Глава V
Виктор Франкл
(1905–1997)
Вторая мировая война подходила к концу. Оставались считаные дни до падения Третьего рейха. Красная армия и войска союзников продвигались с востока и запада по территории противника, уничтожая остатки сопротивлявшихся сил вермахта и СС, освобождая тех, кто долгие годы находился в плену у нацистов. 27 апреля 1945 года американские подразделения вошли в немецкий город Тюркхайм. В нескольких сотнях метров от главного вокзала они обнаружили за колючей проволокой около пятисот истощенных узников в построенных наспех бараках и землянках. Это был один из нацистских лагерей, которые буквально испещрили территорию Германии и оккупированных ею стран. Он назывался Кауферинг VI и был одним из более чем сотни филиалов концентрационного лагеря Дахау. Среди заключенных, для которых день освобождения стал вторым днем рождения, находился Виктор Эмиль Франкл, человек, которому в дальнейшем судьба уготовила особую роль — философа, нашедшего смысл человеческой жизни, и врача, способного лечить людские страдания с помощью этого смысла.
Виктор Франкл родился 26 марта 1905 года. В этот теплый весенний день его родители — Габриель и Эльза Франкл отдыхали за чашечкой кофе в уютном венском кафе «Зиллер». Неожиданно беременная Эльза почувствовала схватки, и молодые люди поспешили домой. Несколько часов спустя Виктор Франкл появился на свет. При случае он любил вспоминать обстоятельства и дату своего рождения. Франкл упоминал, что он чуть было не родился в знаменитом кафе «Зиллер», которое позднее стало одним из мест, где проводил свои собрания Альфред Адлер, а также подчеркивал, что дата его рождения, 26 марта, связана с печальным событием — в 1827 году в этот день умер Бетховен. Виктор был вторым ребенком в семье Франкл. В 1902 году у них родился сын Вальтер, а в 1909 году на свет появилась дочь Стелла.
Мать Виктора Франкла происходила из известного еврейского рода, прославленного такими именами, как Раши[189], в честь которого даже названа разновидность еврейского письма, и Махараль рабби Лёв[190] — один из особо почитаемых пражских раввинов. Виктор обожал свою мать, как и подобает еврейскому мальчику. Он описывал ее только превосходными эпитетами — «добрейшая и сердечнейшая». Его духовная связь с матерью была настолько сильна, что в первые годы самостоятельной взрослой жизни он ужасно страдал, когда был вынужден надолго покидать родной дом. Ни в одном из интервью или мемуарах, в которых он делился воспоминаниями о детстве, Франкл ни разу не упомянул о каком-либо ее недостатке. Для него она была практически святой.
Отец по характеру был абсолютной противоположностью матери. Виктор вспоминал о нем как о человеке со «спартанским, даже стоическим отношением к жизни». В мемуарах Виктор Франкл писал, что он был в большей степени похож на отца, чем на мать. Его отец происходил из очень бедной семьи. Окончив обучение на медицинском факультете, Габриель Франкл не смог работать по специальности и поступил на государственную службу. Благодаря своему трудолюбию и перфекционизму он дослужился от стенографиста в парламенте до директора одного из департаментов Министерства социального попечения.
Габриель Франкл был человеком вспыльчивым, однажды даже сломал о Виктора свою трость, наказывая за какой-то проступок. Тем не менее сын упоминал об этом случае безо всякой обиды на отца и более того, считал его справедливым человеком, обеспечивавшим семье ощущение полной защищенности: «Чувство безопасности в детские годы проистекало, разумеется, не из философских размышлений или внушений: его дарила мне сама обстановка, в которой я рос. Мне было, наверное, пять лет (это детское воспоминание я считаю образцовым); я проснулся солнечным утром на даче в Хайнфельде, охваченный невыразимым чувством счастья, блаженства — открыл глаза и увидел над собой улыбку отца»[191]. Как справедливо отметил один из учеников Франкла Альфрид Лэнгле, «подобное переживание архаично и поистине никогда не забывается. Оно охватывает мальчика и остается живым для старика. Всю жизнь оно связывало благодарного Виктора с отцом. С характерной для себя феноменологической зоркостью он почувствовал тогда, что этот строгий, правильный и, должно быть, неприступный мужчина всем сердцем желает ему добра и рад его существованию. Переживание, коснувшееся ребенка, можно описать только как истинную отцовскую любовь. Малыш мог вопринять и ощутить этот поток именно как любовь, которая согревает его жизнь, и осознать себя в своем пробуждении. Снова и снова мог Франкл соприкасаться с этим чувством. Тот факт, что он хранил и заботливо поддерживал в себе этот полюс тепла, говорит о его сильной потребности в теплых отношениях»[192].
Супруги Франкл были верующими людьми, хотя их и нельзя было назвать ортодоксальными иудеями. До Первой мировой войны, когда это стало невозможно в силу сложной ситуации с продовольствием, семья соблюдала правила кашрута[193]. Франклы регулярно посещали синагогу и отмечали все иудейские праздники. Каждое утро глава семьи произносил главную и первую из известных иудейских молитв, по сути символ веры — «Шма Исраэль», которая начинается со слов: «Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь один! Благословенно славное имя владычества Его во веки веков!» Раз в неделю, вечером в пятницу, отец заставлял Виктора и Вальтера молиться вместе с ним. Причем делать это надо было на иврите, языке, который дети в школе не учили, а только практиковали его с отцом. Чтение молитв давалось мальчикам с большим трудом, но отец требовал их безошибочного исполнения. Поэтому за каждое правильное прочтение он награждал детей монетой в десять геллеров[194]. Правда, случалось это лишь несколько раз в году.
Что касается отношений Виктора Франкла с братом и сестрой, то о них практически ничего не известно. Франкл о них упоминал крайне редко. Сложно сказать, почему это было так. Скорее всего, они слишком сильно расходились с Виктором во взглядах, интересах, и, вполне возможно, разница эта была очевидна с самого детства.
Семья Франкл жила в доме 6 по улице Чернингассе в еврейском квартале Вены — Леопольдштадт. В этом же районе, буквально в соседнем доме, некоторое время проживал и Альфред Адлер, с которым в будущем судьба сведет Виктора Франкла. Неподалеку от дома находился знаменитый парк Пратер, где Франклы любили проводить свободное время. Летом же вся семья отдыхала на даче в предместье Вены.
Уже в три года Виктор Франкл определился с выбором профессии. Он решил, что будет врачом. Его отец, мечтавший когда-то о подобной карьере, был, конечно, рад такому выбору сына. Прогуливаясь с маленьким Виктором по Вене, он нередко проходил мимо зданий медицинского факультета Венского университета, где можно было почувствовать специфический запах формальдегида и прочие неприятные для обывателя ароматы. Но Виктора они притягивали, позволяя мечтать о будущем в белом халате. И хотя позднее маленький Франкл задумывался о том, чтобы стать юнгой и дослужиться до звания офицера, его первая мечта была самой сильной, и ей он не изменил.
В возрасте семи-восьми лет Виктор и его брат пережили сексуальные домогательства служанки, работавшей в их семье. Подобный опыт, безусловно, был для детей травмой. Однако когда психолог вспоминал об этом факте в своих мемуарах, он ограничился лишь тем, что охарактеризовал эту девушку как «бойкую и глупую» особу, ни слова не написав о том, как он пережил произошедшее и каковы были последствия для его детской психики. Опубликованные на склоне лет воспоминания Франкла умалчивают или приукрашивают многие факты в его биографии. Трудно понять, а тем более объяснить подобную особенность. Возможно, Франкл просто не помнил нюансы каких-то событий. Возможно, не хотел о них вспоминать, чтобы не навредить своему образу «патриарха психологии». А возможно, он переосмыслил многие вещи на фоне своего жизненного опыта, оставив в стороне всё, что считал несущественным. Хотя, скорее всего, сыграли свою роль все названные причины, каждая понемногу.
Начавшаяся Первая мировая война кардинально поменяла жизнь семьи Франкл. Для граждан воюющих стран наступило время разрухи, голода и болезней. С обеспечением Вены продуктами питания были большие проблемы. Девятилетний Виктор вынужден был вставать около трех часов ночи, спешить на рынок, чтобы занять очередь за картошкой или каким-либо другим товаром, столь дефицитным в военное время. В начале восьмого утра приходила мать, а мальчик отправлялся в школу. Для того чтобы хоть как-то прокормиться, семья Франкл уезжала на лето в небольшой городишко Порлитц, где когда-то родился глава семейства. Дети ходили по крестьянским дворам, выпрашивали хлеб, а на близлежащих полях воровали кукурузу. Едва ли не единственным развлечением для Виктора и его старшего брата в то время являлось участие в любительских спектаклях. Их играли в крестьянских дворах с целью получить хоть какое-то вознаграждение за доставленное удовольствие зрителям.
Детство в небогатой семье, жизненные трудности в годы Первой мировой войны и, конечно же, последующий экстремальный опыт выживания в нацистских лагерях приучили Франкла довольствоваться малым. Он никогда не стремился к богатству, хотя со временем стал состоятельным человеком, невротически желая обеспечить себе финансовую стабильность «на всякий случай». И те люди, которые занимали схожую жизненную позицию, были ему гораздо ближе, чем те, кто имел капиталы и социальный статус.
Первая мировая война закончилась, когда Виктору было 13 лет — возраст бар-мицвы, или совершеннолетия. К тому моменту он уже посещал гимназию, в которой являлся одним из лучших учеников. Это неудивительно, так как Франкл был очень пытлив в освоении окружающего его мира, о котором он хотел знать как можно больше, и кроме того, обладал выдающимися интеллектуальными задатками. Еще гимназистом он начал самостоятельно, как вольный слушатель, посещать Народный университет, изучая там прикладную психологию и демонстрируя свои познания в школе. Науки о человеке, такие как философия, психология и политология, увлекали его всё больше, о чем говорит хотя бы тема работы, которую он защитил для получения аттестата зрелости, — «Психология философского мышления».
В поисках жизненных ориентиров Франкл оказался под влиянием науки и политики, полностью отказавшись от религии. Гимназистом он стал членом Союза социалистической рабочей молодежи, на заседаниях которого молодые люди с упоением обсуждали теории Маркса и Фрейда, способные, как тогда казалось юношам, не только объяснить окружающий мир и место человека в нем, но и переустроить и то и другое.
Виктору было всего лишь 15 лет, когда он вступил в переписку с самим Фрейдом, делясь с создателем психоанализа своими размышлениями о психологии. По всей вероятности, мысли столь юного человека заинтересовали Фрейда, так как он отвечал на каждое письмо Франкла, и более того, даже рекомендовал один из его текстов под названием «О происхождении мимических знаков согласия и несогласия» для публикации в «Международном журнале психоанализа». Юный гений впечатлил умудренного патриарха, не склонного к сантиментам. Когда же в 1923 году Франкл поступил в Венский университет, они даже случайно встретились. Фрейд, услышав фамилию молодого человека, сразу же вспомнил его почтовый адрес — настолько часто он отправлял ему письма. К сожалению, эта переписка была утеряна в годы Второй мировой войны. Но личные отношения Франкла и Фрейда не сложились. Более того, довольно скоро Франкл вообще отошел от идей психоанализа.
В одном из писем Зигмунду Фрейду Виктор Франкл поинтересовался, у кого можно было бы пройти курс обучающего психоанализа для последующего вступления в психоаналитическое сообщество. Фрейд порекомендовал своего ученика — Пауля Федерна[195]. Встреча с Федерном глубоко задела Франкла, так как психоаналитик не только долгое время не удостаивал пришедшего к нему гостя вниманием, но и когда обратился к нему, сразу же, без выяснения цели визита или соблюдения элементарных норм вежливости, спросил: «Ну-с, в чем заключается ваш невроз, господин Франкл?» Обескураженный Виктор не сразу нашелся, что на это ответить. Через 15 минут общение и вовсе было закончено. Федерн порекомендовал молодому человеку сначала доучиться в гимназии, а потом приступать к психоанализу. Подобное отношение обидело юного гения. И он повел себя как и свойственно подростку — быть психоаналитиком Франкл расхотел, задумавшись о карьере акушера или дерматолога. Но интерес к психологии победил. Франкл вспоминал, что случайный разговор с одним из студентов, который сравнил его сомнения с мыслью Кьеркегора[196]: «Отчаиваются, отчаявшись в желании быть собою самим», — заставил его переосмыслить ситуацию. Благодаря этому неожиданному инсайту Франкл осознал, что ничто кроме психологии его не интересовало. Оставалось найти учителей, и Вена подходила для этого как никакой другой город. Ведь именно в столице Австрии помимо психоанализа сформировалось другое направление — индивидуальная психология. Франкл решил примкнуть к группе сторонников Альфреда Адлера.
Впервые он услышал лекции Адлера еще в начале 1920-х годов, когда школьником посещал Народный университет. В дальнейшем Франкл познакомился с несколькими адлерианцами, один из которых — Уго Лукач и представил его основоположнику индивидуальной психологии в том самом кафе «Зиллер», где когда-то чуть было не появился на свет Виктор. Франкл вспоминал: «Сам „клуб“ индивидуальных психологов, в состав которого я позднее вошел, собирался в кафе „Зиллер“, где Адлер сиживал каждый вечер — летом с порцией фирменного шоколадного мроженого; прежде чем съесть лакомство, Адлер основательно его перемешивал, пока оно не становилось полностью жидким. Время от времени он приглашал нас в клубный бар на втором этаже, где играл для нас на фортепиано, а иногда пел»[197].