– Ну вот и дождались… – сказал император, дочитав послание контр-адмирала. – Слава Тебе Господи, конечно, что удар придется не по Москве, Петербургу или Киеву, а также не по кому-нибудь из наших союзников! Но все равно Нам от всего этого как-то не по себе. Ведь во Франции и Британии могут погибнуть миллионы людей, которые к этой мерзкой политике не имеют отношения ни сном, ни духом, и вообще ни в чем не виновны.
– Это в нашей богоспасаемой России, – усмехнулась Антонова, – народ пока не имеет никакого отношения к политике. По крайней мере, ровно до тех пор, пока не впутывается в деятельность одной из политических партий. Вы возьмите общую численность партийцев всех сортов и количество взрослых и дееспособных подданных вашего величества обоего пола. Да там политически активных и полпроцента не наберется. Зато в демократической Европе каждый гражданин обязан принимать участие в выборах, а следовательно, европейцы, пусть и опосредованно, становятся ответственными за политический курс своих правительств.
– Вот именно что опосредованно, уважаемая Нина Викторовна, – вздохнул император, – сами же рассказывали о присущем западной демократии свободном выборе между двумя абсолютно одинаковыми вариантами одного и того же зла. Я понимаю, что не могу ничего изменить, просто высказываю свое монаршее сожаление о напрасно погибших людях.
– Постойте, Михаил, – возразила генерал Антонова, – мне кажется, что ваши сожаления несколько преждевременны, ведь пока еще никто не погиб, и у нас есть возможность предупредить правительства Франции и Великобритании о грозящей опасности. Ширина полосы, над которой может произойти взрыв, составляет всего по пятьдесят километров в ту или другую сторону от осевой линии. И во Франции, и в Великобритании имеется развитая сеть железных дорог. Достаточно вывести людей из опасной зоны еще километров на сто в стороны – и больших жертв можно избежать.
– Нина Викторовна, – воскликнул император, – если вы не знаете современных парижан и вообще французов, то я вас просвещу. Если прямо сейчас объявить им о наступлении конца света, то они, напротив, выбегут на улицы – полюбоваться апокалипсисом. С англичанами картина прямо противоположная. Они не поверят вашему предупреждению, пока не станет совершенно поздно и смерть не нависнет у них прямо над головой. А в любом случае виновным во всем окажется император всероссийский и весь русский народ. Европейские нации в любом случае найдут способ выплеснуть свою желчную ненависть к России.
Генерал Антонова пожала плечами.
– Мы, русские, всегда будем виноваты – только потому что мы существуем, – сказала она. – А англичане и французы… кто ж виноват, если они ведут себя как враги сами себе. К тому же, насколько я понимаю, в Британии у вас родственники: дядюшка Берти, тетушка Александра, любимые племянники, но вот ваши переживания по поводу красот Парижа мне абсолютно не понятны. До известного года эти месье, вне зависимости от партийной принадлежности, просто спали и видели, как бы втянуть Россию в кровавую бойню с Германией, итогом которой стало бы возвращение в состав Франции отторгнутых тридцать лет назад Эльзаса и Лотарингии. При этом по итогам той войны Россия должна была оказаться перед Францией по уши в неоплатных долгах, в результате чего ей пришлось бы делать французам одну политическую любезность за другой. И чем дольше продолжалась бы эта «дружба», тем более неоплатным становился бы долг России. И те самые простые французы, по поводу которых вы так переживаете, всецело одобряли такое положение вещей, ибо и им с барского стола перепадал бы кусочек осетрины. И вообще, политическая конструкция, которую демонстрирует Французская республика – предельно продажная, и нечего ее жалеть. Мы ведь и Вильгельма в его французских поползновениях сдерживаем только потому, что, получив желаемое, он сразу утратит интерес к союзу с Россией.
– Да уж, – задумчиво сказал император, – французов и в самом деле жалеть, наверное, нечего. Просто вместе с ними погибнут Собор парижской Богоматери, Эйфелева Башня, Лувр со всеми его картинами, а также кабачки Монмартра и кабаре «Мулен Руж», где полуголые девки так красиво задирают длинные ноги к потолку. Сокровища культуры, так сказать. Зато представляю, сколько восторженного визга будет в чопорной Германии. Еще бы – Господь поразил огнем очередной Содом и Гоморру, уничтожив обитель греха и разврата. Тьфу ты, противно даже…
– Да, – ответила генерал Антонова, – немцы, они такие. Но, если верить расчетам штурманов с «Москвы», так получилось, что небесная кара Германию миновала, поэтому немцы имеют возможность злорадствовать и торжествовать. Вот такие вот у нас дурные союзники, и других взять негде.
– Немцы – союзники не хуже прочих, – отпарировал император, – только слабины перед ними показывать категорически не рекомендуется, а то можно перейти в младшие партнеры или вообще стать добычей. Но речь сейчас не о них, точнее, не только о них. Чтобы уравновесить германскую спесь, в Континентальном Альянсе нужен третий равноправный партнер. Я имею в виду возможность заманить в нашу теплую кампанию Британскую империю, пока мой дядя Берти еще жив и способен оказывать вменяемое влияние на невменяемых политиков. У них с адмиралом Фишером готов грандиозный план, как развернуть британский линкор на новый курс; но если этот метеорит грохнется на Лондон, то эта операция пойдет псу под хвост. Как ни оправдывайся, все равно не отмоешься от подозрений, что это вы, пришельцы из будущего, навели этот астероид на столицу Британии.
– Да, уж, – вздохнула генерал Антонова, – нашу Российскую Федерацию, там, в будущем обвиняли во многом, но в таком – еще ни разу.
– Понимаете, Нина Викторовна, – отчего-то тихим голосом сказал император, – черт с ним, с Парижем, пусть он горит синим пламенем, но вот Британию от беды уберечь необходимо. Не только потому, что у меня там родственники, и даже не только потому, что всех собак повесят на вас и на меня. Чрезвычайное ослабление Владычицы Морей и переход ее в третьеразрядные державы невыгодно Нам потому, что, во-первых – свято место пусто не бывает, и там, откуда ушли англичане, подобно плесени размножатся североамериканцы; а во-вторых – до крайности обнаглеет дядя Вилли. Поэтому я хочу спросить: нет ли у вас средства, чтобы остановить этот астероид, если он, не дай-то Бог, сумеет миновать территорию Франции и будет угрожать Великобритании?
– Остановить – то есть уничтожить? – со скепсисом спросила Антонова.
– Именно, – согласился император, – есть же у вас на кораблях эти, как их, зенитные ракеты…
– Ну, как вам сказать, Михаил Александрович… – ответила генерал Антонова, – зенитные ракеты на кораблях есть, но уничтожить ими астероид, даже если он всего лишь ледяное кометное ядро, невозможно. Дело в том, что астероид раз в десять быстрее любой ракеты, а его масса настолько превосходит обычные цели таких ракет, что это будет все равно что стая комаров, пытающаяся остановить разогнавшийся паровоз. Обычно для того чтобы уничтожить самолет, ракета взрывается от него на некотором расстоянии, подобно шрапнельному снаряду выбрасывая в сторону цели рой металлических шариков, пучок стержней или других готовых поражающих элементов. Не думаю, что такая атака, насколько бы массовой она ни была, даже если ее удастся организовать за три оставшихся дня, хоть как-то повлияет на дальнейший полет объекта, не говоря уже о его уничтожении. Тут нужен по-настоящему тяжелый молоток – крупнокалиберный снаряд бронебойного типа, способный проникнуть в самую сердцевину астероида и разорвать его на части…
– Помнится, – сказал император, – как раз на «Москве» установлены ракетные снаряды подобного типа, – один из них утопил японский броненосный крейсер «Асама» с такой легкостью, будто это был обычный рыбацкий баркас.
– Честно говоря, – задумчиво произнесла генерал Антонова, пожав плечами, – я не уверена, что противокорабельной ракетой можно выстрелить по астероиду. Обычно они предназначены для поражения того, что находится на поверхности воды, а не летает в воздухе… Одним словом, вопрос следует задавать специалистам.
– Вот и задайте его специалистам, – кивнул император. – Но прежде всего необходимо передать команде «Москвы» мою благодарность за уже проделанную работу, а также приказание немедленно взять курс на Ла-Манш. При экономической скорости в шестнадцать узлов она должна оказаться в необходимом нам месте с запасом в сутки. Если кто и сможет выполнить невыполнимое, то это только ваши люди.