Остановка сердца означает, что сердце пациента внезапно прекращает качать кровь по телу и в результате мозг лишается притока кислорода. Симптомов остановки сердца нет. У человека, чье сердце не бьется, шансы на выживание составляют всего десять процентов. Это удивляет многих людей, поскольку они смотрят по телевизору сериалы о врачах, где пациентов регулярно возвращают к жизни с помощью СЛР. Большинству людей, которых удавалось спасти, кто-то проводил качественную реанимацию до нашего прибытия на место.
После остановки сердца шансы на выживание остаются не выше 10 %.
Однажды нас вызвали к парню, у которого остановилось сердце во время занятий на беговой дорожке. Персонал тренажерного зала не растерялся и до нашего приезда воспользовался дефибриллятором. К тому моменту как мы привезли пациента в отделение неотложной помощи, он уже сидел и разговаривал. Это был единственный случай в моей практике, когда кто-то выживал после остановки сердца вне больницы. Были и другие истории с таким исходом. Конечно, есть вероятность, что у таких пациентов вообще не было остановки сердца.
Техника сердечно-легочной реанимации проста, и если бы все были с ней знакомы, то можно было бы спасти гораздо больше жизней. Недавно у бывшего футболиста Гленна Ходдла произошла остановка сердца в студии, и звукорежиссер помог ему оставаться в живых до приезда скорой помощи. Поговаривают о том, чтобы обучать технике сердечно-легочной реанимации в школах, что было бы правильно[11]. Хотя людей легко научить правильно проводить сердечно-легочную реанимацию (дыхание изо рта в рот больше не практикуется – только жесткие и быстрые компрессии центра грудной клетки), они должны понимать, что компрессии грудной клетки нужны исключительно тогда, когда человек не дышит или у него отсутствует сердцебиение. Научить людей прощупывать пульс гораздо сложнее.
Даже мы иногда оказываемся сбиты с толку. Однажды мы приехали к пациенту, находившемуся в рабочем клубе, и заметили, что на месте уже стоит мотоцикл парамедика. Он проводил сердечно-легочную реанимацию, и каждый раз, когда нажимал на грудную клетку, руки пациента поднимались, словно тот пытался оттолкнуть врача. Я знал, что такого быть не должно, и сказал: «Приятель, что ты делаешь?» Он ответил: «Я понятия не имею, что здесь происходит, но, как только я останавливаюсь, его сердце тоже останавливается». Я позволил ему продолжать компрессии, а позднее прочитал, что это называется феноменом возврата сознания при сердечно-легочной реанимации. При каждом нажатии на грудь пациента кровь поступала к мозгу.
Очень редко бывают случаи, когда обычный человек знает слишком много. Точнее, думает, что знает. Однажды мы приехали на вызов и увидели, как женщина проводит сердечно-легочную реанимацию нашему пациенту. Когда мы попросили ее отойти, услышали: «Все нормально, я ветеринарная медсестра». Какого ответа она от нас ждала? «О, а мы сразу и не поняли. Тогда продолжайте»? Честно говоря, она, вероятно, знала, что нужно делать, потому что большинство млекопитающих внутри одинаковые. Представьте, если бы у собаки остановилось сердце, я случайно оказался бы на месте, а ветеринарная медсестра подъехала чуть позже. А я бы сказал: «Насколько я знаю, пудели не очень отличаются от людей…»
Некоторые люди берут на себя слишком много. Ветеринары, переживающие родственники могут запросто помешать работе бригады скорой помощи, пытаясь помочь самостоятельно.
Однажды я проводил СЛР женщине, а ее муж стоял надо мной и кричал: «Почему вы до сих пор здесь? Почему вы не везете ее в больницу? Помогите ей!» Я должен объяснять людям, что делаю то, что делаю, чтобы обеспечить их близким самые высокие шансы на выживание. Проводить эффективную СЛР в движущемся автомобиле скорой помощи очень сложно (сейчас появляются новые аппараты, которые позволят нам заниматься другими делами параллельно с попыткой реанимировать пациента).
Люди реагируют на травму по-разному. Я могу сказать человеку, что у него сердечный приступ (говорить такое нелегко, потому что это большая ответственность), а он совершенно спокойно ответит: «О, ладно. Что теперь?» Однажды я сказал мужчине, что у него, вероятно, сердечный приступ, а он ответил: «Эм, проблема в том, что у меня сегодня свадьба. Я женюсь через три часа». Разумеется, мы все равно отвезли его в больницу, и я полагаю, что торжество пришлось отменить. Надеюсь, невеста отнеслась к этому с пониманием. Я уверен, некоторые люди подозревают у себя сердечный приступ, но не обращаются к врачу, потому что боятся больниц или просто слишком заняты.
Некоторые люди, услышав такую новость, приходят в ужас (такой была бы и моя реакция) и начинают дрожать как осиновый лист. Моя задача заключается в том, чтобы держать ситуацию под контролем. Мы не просто врываемся в гостиную пациента, проводим осмотр, объявляем, что у него сердечный приступ, и заталкиваем в наш автомобиль. Когда у человека сердечный приступ, последнее, чего мы хотим, – это ускорить его сердцебиение. Поэтому мы говорим что-то вроде: «ЭКГ показывает, что у вас, вероятно, сердечный приступ. Хорошая новость в том, что медицина не стоит на месте. Мы привезем вас к специалисту, который наверняка решит вашу проблему». Мы не суетимся, а спокойно объясняем, из чего состоит процедура: «Не волнуйтесь, в ней нет ничего страшного. Врач проникнет в вену на запястье или ноге и введет пару трубочек, чтобы артерия снова не закупорилась. Надеюсь, через пару дней вы уже будете дома». Обычно в такой момент мы видим облегчение на лице пациента. Он понимает, что находится в добрых руках и получит наилучшее лечение.
Нет хороших способов сообщать плохие новости, но одни способы лучше других. Работники скорой помощи не могут вводить седативные препараты, поэтому вместо них мы используем слова. Как учил Фрэнк Карсон, все дело в том, как вы что-то говорите.
13
В нужное время в нужном месте
Бывает, я думаю, что направляюсь на рутинный вызов, а затем вдруг появляется другая срочная задача. Думаю, важно оказаться в нужное время в нужном месте. Однажды я ехал в больницу и увидел маленькую девочку лет трех, которая катила игрушечную коляску по улице. Моя первая реакция была: «Ах, вы только посмотрите на эту малышку с коляской!» – но потом я понял, что она босая и рядом нет взрослых. Я подъехал к ней и спросил, где ее родители, где она живет и куда идет. Она не смогла ответить ни на один вопрос. Мы не знали, что делать, поэтому позвонили в полицию. Им ранее сообщали о пропаже ребенка, поэтому девочка воссоединилась с семьей в больнице. Если бы мы не оказались рядом, с ребенком могло произойти что угодно.
Двух моих коллег однажды остановила женщина, рожавшая в автомобиле. Она подъехала к больнице, и ребенок начал выходить прямо на парковке родильного отделения. Принимать роды – и так непростая задача, но попробуйте сделать это, когда роженица находится на водительском кресле. Лично я побежал бы в больницу и позвал акушерку, но те двое парней сами приняли роды и глазом не моргнув.
Иногда что-то происходит совершенно неожиданно и выбивает нас из колеи. Прошла половина смены, и мы направляемся к пациенту с головной болью. Есть такое явление, как молниеносные головные боли, которые невероятно мучительны. Еще головная боль может быть вызвана кровотечением в мозге. В большинстве случаев, однако, она не опасна. Двигаясь по автостраде, мы обгоняем мопед. Вдруг из него начинает валить дым, водитель теряет контроль, и женщина, сидящая сзади, делает сальто в воздухе и приземляется лицом на дорогу. Пациенту с головной болью придется подождать.
Люди в предсмертном состоянии, как правило, ощущают близость конца, и выражение их лиц не спутать ни с чем.
Работа на автомагистралях всегда очень сложна. Каждый раз, когда мы получаем такой вызов, я надеюсь, что полиция уже приехала и перекрыла дорогу. Однажды мы прибыли на вызов и увидели перевернутый автомобиль на средней дорожной полосе. У людей свои дела, и они всегда стараются проехать до того, как автомагистраль перекроют, поэтому, даже после того как мы поставили наш автомобиль диагонально, чтобы перекрыть две полосы, другие автомобили все равно пытались протиснуться. Возможно, эти люди торопились к умирающему родственнику, но скорее всего это не так.
Автомобили пропускают нас вперед, мы включаем проблесковый маячок, останавливаемся, надеваем светоотражающие жилеты и берем все необходимое из задней части автомобиля (нам запрещено возвращаться к автомобилю, чтобы никто нас не сбил). Мой напарник выпрыгивает из машины, а я связываюсь с диспетчерской, чтобы попросить направить к пациенту с головной болью другую бригаду и прислать к нам полицию. Напарник кричит, чтобы я подошел к нему как можно скорее. Я сразу могу сказать, что женщина совершила серьезную ошибку: она надела шлем, прикрывающий голову, но не лицо, которое теперь представляет собой кровавое месиво. Что еще хуже, она не дышит. Мы незамедлительно приступаем к сердечно-легочной реанимации, и я слышу, как у нас за спиной водитель мопеда кричит: «Нет! Нет! Нет!»
Мы перекладываем пациентку на носилки, помещаем ее в автомобиль скорой помощи и восстанавливаем сердцебиение, хотя нам все равно приходится помогать ей дышать. Глядя на нее, я понимаю, что с такими серьезными травмами она, скорее всего, не выживет. Работники скорой помощи сразу видят, когда человеку уже нельзя помочь. Белокожие люди становятся серыми. У темнокожих это не так заметно. У людей в критическом состоянии часто появляется предчувствие близкого конца, которое отражается в выражении их лиц. Им страшно, что жизнь ускользает от них и нет сил этому противостоять. Они не могут говорить, но их глаза все скажут за них: «Я умираю, да?» Интересно, о чем думает человек, понимая, что его время на земле подошло к концу?