Каждый пустяковый телефонный звонок не только отнимает у диспетчера несколько минут, которые он мог бы потратить на человека с сердечным приступом, но и обходится службе скорой помощи приблизительно в семь фунтов стерлингов, поэтому на каждого человека, звонящего сто раз в год, уходят сотни фунтов. Я слышал о людях, которые выступают за судебную отметку об антисоциальном поведении: если человек вызывает скорую помощь без уважительной причины, он может оказаться в тюрьме. Однако вызовы иногда невозможно игнорировать: если кто-то звонит с жалобой на боли в груди, к нему направят бригаду. И некоторые люди прекрасно знают об этом.
Многие считают, что работники скорой помощи презрительно относятся к «постоянным клиентам», особенно к тем, кто звонит без уважительной причины. На самом деле это не так. Некоторые из них психически нездоровы. Например, у человека может быть синдром Мюнхгаузена: он притворяется больным, потому что ему хочется ощутить заботу о себе. Также бывают отклонения, когда родитель преувеличивает болезнь ребенка или намеренно вызывает ее симптомы. Однако часто «постоянные клиенты» просто одиноки. Я знаю об этом, потому что они сами признаются.
У нас, как у учителей, не должно быть любимчиков, но все-таки они есть. Один парень по имени Барри постоянно звонил, жалуясь то на боли в груди, то на одышку, то на что-либо другое. Барри вырос в детском доме, и его с детства поддерживало государство. У него были трудности с обучением, и хотя он понимал, что постоянно звонить нам неправильно, не осознавал, насколько это серьезно.
Конечно, он занимал наше время, но был очень приятным человеком, знал нас по имени и смешил каждый раз, когда мы к нему приезжали. Он постоянно выдумывал что-то юморное. Однажды я был за рулем автомобиля скорой помощи, в то время как он сидел сзади, хохотал и бил себя по коленям, словно в жизни не видел ничего забавнее. Однажды перед Рождеством он принес стопку банкнот и раздал их нам со словами: «Купите своим дамам что-нибудь приятное». Однако это были не банкноты, а кусочки туалетной бумаги, разрисованные как деньги.
Иногда сотрудники скорой даже ходят на похороны к пациентам. Порой это моральная необходимость, когда иначе не придет никто.
Однажды я пошутил, что мы уберем клавишу с цифрой 9 с его телефона. Он решил, что это невероятно смешно. Когда мы приехали к нему в следующий раз, он заявил, что спрятал телефон. Иногда мы были с ним строги и говорили: «Серьезно, Барри, ты должен звонить в скорую помощь только в экстренном случае». Он пообещал больше не звонить, однако мы снова приехали к нему через пару недель. На него было невозможно сердиться: Барри просто было одиноко, хотелось с кем-то поговорить, в чем он сам позднее и признался.
Кто-то может сказать, что сближаться с этими людьми неправильно, потому что мы только укрепляем их вредную привычку. Однако не все на свете только черно-белое. Мы обычные люди. Если кто-то кажется нам по-настоящему хорошим человеком, вполне естественно, что мы станем его защищать. Будучи свидетелями одиночества и отчаяния некоторых пациентов, мы, уезжая, хотим изменить их жизнь к лучшему, но это не всегда получается. Барри много пил, курил и умер молодым. На его похороны пришло много работников скорой помощи и медсестер. Если бы мы этого не сделали, на его похоронах никого бы и не было. После смерти, как и при жизни, мы остались его единственными друзьями.
11
Недостаток уважения
Нас с напарником вызывают к мужчине с передозировкой. Каждый раз, когда кто-то звонит 999, диспетчер должен оценить безопасность места вызова для работников скорой помощи. Часто это бывает непросто, особенно если человек вызывает скорую себе. Он вряд ли скажет: «Я не в себе, и если вы пришлете ко мне сотрудников скорой помощи, то, возможно, я нападу на них». Конкретно этот вызов признают неопасным, поэтому мы выезжаем, ни о чем не беспокоясь.
Подъехав к дому, видим, что входная дверь приоткрыта. Я стучу, но никто не отвечает. Такое бывает часто. Стучу второй раз и слышу, как кто-то кричит: «Войдите!» В коридоре никого нет, и я заглядываю в дверь гостиной. БУМ! Какой-то человек ударяет меня прямо в лицо. Я валюсь с ног, как мешок картошки, и думаю: «Зачем он это сделал?» Нас не обучают самообороне. Мы знаем техники безопасного ухода от агрессора, но любые инструменты ржавеют, если не пользоваться ими часто.
К счастью, мой напарник, который шел прямо за мной, быстро обездвиживает агрессора (разумеется, используя разрешенные приемы). Драчун падает на пол, и у нас нет иного выбора, кроме как сесть на него сверху и ждать приезда полиции, поскольку каждый раз, когда мы ослабляем давление, он снова пытается ударить нас.
У работников скорых нет ни брони, ни оружия. Однако достается им порой не меньше, чем полицейским.
Оказалось, этот парень – наш «постоянный клиент», и тот факт, что он ударил меня, говорит о том, что он, вероятно, под кайфом, хотя у него могут быть еще и психические или поведенческие проблемы. Сложно сказать наверняка. На следующий день мне звонит полицейский и говорит, что парню сделали официальное предупреждение и обязали выплатить мне компенсацию размером двадцать фунтов в рассрочку. Каждую неделю в течение следующих двух лет на мой счет будет поступать двадцать пенсов[9]. Это тот черный юмор, о котором я ранее писал.
Чтобы работать в скорой помощи, нужно быть разносторонним человеком. Терапевту нужно адаптироваться к каждому пациенту и множеству разных случаев, но при этом он все равно находится в контролируемой и привычной обстановке. Работникам же скорой помощи приходится подстраиваться не только под незнакомцев, огромное множество ситуаций, но и окружение. Сейчас мы болтаем с очаровательной старушкой в красивом большом доме, через минуту оказываем помощь пациенту с передозировкой в наркопритоне, а еще через минуту мы уже в клубе и реанимируем человека, потерявшего сознание.
Поскольку у работников скорой помощи нет защитных костюмов и оружия, нам приходится полагаться на собственный язык, чтобы выбраться из опасной ситуации. По этой причине большинство моих коллег – очень эффективные ораторы. Еще мы интуитивно чувствуем, когда стоит отойти подальше.
Однажды нас с напарником вызвали к мужчине с дробовиком, угрожавшему застрелить любого, кто покажется из-за угла. Этот вызов попал к нам, потому что кто-то решил, что это пациент с психическими проблемами. Хотя логично предположить, что каждый, кто угрожает совершить акт насилия, является психически нездоровым, это вовсе не значит, что на такие вызовы нужно направлять скорую помощь, а не полицию. Мы прятались за углом дома, когда наконец приехали стражи порядка. Нам было известно, что у мужчины мог быть дробовик, и мы не могли рисковать.
– Где он? – спросил нас полицейский.
– За углом. У него дробовик, и он говорит, что воспользуется им.
– Пойду посмотрю.