Эльфы встретили их в пещере, играющей роль тамбура. Берендей дружески обнялся с ними, объясняя что-то на том же, хрустально звенящем языке. Эльфы склонились в дружеском поклоне. Потом один из них, видимо, старший, что-то коротко ему сказал.

 --Вам нужно завязать глаза, чтобы после подземелья Солнце их не ослепило. Они просят не считать это за обиду или недоверие.

 --Переведите, Ваше Величество, что мы тоже считаем эту предосторожность нелишней. За обиду мы её не почитаем, -- церемонно ответил Акела.

 Глаза Берендея смеялись, когда он столь же церемонно переводил собрату витиеватую фразу. Гном, хмурясь, сказал им что-то. Старший эльф насмешливо ему ответил, Бе­рендей засмеялся и хлопнул Дорина по плечу, потом, улыбаясь, пояснил уже по-русски: "Гном надулся - моим, мол, глазам повязка не нужна. А Элгард в ответ: "а тебе её никто и не предлагает". И скорчил Дорину гримасу. Тот только хмыкнул и задрал выше бороду. Повинуясь знаку Элгарда, двое эльфов завязали людям глаза тёмной полупрозрачной шёлковой лентой. Затем, осторожно поддерживая под руки, повели к выходу.

 Свежий морозный воздух ударил в лицо, заскрипел снег под ногами. Их осторожно свели по берегу, метров пятьсот-шестьсот они шли по ровному льду, лишь припорошён­ному снегом, затем дорога вновь пошла вверх. Это был уже противоположный берег. Пройдя метров сто пятьдесят, люди вдруг почувствовали под ногами не снег, а упругий травяной покров. В лицо повеял тёплый ветерок, несущий медвяный аромат луга и запах разогретой солнцем сосны. Однако!

 Они, поддерживаемые под локти своими провожатыми, зашагали дальше. Тропа была ровной, потому темп, взятый эльфами, выдерживалcя ими легко. Иногда откуда-то с боков доносились мелодичные голоса, окликавшие их, провожатые что-то отвечали. Время от времени они сами переговаривались голосами, в которых слышался то звон се­ребряного колокольчика. Это было то "дзин-нь!" хрустального бокала, то пение тонкой дорогой фарфоровой чашки, по краю которой проводят пальцем. Судя по количеству до­зоров и секретов, Древний Лес хорошо охранялся.

 Акела только собрался поинтересоваться, - долго ли им ещё идти вслепую, как процессия остановилась. Ловкие пальцы развязали узел на затылке, повязка упала с глаз. Они стояли на поляне, усыпанной белыми цветами, светящимися, казалось, изнутри, слабым сиянием, "асфодели" -- всплыло откуда-то в памяти. Меж янтарными стволами веко­вых сосен разливались сиреневые сумерки.

 Перед ними стояли мужчина и женщина в таких же переливчатых серо-зелёных плащах, какие были и на провожатых. Но что-то в глазах этой пары выделяло их из общего ряда, было сразу ясно, что это не рядовые эльфы, а Повелители.

 --Приветствую Вас, Ваши Величества, -- послышался голос Барса и они все поклонились королевской чете одновременно. На лицах Короля и Королевы появились сдер­жанные улыбки.

 --Здравствуй, Брат, -- заговорил венценосец. Царь Берендей поклонился, -- приветствуем тебя, принц Дорин, рады Вас видеть в Древнем Лесу. Приветствуем и Вас, люди, видимо, важное дело привело Вас к нам. Впрочем, кое-что нам всё-таки известно. Но мы незнакомы пока.

 --Меня зовут Акела, Ваше Величество. Прежнее моё имя осталось в моём прежнем мире, здесь оно не имеет никакого смысла.

 --Друзья называют меня Барс, с моим именем такая же история.

 --Я - король эльфов Древнего Леса, моё имя Галаронд. Это - моя жена, королева Люниэль.

 --Ваши глаза, воины, -- заговорила Королева, -- глядят из страшного далёка, я вижу там многое, что мне непонятно и много такого, от чего моё сердце сжимается от страха. Но всё это для вас - прошлое. Несмотря на все эти ужасы, ваши сердца открыты и для женщины и для друга. Примете ли Вы мою дружбу?

 --Да, Светлая Королева, -- оба человека, преклонив колено, поцеловали руку Владычицы Леса.

 --А теперь, друзья эльфов, -- широко улыбнулся Король, -- в честь вашего прихода будет дан пир. О делах мы будем говорить завтра, сегодня веселимся, не помня горя и зла.

 Разве можно описать эльфов? Это не удалось даже Толкиену. То, чем владеет язык человека, даёт слишком бледную тень от этой сказочной реальности. Тем более, чьё перо дерзнёт описать их праздник? Таинственный свет горящих в листве фонариков смешивался со светом полной Луны, придавая всему загадочность и нереальность, хотя при нём легко можно было "иголки збирать".

 Были песни эльфов, что будили в самых забытых уголках давно огрубевшей души неведомые струны. Душа эта просыпалась, встряхивалась и расправив крылья, взлетала, рас­творяясь в мелодии и несла её дальше. Сказать про эти напевы, что они прекрасны - значит, ничего не сказать. Прохладная родниковая вода как редчайшее из вин, и вино, срав­нимое разве что с вечным блаженством, про которое все только слышали, но ничего не знают.

 А подаваемые к нему яства и фрукты, по отношению к которым само слово "вкус" безвкусно по определению? Всё на этом празднике рождало ощущение пронзительной беззаботной радости. Даже Дорин, сидящий рядом у костра, был весел и счастлив, как ребёнок.

 --Да, -- сказал он, -- осушив кружку вина, за каплю которого король отдал бы корону, а королева отдалась бы бродяге, -- что до праздников, тут никто не сравнится с Пер­ворождёнными. Даже гном на них способен забыть о золоте и серебре.