– Матушка ничего не знала о ребенке. – рассудила она. – Поэтому пусть и об остальном не догадывается. Зачем расстраивать ее понапрасну?

В своих письмах графиня де Баккард продолжала уверять родителей, что чувствует себя хорошо. Те часто спрашивали, когда она намерена прибыть ко двору. Она отсрочивала момент, пользуясь тем, что королева до сих пор не настояла на ее возвращении.

Спустя какое-то время Ижени и Реджис получили приглашение на очередной бал. Граф не настаивал на том, чтобы она туда шла, но Ижени решила, что уже достаточно пробыла в затворе и должна поприветствовать королеву, раз уж она служит у нее. Они провели вполне неплохой вечер, с учетом того, что при дворе теперь не было особых разногласий или конфликтов, создающих общее напряжение. Даже принц Карлос казался вполне себе веселым и расслабленным. Весь вечер травил охотничьи байки, пил шампанское и танцевал четыре раза, два из которых с Миреей Д’ангран. Мирея светилась от счастья и осыпала Ижени последними придворными новостями. Королева, наоборот, мало обращала внимания на свою новую придворную даму, и почти не нуждалась в ее обществе. А король приветствовал супругов очень тепло и наговорил Реджису массу приятных слов в сторону его жены. Судя по его словам, Ижени Кавелье была просто кладом и находкой для любого благородного дворянина. И граф, вероятно, совершил в жизни немало хорошего, если боги наградили его столь прекрасной спутницей жизни. Вся эта похвальба заставляла графиню краснеть от смущения, а Реджиса от непонимания. С чего бы вдруг все это? Но он ни о чем ее не спрашивал, не донимал подозрениями, и вообще только танцевал с ней весь вечер, гулял с ней на балконе и в саду, приносил ей напитки и мороженое. Ижени начала привыкать к его вниманию и расценила это попыткой утешить ее в ее горе. Если так, то она не против. С ним она не чувствовала себя такой несчастной, как без него.

Как-то раз дома она села играть свои этюды в музыкальной комнате. Реджис вернулся со службы и, не привыкший к музыке в доме, очень удивился. Он вошел в комнату, где Ижени играла, остановившись позади нее. Несколько минут он слушал. Потом она закончила играть и перелистнула ноты на начало другой песни.

– Сыграй двадцать пятую симфонию Шарне. – сказал он, вспоминая любимого некогда автора.

Ижени вздрогнула и обернулась.

– Напугал. Как рано вернулся.

Он взял ее руку с крышки фортепиано и поцеловал.

– Можно и двадцать пятую. – согласилась Ижени, возвращаясь к инструменту и закрывая ноты. Эту мелодию она знала наизусть.

– А может шестнадцатую? – передумал Реджис. – Там, где такой красивый переход…

– Выбирай любую, я знаю почти все.

– Ты у нас поешь, играешь на разных инструментах, шьешь, вышиваешь, знаешь арифметику, философию и историю, картографию и астрономию. Говоришь на двух иностранных языках.

– На трех. – поправила его Ижени. – Отец говорил, образование это самое главное. Не знаю правда, насколько он был прав.

– Есть что-то, чего ты не умеешь? – в шутку спросил Реджис.

Ижени улыбнулась.

– Не могу заставить полюбить себя.

– Отчего же? Вполне себе можешь. Стоит только направить на нужного человека свой пистолет. Ты ведь и стреляешь тоже.

Ижени не удержалась и рассмеялась. Надо признать она впервые смеялась после того случая. Потом она все же отыграла выбранный мужем музыкальный этюд. После чего он позвал ее пить кофе в гостиную.

Пока слуги подавали кофе, Ижени вдруг вспомнила о чем-то и вопросительно посмотрела на мужа:

– Ты не знаешь, что происходит с Авелин в последнее время? Она так мало разговаривает со мной. Все время норовит убежать куда-нибудь. Может, у нее что-то случилось и ей нужна помощь? Я бы охотно помогла ей, если это в моих силах. Она такая странная с тех пор как… – Ижени осеклась, лицо ее помрачнело. – С тех самых пор. – закончила она.