В этих клубных поселках — сотни домов, разного стиля и разной стоимости, но при этом все устроено так, чтобы в таком поселке жили люди примерно одного достатка. Дом здесь может стоить триста тысяч или, скажем, шестьсот, но не больше. И не меньше. А неподалеку — другие поселки, где территория побольше, дома попросторнее, но там и цены другие.
Олег подъехал к воротам для постоянных жильцов, сунул в пропускное устройство врученную ему Хопкинсом карточку и миновал шлагбаум. Перед тем, как двигаться «домой», неторопливо проехался по поселку — приятно было смотреть вокруг. Много бассейнов — больше, чем в нормальных лос‑анджелесских поселках такого типа, много зелени. Посередине комплекса — большое, метров двести в длину и пятьдесят в ширину, озеро, где плавают утки и гуси. Поднимешь глаза от озерной глади, от зеленых травяных газонов и увидишь за черепичными крышами домов снежные вершины гор. И если вспомнишь, что все это великолепие находится в самом центре выжженной солнцем пустыни, — дух захватывает.
Потемкин подъехал, как ему объяснил Хопкинс, к северной части озера, где шумел, ниспадая по камням, небольшой водопад, поглядел налево — дом 319, все так, как ему говорили. Внутри было прохладно и тихо. Олег умылся с дороги, вышел на дворик, обращенный к озеру, сел в кресло — под матерчатым навесом, в тени.
Вскоре он встретится с Майклом Сатыросом. Причем не просто встретится, а за игорным столом. Никто Потемкина не приглашал — сам напросился. Потемкин, впрочем, совершенно не жалел об этом своем шаге, услышав о котором, Хопкинс только присвистнул. Олег предпочитал об этом не распространяться, но он любил покер. Куда уж там — хорошая черта в послужном списке, что для российского полицейского, что для американского! Тем не менее что было, то было. Играл Потемкин редко — просто потому, что если играть в покер профессионально, то это занятие на всю жизнь. Точно так же, как и любое другое. Литература, скажем. Или теннис. Или сыскная работа… Достигать успехов мимолетно, не тратя жизнь на суровую и неблагодарную работу, могут разве что гении. Олег к гениям относился с некоторым опасением. Ему гораздо интересней были те, кого он называл хорошими профессионалами, — люди, которые, овладев ремеслом, совершенствовались в нем каждый день и каждый час, и их успехи произрастали из этой ежедневной работы.
Да, но как тогда быть с покером? А никак. Профессиональным игроком Олег никогда не собирался становиться, эта игра была для него как игра, не более того. Да, собственно, это и есть игра, причем во многом спортивная. Всплеск небывалой ее популярности во всем мире, чуть не ежедневные телевизионные трансляции, проводящиеся регулярно чемпионаты — тому свидетельство.
Но у Потемкина, кроме этих общих соображений, был к покеру профессиональный интерес. Это игра, где человек раскрывается — причем очень явственно. Что при этом отличает именно покер? Это игра индивидуальная, но в коллективе, пусть небольшом. И тут, как, может, в никакой другой игре, видны человеческие сильные и слабые стороны: гнев, досада, сдержанность, эмоциональность, восторг — все как на ладони. Но вот в чем дело — в отличие от любой другой игры, эти эмоции могут быть реальными, а могут — показными, ложными. Отвлекающий маневр. Обманные действия, блеф — это в покере не нарушение норм, а неотъемлемая часть стратегии. То и отличает классного игрока, что он даже на слабой карте может срывать большие куши: ведь пока карты не открыты, за столом идет война нервов, ты можешь повышать и повышать ставку, рассчитывая на победу. А можешь выйти из игры, имея на руках выигрышные карты, но не имея смелости рисковать.
Между тем твоя информация о том, какие карты на руках у партнеров за столом, складывается из десятков факторов — как они держат карты в руках, куда смотрят перед тем как сделать ставку, как поднимают со стола и кладут на кон фишки, делая ставку, — твердо, со стуком, или кидают небрежно… Еще — глаза… Ну да, они — зеркало души, но каждый начинающий знает, что блефовать следует с как можно более уверенным видом. И вот игрок делает ставку, глядя тебе, сидящему напротив, прямо в глаза. А уж твое дело — понять, глядит он тебе в глаза потому, что у него действительно сильная карта, либо потому, что он блефует, либо потому, что он хочет, чтобы ты подумал, что он блефует… Сделать правильный вывод при наличии практики и наметанного глаза вполне возможно, но для этого надо понять характер и стиль игрока, его манеру поведения за столом, его склонности и стереотипы поведения в различных ситуациях.
Покер Олег сравнивал для себя с ведением допроса, когда человек на другой стороне стола умен и хорошо подготовлен. Его задача — внушить тебе то, что он хочет внушить. А хочет он тебе внушить, что он невиновен и что все твои доводы, так или иначе, несостоятельны. А ты хочешь, чтобы он начал говорить правду. И заставить человека заговорить откровенно и высказать то, что он при других обстоятельствах ни в коем случае говорить не стал бы, — это большое искусство. И практически то же самое — за покерным столом. Если ты правильно ориентируешься в картах партнера — это процентов восемьдесят выигрыша. Только тут, в отличие от допроса (а иногда — и на допросе то же самое!), и тебе надо попытаться обмануть соперника, ввести его в заблуждение.
Сегодняшний его соперник будет серьезным. Майкл Сатырос и сам не знал, что имеет перед Потемкиным фору, что до встречи за карточным столом он уже сыщика однажды обманул — тем, что принял его Олег за человека иного типа и масштаба, отнюдь не такого, которым Сатырос на деле является. Не знает об этом Майкл — и пусть не знает. Олег ни в коем случае не собирался просвещать его по этому поводу. Но если бы не раскрылся следствию истинный масштаб деятельности Сатыроса, вряд ли стал бы Потемкин тратить день на поездку в Палм‑Спрингс. Он хотел увидеть Майкла в обстановке неформальной и почувствовать, чего от него можно ожидать. Что он знает о Фелпсе? Какие‑то детали, которые помогли бы найти заказчика… А может, этот заказчик — сам Сатырос? По ходу расследования его имя возникает то тут, то там… Потемкин не очень верил в такого рода случайности.
Сатырос не заставил себя ждать. Вскоре раздался его звонок.
— Вы уже в наших краях? Где остановились?
— «Кантри‑клаб» в Ранчо‑Мираж.
Человек на другом конце провода помедлил мгновение.
— Я всегда говорил, что представителям наших доблестных спецслужб должны создаваться специальные условия.
— А что тут специального? — удивился Олег. — Благоустроенный курортный поселок. Мне удобно — это главное.
— Играть не раздумали?
— Помилуйте, — улыбнулся Олег, — как можно? Но вы же понимаете, что до игры я хочу кое о чем вас спросить?
— Как не понять… — Сатырос что‑то прикинул про себя. — Давайте тогда я вас встречу в казино около большого бара — того, что по ковровой дорожке, — в центре зала, прямо напротив лифтов. Там… скажем, в шесть выпьем по коктейлю, поговорим, а в семь — за стол.
Потемкин не стал спрашивать о форме одежды — в большинстве случаев в Штатах она не лимитирована, даже в VIP отделениях клубов, это — не Европа. Зато, когда требования «черного галстука» или смокинга для того или иного мероприятия существуют, вам не преминут напомнить о них и раз, и два, а если вы вздумаете явиться одетым не по форме, вас, скорее всего, просто не пустят.
Это забавная черта американцев, думал Олег. Демократия — всегда, демократия — во всем, демократия — превыше всего. Но, когда речь идет о соблюдении какого‑то заведенного распорядка — в корпорации, в компании или в гольф‑клубе, — формальности соблюдаются со строгостью, которая человеку со стороны кажется излишней. Например, есть корпорации, где обязательны каждый день костюм, свежая сорочка и галстук. А по пятницам можно приходить в джинсах и кроссовках. А в четверг или во вторник — ну никак… Или есть компании, где женщины не имеют права приходить на работу без чулок или колготок. Лето, жара — это неважно. Нельзя — значит, нельзя. Это называется «дресс‑код», правила одежды. И соблюдаются они строго.