Книги

Вулканы не молчат

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да ну тебя, — со смехом отмахнулся Авдейко и, обращаясь ко мне, спросил:

— Теперь ты понимаешь, почему я не люблю брать корреспондентов?

Залив пересекали на малом ходу, опасаясь водорослей, которые густо лежали на поверхности воды и могли намотаться на гребной винт. Так же неторопливо, только в обратном направлении, двигалась по правому борту лента берегового обрыва. Обрыв был многослойным. Каждый отчетливо проступавший слой ровным горизонтом тянулся во всю длину берега. Сразу под верхушечной зеленью толщиной в несколько метров шел крепко сдавленный временем слой рыхлой породы. Под ним — очень мощный каменный пояс, казавшийся сплошным слитком. Снова — рыхлый слой и снова — камень.

— Посмотри, — сказал Геннадий, — перед тобой несколько поколений лав и пеплов.

— Они случайно не из нашего грота выпущены?

— Вряд ли. Скорее, вот из этого жерла.

Мы поравнялись с мысом Бакланьим, и Геннадий, показывая на его ровно стесанный каменистый лоб, продолжал:

— Редкий для тебя случай. Ты видишь жерло древнего вулкана в вертикальном разрезе.

— Жерло?.. Я представлял его в виде трубы, по которой поднимается магма.

— Тогда вообрази, что ее забило лавовой пробкой. Этот мыс, можно сказать, и есть пробка, расколотая по вертикали.

По вертикали разрезан и шлаковый конус, пригревший палатку начальника. Выходит, его разбили не волны. Гигантское сотрясение откололо кусок острова между каменным жерлом и нашим лагерем, и на его месте образовался залив Отваги. Х. Танакадате писал об увеличении территории суши в связи с образованием острова Такетоми. Наш прорыв, высунувший поток на полтора километра в море, тоже даст прибавку. Но кто может сказать, сколько раз и какими площадями жертвовал остров, когда, возможно, при очередной подвижке в недрах коры от него отваливались, исчезая в воде, куски суши?..

За мысом застойная гладь залива сменилась черноватой волной. Некрутая, без гребешков, она бочком устремлялась к берегу, нацеливаясь на затянутую паром стенку потока. Высотой с трехэтажный дом, поток нес на своей спине самые необыкновенные по своим очертаниям торосы. Готические башни и минареты, выщербленные и расшатанные колонны древнего храма, вставшие на дыбы верблюды и многометровые бюсты неких грозных героев — все это, временами заслоняемое паром, напоминало остатки разграбленной и сожженной цивилизации.

Вода вблизи потока имела ясно-бирюзовый цвет.

— Это она от взвесей такая, — пояснил Костя, — иначе говоря, насыщена пылеобразными частичками. Неделю назад мы здесь купались. Водичка была под сорок градусов.

— А сейчас?

— Опоздали. Она теперь быстро остывает.

Геннадий направил лодку в угол, образованный прибойной полосой и потоком. Причаливать было небезопасно: торчавшие по краям потока многотонные куски лавы могли неожиданно свалиться в воду.

Здешний берег — не то что в заливе Отваги — был угольно-черным от вулканического шлака. Бесформенные куски за несколько недель успело обкатать прибоем, и они по внешнему виду напоминали обычную, только что не в меру ноздреватую гальку. Сплошь черным был и крутой склон, поднимавшийся от моря к месту прорыва.

Мы вытащили лодку подальше на берег и, глубоко зарываясь ногами в пепел, двинулись наверх.

— Вот здесь они и живут, — Костя показал на серый полузасыпанный пеплом валун в трехстах метрах от источавшего густые пары нового конуса.