Книги

Вилла мертвого доктора

22
18
20
22
24
26
28
30

Короче говоря, джинсы и любимая полотняная сорочка поло цвета хаки — так Олег явился в казино и убедился, что выбор верный. Сатырос уже ждал его у бара — причем одет он был подчеркнуто недорого, разве что кроссовки — такие стоили хорошего ужина в ресторане. Майкл снял темные очки и широко улыбнулся, шагнув навстречу Олегу:

— Добро пожаловать! Что пьете?

— «Том Коллинз».

Сатырос заговорил, не ожидая реакции собеседника. В принципе, очень профессиональная и верная манера — когда ты на своей территории, в привычной обстановке, самый верный способ помочь партнеру акклиматизироваться — такой ни к чему не обязывающий разговор, во время которого собеседник привыкает к обстановке, к тебе и дальше уже вечер идет своим чередом. Все это мелькнуло в мыслях Олега, и он, потягивая коктейль, не мешал Майклу Сатыросу играть роль гостеприимного хозяина, а сам потихоньку оглядывался по сторонам.

Народу в казино было много. Главным образом — люди среднего возраста. Из семи столов для рулетки играют пока на трех. За одним — игра завязалась, оттуда доносится дружный хор голосов — то восторг, то стоны разочарования, то аплодисменты. У игровых автоматов тоже тесно — главным образом у тех, где наверху «колеса фортуны». Там, когда выигрываешь, колесо начинает вращаться, и ты можешь многократно увеличить выигрыш. Можешь и потерять…

Сигаретный и сигарный дым плавает в воздухе. Вентиляция отличная, но казино — чуть не единственные в Калифорнии места, где разрешено курить. А, вот и тут веяния времени — немаленькая часть зала отгорожена, и над ней плакат «Для некурящих». Ходят между рядами автоматов девушки на высоких каблуках, в черных чулках сеточкой и в юбочках, похожих на пляжные, разносят бесплатно вино, пиво, виски — кому что… Казино живет своей жизнью, в нормальном рабочем ритме.

— …Зато начиная с мая все эти городки пустеют, — продолжал свой экскурс Сатырос. — Не так много желающих проводить здесь лето — тут сто десять градусов (по Фаренгейту, разумеется) чуть не каждый день. Правда, воздух очень сухой — для астматиков и аллергиков здесь просто рай. И знаете, я сюда даже летом люблю приезжать — в таких закрытых комплексах, как у меня… — он сделал паузу, — да и у вас тоже, народу ну совсем немного. А я люблю бывать в одиночестве.

— Понимаю вас. Спасибо за введение… — Олег показал рукой на окружающее. — Пока нам с вами здесь не мешают, у меня есть вопросы. Вы готовы?

— Вполне. — Сатырос отставил бокал на стойку. — Я к вашим услугам.

— Что вы можете сказать о Фелпсе? Я буду вам признателен, если вы расскажете как можно подробнее, мне все интересно.

— А вы с этим делом еще не закончили? — Сатырос улыбнулся, но улыбка была натянутая. — Я слышал, что убийца уже арестован… Но раз вы сюда для этого приехали, я понимаю, что дело серьезное. Давайте так — Бенджамин Франклин, один из наших отцов‑основателей, учил всегда делить большие вопросы на мелкие — так ответы получаются более подробными и легче узнать именно то, что хочешь.

Так вот… Я вам сейчас расскажу вкратце историю наших с покойным Фелпсом отношений — так, как я ее помню. Но на память я не жалуюсь, благодарение небесам. А у вас наверняка возникнут еще вопросы. И на них я отвечу после игры, казино работает круглосуточно, нам никто не помешает. Идет?

И продолжал практически без паузы:

— Значит, так: говорят — о покойниках или хорошо, или ничего. Я это правило собираюсь нарушить. Не потому, что я к Фелпсу плохо относился, — а просто вы мне внушаете доверие — уж не знаю почему. С тех пор, как мы познакомились тогда, в доме у Зои. И говорить с вами я буду так, как будто Фелпс жив. Еще одна оговорка: все, что я скажу, — мое личное мнение. Я его никому не навязываю, но и отказываться от него не собираюсь. — Сатырос перевел дыхание. — Вот какое дело: он, Фелпс покойный, был, конечно, и блестящий профессор, и талантливый ученый, и так далее и тому подобное… «Бла‑бла‑бла», как говорят в Америке. Но, на мой взгляд, он был показушник. Все, что он делал, — делал напоказ, а на поверку ничего толкового не мог. Вот смотрите — женился на красивой женщине. Витрина. А семьи нормальной создать не мог, и детей нет. Зато ни одной юбки не пропускал… Я сам женщин люблю, это во‑первых, я никого не осуждаю — это во‑вторых, но мы с вами ведем речь о том, что за человек был наш профессор. Дальше — бизнес. Взять хотя бы его Шеппард‑Хауз этот. В Лос‑Анджелесе — тысячи медицинских клиник, а вот вы мне ответьте: есть ли хоть одна, похожая на эту? Сказочный домик он решил, видите ли, построить! Показуха, опять показуха… Я вам больше скажу — он и бизнес строить не умел. Бизнесмен он был, прямо скажу, никакой. Тут люди на медицине огромные деньги делают, а он еле концы с концами сводил. — Сатырос поглядел на Потемкина пристально, Олег не мигая выдержал взгляд, и Майкл отвел глаза и продолжал после паузы: — Он, если уж на то пошло, у меня деньги занимал. И не только у меня — я ему помогал деньги доставать.

— Он успел вам отдать долг?

— Давно он деньги отдал, речь не о деньгах. Я вам говорю о его характере… Все он пытался показать, что он — не такой, как все. И, как я вам рассказываю, мало что у него из этого получалось. Потому что надо стоять ногами на земле и не делать вид, что ты — лучше и выше людей, с которыми ты имеешь дело…

«Даже если это такие люди, как Майкл Сатырос», — добавил про себя Олег, а вслух сказал только:

— Продолжайте, пожалуйста. Мне важно все, что вы говорите.

— И эта его борьба с системой нашего здравоохранения. Внешне все не то что благопристойно — просто красиво. И благородно. Но это — внешне. А реально — система эта существует десятки лет, и никто ее менять не будет. Выходит, все его эти речи и громкое имя — это приобретение политического капитала. Лично я так это расцениваю — докажите обратное.

Майкл Сатырос посмотрел на золотые часы «Картье» и сказал вдруг озабоченно и без всякого пафоса: