— Опять лисица шарилась. Их тут полно.

— И не боятся?

— Боятся, — иронически протянул Саша. — Такие нахалюги — палкой не отгонишь. Ведро с кашей вчера камнями обложил, сверху два чурбана лежало. Так все равно набок завалила. Еще бы маленько — и опрокинула.

Утром Геннадий спросил:

— Кто ночью шумел? Ты, Саня?..

— Ну.

— Крыс разгонял?

— Лисица кашу воровала.

Геннадий засмеялся.

— А Питкин, наверное, не понял, что это лиса. Даже не высунулся из палатки. Ну и нюх же у тебя, Питкин. Опозорился.

Питкин лежал у символического входа на кухню. Услыхав ласковый упрек хозяина, подбежал к скамье, кинул передние лапы на колени Геннадия и потянулся счастливой мордой к его лицу, собираясь приложиться к нему собачьим поцелуем.

Геннадий вовремя отвернулся.

— Уйди, Питкин. Сегодня я тебя презираю. Опозорился… А-яй, опозорился.

— За что ты его, начальник? — спросил подошедший с берега Костя. В руках он держал две связки крабов. Костя выудил их, сидя в лодке, в пятнадцати метрах от берега. Там у него был «огород» морской капусты. Крабы сползались туда, привлеченные кухонными отходами, которые Костя сбрасывал в «огород» специально для приманки.

Положив на стол обе связки, Костя наклонился к Питкину:

— За что он тебя?

— Ты представляешь, — весело заговорил Геннадий, — оказывается, ночью к нам лиса приходила, а Питкин прозевал.

— И что? — нисколько не удивившись, спросил Костя.

— Что значит — что… — Геннадий почти возмутился. — Какой же он охотник, если зверя проворонил.

— А это недостойное занятие — гоняться за алаидскими лисичками. Здешняя лисичка — не зверь.