– Иди сюда. Гляди! – сказал он. И Джим взглянул.

Уоррен показывал ему гравюру: это была копия карты восемнадцатого века, украшенная мифологическими фигурами.

– Мы здесь, – сказал профессор, ткнув мясистым указательным пальцем в восточное побережье Северной Америки где-то между Бостоном и Нью-Йорком.

Джим посмотрел на палец. Потом заметил морских чудовищ, прячущихся в волнах, и перевёл обеспокоенный взгляд за окно, на настоящий океан, подошедший к дому на пике прилива.

– Да что ты, нет в океане никаких монстров! – поспешил успокоить его Уоррен, решив, что правильно понял мысли мальчика. – Они не настоящие, нарисованные!

Растерянное лицо Джима убедило его, что доставать старую карту было не лучшей мыслью: теперь, наверное, мальчик станет считать океан логовом кошмарных существ. А он-то надеялся получить хоть какую-то информацию, надеялся, что Джим узнает место, какое угодно, откуда можно начинать поиски его семьи… Если, конечно, предположить, что семья Джима всё ещё жива.

– Ну, думаю, пора бы принять ванну, – объявил Уоррен, с несчастным видом возвращая гравюру на место. – Пойдём? Я там всё починил! По крайней мере, мне так кажется…

Какой же приятной оказалась ванна! Вода (чистая!) приняла его в свои тёплые, ароматные объятия. По стенам, выложенным синей плиткой, скакали блики. Джиму показалось, что он нырнул в небольшое, размером с комнату, озеро, и от этой мысли у него вдруг перехватило дыхание. Грудь сжало, словно на неё давили изо всех сил. Он понял, что должен тотчас же, не теряя ни секунды, выбраться из воды, что и сделал – суетливо, неуклюже, немедленно поскользнувшись и чуть не рухнув на спину.

Стоя голышом на мокром коврике, он завернулся в мягкое синее полотенце в поисках тепла и, найдя его, пускай всего на несколько секунд, сразу почувствовал себя лучше.

Он никогда не бывал в комнатах, подобных этой, или в подобных домах; никогда, насколько ему помнилось, не видел мест, столь богатых на непонятные вещи, и даже не предполагал, что такие места существуют. Его мир, мир фермеров из Тулах-на-Кроще, был простым. И бедным. Еды на их столе частенько не хватало на всех, и никто не покупал новой одежды или обуви. Ничто вокруг не было удобным, ничто не давалось легко. А в этом мире, мире Бобуоррена, всё казалось доступным, придуманным только ради того, чтобы сделать жизнь лучше.

Джим подошёл к зеркалу, но отражение напугало его: в этом мальчике с трудом удалось узнать себя. Как он выглядел раньше (раньше чего – другой вопрос, на который ему хотелось бы получить ответ), Джим помнил смутно, будто во сне, но всё-таки достаточно чётко, чтобы понять, как сильно изменился. Мальчик в зеркале показался ему больным стариком. Он попытался улыбнуться – и застыл, увидев почерневшие зубы. Потом принялся яростно скрести их уголком полотенца, пытаясь стереть тёмную патину, которая показалась ему всего лишь грязью. Зуб упал в раковину и, дважды звонко подскочив, нырнул в сток. Джим сунул было внутрь палец, чтобы достать его, но безуспешно.

Он знал, что не был стариком, но понял, что болен. Что-то в нём было не так: что-то изменившее его, заставившее выпадать волосы и зубы, ослабившее ноги, наполнявшее голову снами, даже когда он был уверен, что не спит. Что-то заставившее забыть, как он потерял семью. Он заболел, совсем как семья Киннафейг, как многие другие до и после них. И, наверное, вслед за Киннафейгами и всеми остальными скоро умрёт.

Тогда он завесил полотенцем зеркало, прикрыв того ужасного себя, как прикрывают покойника, и оделся.

Входная дверь была широко открыта. Низкое вечернее солнце нарисовало на светлых половицах длинный ярко-жёлтый прямоугольник. Джим опасливо застыл на пороге: услышав морские колокола, он вдруг подумал, что так стучат друг о друга побелевшие от времени кости.

Уоррен помогал давешнему парню из магазина разгружать зелёный пикап с ржавыми бамперами.

– Ну, как тебе ванна? – спросил профессор.

Джим посторонился, чтобы дать продавцу с коробкой пройти, но, поймав на себе его взгляд, любопытный и несколько испуганный, опустил глаза.

Парень сделал то же самое: при виде этого ребёнка ему делалось не по себе.

– Куда ставить? – крикнул он.

– Куда хочешь, – ответил Уоррен, внося очередную коробку.