Ночь на потоке

Ниже шлакового конуса, упираясь в него закраиной, дымила воронка, которую с самолета я не видел. Другие — они были на той стороне — запомнились, наверно, потому, что стояли обособленно и были почти чистыми, а эта вплотную к конусу да к тому же была закрыта испарениями проходившего через нее главного потока.

На облака, поднимавшиеся из воронки, падали наши тени. Они то почти исчезали, то обретали такую четкость, как если бы над воронкой было натянуто ровное полотно. Облака находились в непрерывном стремительном движении. Только что они сходились, образуя бугристый снежный занос, и вот уже на том месте осталась рваная пленка, сквозь которую смутно просвечивало дно.

Оглядевшись по сторонам и не увидев рядом Геннадия — тот, подавая Нине руку, уже поднимался на конус, — Костя сказал:

— Присмотритесь хорошенько: на облаках три тени, но только вокруг своей видишь радужный нимб.

Нимба по краям моей тени не было. Николаю показалось, будто что-то такое замерцало, но потом и он признался: нету.

— Значит, пока не удостоились, — нашелся Костя.

— Что для этого надо?

Не ответив, он пошел вдоль края воронки и остановился перед дымной завесой, тянувшейся вверх ровно и плотно. От нее разило теплым сернистым удушьем.

— Желающие самоутвердиться — за мной!

Костя шагнул в ядовитую гущу. Она растворила добычу мгновенно и без единого звука. Хоть бы осыпь из-под ног или камень скатился. Безмолвие.

Пока я прислушивался, исчез Николай. Нога болит, ходит вприскочку, а натренированность свое берет — альпинист.

Близко и почему-то сверху объявился Костин голос:

— Ты где?