из дома на глазах у родственников. Независимо от того, сколько нас ждет работы впереди, мы не станем торопиться, потому что этого заслуживает пациент и его близкие. Мы пробыли в доме той женщины очень долго, готовя ее к неизбежному. Работники скорой помощи не могут превратить подобный опыт в приятный или изменить исход болезни пациента, однако в их силах обеспечить человеку комфорт. Мы старались, чтобы все выглядело так, словно мы не делаем ничего особенного, но при этом выполняем самую важную задачу в мире. В тот момент все действительно было так.
Мы побуждали пациентку участвовать в принятии всех решений, чтобы она руководила процессом, а не мы. Для этого нужно было говорить только тогда, когда была необходимость в словах. Однако мы приехали, чтобы поддержать не только пациентку (конечно, она оставалась на первом месте), но и ее семью. Нужно было также вовлечь в процесс мужа и детей женщины, чтобы они не чувствовали себя лишними. Мы попросили детей подготовить носилки вместе с нами, чтобы у них создалось впечатление, будто они помогают маме. Затем мы приподняли детей по одному, чтобы они могли поцеловать и обнять маму.
Как ни странно, юмор всегда приветствуется в таких ситуациях. В какой-то момент женщина указала на окно и сказала: «Нужно его помыть, когда вернусь». Это была попытка не просто справиться с ситуацией, а сделать ее более выносимой для всех присутствующих.
Когда мы выходили из дома, я заметил, что женщина оглядывается. Мы максимально осторожно поместили ее в заднюю часть автомобиля, и я чувствовал себя ужасно, понимая, что мы забираем у детей маму, которая скоро умрет. Прежде чем переместиться на переднее сиденье, я сказал ей: «Мы можем сделать для вас еще что-нибудь?» Женщина ответила «нет» и поблагодарила нас за то, что мы сделали ситуацию менее тяжелой для ее семьи. Эти несколько слов были приятнее любой рождественской премии. Я на секунду взял ее за руку, и она слабо улыбнулась. Легкое пожатие пальцев может сказать больше тысячи слов. Не знаю, сколько незнакомцев я держал за руку.
Однажды мы приехали к мужчине, который сразу сказал: «Послушайте, у меня терминальный рак. Мне тяжело дышать, и я чувствую себя очень плохо. Думаю, я умираю, но не хочу, чтобы меня реанимировали». Он четко высказал свои пожелания, но у него не было официального документа об отказе от реанимации. В этом заключалась проблема. Он умирал и хотел умереть, но находился ли в здравом уме в достаточной степени, чтобы принять такое решение? Это имело первостепенное значение: если бы мы не стали его реанимировать, а позднее выяснилось, что он не был в ясном уме, у нас возникли бы проблемы с законом.
Иногда родственники могут оспорить отказ от реанимации, который дал их умерший близкий. Поэтому мы обязаны всегда документировать это решение.
Мы позвонили начальству и попросили вызвать терапевта, надеясь, что он сможет оформить отказ от реанимации. Однако теперь встал вопрос: успеет ли терапевт прийти? Если он не придет к тому моменту, как пациент перестанет дышать, то как мы должны поступить с точки зрения закона? Пациент действительно перестал дышать до прихода врача. К счастью, рядом было несколько членов семьи пациента, и мы спросили их, как, по их мнению, мы должны поступить. Они единогласно решили, что его не следует реанимировать, поэтому мы создали пациенту максимально комфортные условия, и он умиротворенно скончался. Через пять минут терапевт постучал в дверь.
Мы старались решать вопросы по телефону подальше от пациента и его семьи, однако последние минуты этого мужчины не были полностью свободны от стресса: двое работников скорой помощи бегали вокруг него, пытаясь получить разрешение на отказ от реанимации. Поскольку его близкие находились рядом, все должно было кончиться словами: «Я не хочу, чтобы меня реанимировали». Это неправильно, что его последнее желание оказалось подвергнуто сомнениям, потому что он не подписал какой-то документ.
Проблема в том, что другой член семьи, который не находился в тот момент рядом, мог пожаловаться, что мы не предприняли попытку реанимации. Это грозило бы нам встречей с полицией и обвинением в халатности. Работники скорой помощи не всегда уверены в правильности своих действий, потому что желания пациента и установленные правила не всегда совпадают.