— Здесь.

— Вот что сделай. Отвинти противогазную коробку и дыши через нее ртом. А нос зажми. Ну, смелее. Это рядом.

Нога почти по колено вошла во что-то горячее и рыхлое. Предполагая если не спуск, то, по крайней мере, ровный переход, я сделал рывок и упал, наткнувшись на какое-то заграждение. Коробка выпала, руки погрузились все в ту же массу, оказавшуюся не только горячей, но и влажной — как бы распаренной. Падая, успел вдохнуть отравы, растерялся и вдохнул еще раз. Голова закружилась, грудь распирало тошнотой. Надо было срочно выбираться, а я шарил руками по горячему ложу, искал коробку. В другой раз я бы себе не позволил пропадать в этой дьявольской курильне из-за какой-то жестянки, набитой обыкновенными углями. Потом бы Геннадию сказал: «Понимаешь, ситуация». Но сейчас именно мысль о Геннадии заставляла меня, задыхающегося и незрячего, продолжать поиск.

Наконец обожженные пальцы коснулись гофрированной жести. Прижав находку к груди и помогая себе свободной рукой, я пополз наверх.

— Открывай глаза, здесь чисто.

Костя помог мне подняться на ноги.

— Наглотался?

— У-кху-кху…

— Мой промах. Забыл предупредить, что там взъемчик.

Продышавшись и вытерев слезы, я увидел, что стою на гребне дюны, которая, казалось, была насыпана мокрым, мелко перетертым, оранжевым и охристым кирпичом. Придавленная к стене воронки и, как теперь я понял, местами возвышаясь над ней, дюна тянулась до самого конуса и служила своеобразным берегом темной глыбовой реки.

Если бы прорыв не дал потока, а ограничился только тем, что выбрасывал бы наверх бомбы и пепел, конус напоминал бы расширяющийся книзу идеально круглый сосуд с открытым горлышком. Но поток лавы, вышедший едва ли не сразу после взрыва, расколол одну из стенок сосуда. А так как выход лавы не прекращался, стенка так и не заросла. Сосуд остался щербатым. Глубокий вырез в стене, через который лава двигалась к морю, вулканологи назвали воротами. Где-то там, на конусе, у этих ворот, мы собирались провести предстоящую ночь.

Жерла кратера находятся выше уровня дна воронки, поэтому в пределах ворот поток напоминает водопад. И лишь внизу, за створами, он переходит в ровное течение.

Мы спустились к бровке потока. Между крайними глыбами жарко светила трещина.

— Ну, что? — спросил Костя. — Перешагнем? Один шаг и — прощай, робость.

— Смельчак ты, Костя.

— Совершенно справедливо, хотя начальник другого мнения. Он примерно так говорит: сам Костя шею не сломает, а которые с ним, те могут. Наговаривает начальник.

Костя улыбался, понимая, что я догадываюсь: раз «наговаривает», значит, что-то такое было.

Кратер накалялся гулом, по стене лавопада сваливались красные, прихваченные тусклинкой огромные комья.

— Ты вот, Костя, застал кульминацию извержения. Скажи честно: были трудные моменты?

— Скажу, только почему честно?