Его сближение с Адлером объяснялось не только разрывом с фрейдизмом, но и другими причинами. С одной стороны, близостью политических взглядов. В 1924 году Франкл стал президентом социалистической организации, объединявшей молодежь всей Австрии. Альфред Адлер, как и его супруга, также являлся социалистом со стажем и к тому моменту был одним из признанных авторитетов у молодых людей с подобным мировоззрением. С другой стороны, Франкл, по всей вероятности, открыл в себе сильное стремление к власти. Превосходство над другими в способностях в столь юном возрасте было ему очевидно и подталкивало к развитию «комплекса власти». Например, его интерес к гипнозу привел к тому, что Франкл уже к пятнадцати годам мог загипнотизировать человека[198]. Проблема стремления к власти являлась одной из центральных для психологической концепции Альфреда Адлера, поэтому совсем не удивительно, что Франкл остановил свой выбор на индивидуальной психологии.
В 20 лет Виктор сдал экзамен в венской секции Международного союза индивидуальной психологии и стал ее полноправным членом. Практически сразу же он начал редактировать новый журнал «Человек в быту», а в 1925 году в «Международном журнале индивидуальной психологии» опубликовал свою статью «Психотерапия и мировоззрение», в которой попытался найти точки соприкосновения психологии и философии, впервые обратив внимание на проблему смысла и ценностей в психотерапии. Надо сказать, что вопросы смысла жизни человека, которые впоследствии стали главной темой в концепции Франкла, начали интересовать его уже в юные годы. В 15-летнем возрасте он, будучи гимназистом, сделал доклад в философском обществе Народного университета для взрослых слушателей, как раз по теме смысла жизни. С аналогичной темой в 21 год Франкл, теперь уже студент-медик, по приглашению Союза социалистической молодежи выступил перед огромной студенческой аудиторией. Франкл упорно пытался разобраться в этой проблеме, с самых юных лет раз за разом возвращаясь к ней. Почему он был столь настойчив? Точного ответа нет, кроме, пожалуй, смутных представлений самого психиатра о том, что в четырехлетнем возрасте он осознал, что его жизнь конечна, и, возможно, поэтому хотел найти смысл своего бытия.
В любом случае уже в юные годы Франкл был блестящим оратором. В пору молодости, желая впечатлить понравившуюся девушку, он приглашал ее на лекцию «некоего Франкла», убеждая спутницу, что это того стоит. Когда они оказывались в переполненной аудитории, Франкл под аплодисменты студентов выходил на кафедру, а девушке ничего не оставалось, как восхищаться — сначала умением своего кавалера экстравагантно ухаживать, а затем его талантом владеть аудиторией. В зрелом возрасте, уже после Второй мировой войны, коллеги Франкла, отдавая дань его ораторским способностям, ехидно подшучивали над ним, называя «Неврогеббельсом».
С Альфредом Адлером у Виктора Франкла отношения тоже не сложились. Основоположник индивидуальной психологии, так же как и Фрейд, не терпел несогласия с его взглядами. Адлеру недоставало философской глубины в осмыслении психологических проблем, которая так интересовала Франкла. Кроме того, Альфред Адлер обычно контактировал с учениками через их старших и более опытных коллег, поэтому личные отношения у Франкла возникли лишь с Освальдом Шварцем и Рудольфом Аллерсом, которые стали его настоящими учителями: «Два человека, встреченные в начале жизни, оказали на меня сильнейшее влияние не только как личности, но и как профессионалы: Рудольф Аллерс и Освальд Шварц. Аллерс предоставил мне возможность проводить эксперименты в возглавляемой им психофизиологической лаборатории, а Шварц, основатель психосоматического направления в медицине и медицинской антропологии, оказал мне честь и написал предисловие к книге, которую я готовил для издательства „Hirzel“, выпускавшего литературу по индивидуальной психологии. Однако этой книге не суждено было выйти в свет, потому что я тем временем покинул Общество индивидуальной психологии (краткое изложение основных идей этой погибшей в зародыше книги появилось в 1939 году в „Швейцарском еженедельном медицинском обозрении“). В предисловии Шварц заявил, что эта книга станет для истории психотерапии тем же, чем для философии — „Критика чистого разума“ Канта. Он и вправду в это верил»[199].
Хотя в мемуарах Франкл и называл своими учителями обоих психологов, всё же большее влияние на него оказал Рудольф Аллерс — ученый, которого интересовали самые разнообразные вопросы, в том числе и философские. Аллерс познакомил Франкла с работами Макса Шелера — одного из основоположников философской антропологии. Философия Шелера впечатлила молодого Франкла настолько, что, формулируя в дальнейшем собственную концепцию, он называл ее «результатом применения подхода Шелера в психотерапии», а самого немецкого философа именовал не иначе как «своим великим учителем».
В своих работах Шелер, в частности, характеризовал человека как существо, обладающее единой трехчастной структурой — телом, душой и духом. Дух философ обозначал понятием личность, которая стремится познать себя через иного, того, кем она сама не является. Этим «иным» может быть другой человек, любимое дело, вера в Бога. Личность человека не обусловлена какими-либо физическими, психическими или социологическими законами. Однако эти законы задают границы ее свободы. Благодаря воле человек может контролировать собственную психофизиологию и направлять биологические импульсы на реализацию ценностей, которые существуют независимо от человека и обладают определенной иерархической структурой. Развивая в себе личностное начало, он получает свободу, которую может использовать для самореализации[200].
Разногласия в среде формировавшихся психологических школ были обычным делом. Адлер знал об этом не понаслышке. Однако он не был склонен принимать иные взгляды в рамках собственной школы, особенно те, которые, как ему казалось, не имели эмпирической базы, а представляли лишь философские размышления. Для Адлера подобный вопрос был особенно болезненным, так как именно в это время его работа «Невротический характер», представленная университетской академической комиссии для получения докторской степени, была отклонена с формулировкой: «Книга не является медицинским исследованием». В свою очередь, Аллерс и Шварц не были готовы мириться с авторитаризмом Адлера, тем более потому, что они не соглашались с его стремлением любые процессы, касавшиеся человека или общества, объяснять лишь посредством психологии. В 1927 году они объявили о выходе из Общества индивидуальной психологии.
Виктор Франкл придерживался аналогичной позиции, и хотя он поначалу не собирался покидать общество, отношение к нему Адлера не оставило иного выхода: «Адлер с того дня больше ни словом со мной не обмолвился и даже перестал здороваться, когда я, как прежде из вечера в вечер, входил в кафе „Зиллер“ и приближался к столику, за которым он проводил заседания. Так и не простил, что я не пожелал безоговорочно во всём ему следовать. Вновь и вновь он давал мне понять, что пора выйти из основанного им общества, хотя я и прежде, и тогда не видел на то ни малейшей причины. Тем не менее два месяца спустя я формально разорвал связь с этим объединением.
Нелегко дался мне этот „исход“. На протяжении года я занимался изданием журнала по индивидуальной психологии, „Человек в повседневности“, и теперь, разумеется, выпуск журнала прекратился. И в целом я лишился прежней компании. Лишь немногие индивидуальные психологи сохранили со мной если не научные, то хотя бы человеческие отношения»[201]. Несмотря на разрыв отношений, Франкл впоследствии никогда не отзывался об Адлере плохо. Говорить о людях хорошо или вообще не говорить о них — таков был принцип Виктора Франкла.
К моменту, когда он был вынужден покинуть Общество индивидуальной психологии, Франкл заявил о необходимости разработки нового направления, которое в 1926 году он обозначил как логотерапия (от греч. «логос» — смысл). Однако оказавшись вне научной среды и без должного руководства, Франкл не мог развивать свои идеи и сосредоточился на практической работе врача.
В 1927–1928 годах Франкл вместе с коллегами (ему помогали как адлерианцы, так и фрейдисты) при поддержке Венской палаты рабочих и служащих организовал сначала в Вене, а потом еще в шести австрийских городах оказание бесплатной психологической помощи молодежи, находившейся в трудной жизненной ситуации — в первую очередь безработным и склонным к суицидам. Через несколько лет Франкл и его коллеги обратили внимание еще на одну группу, которой была необходима психологическая помощь, — выпускники школ. Психологи давали объявления в газетах, расклеивали в школах плакаты, в общем, делали всё, чтобы дети знали, к кому следует обращаться за помощью в тяжелых жизненных ситуациях. Лекции о смысле жизни человека, об устройстве психики и путях выхода из личностного кризиса и асболютно бесплатное консультирование, которое проходило на дому у психологов, оказались настолько эффективны, что вплоть до 1931 года в Вене не было зарегистрировано ни одного случая самоубийства среди выпускников школ.
Работой Франкла и его коллег по оказанию консультативной помощи молодежи заинтересовались за рубежом. Подобные центры были открыты в Цюрихе, Праге, во многих городах Германии. Идеи Франкла и их практическое воплощение привлекли внимание таких маститых ученых, как Вильгельм Райх, о котором Франкл вспоминал, что тот, «увлекшись разговором, часами возил меня в своем открытом авто по Берлину»[202], и Отто Петцль[203], который даже по сравнению с Фрейдом и Адлером казался ему «несомненным гением».
В своих мемуарах Франкл писал, что уже к 1929 году сформулировал первые фундаментальные принципы логотерапии, которые позднее будут обозначены как пути, ведущие к смыслу жизни человека: «…я продумал различия между тремя ценностными группами, то есть тремя возможностями придать жизни — вплоть до последнего мгновения, до последнего вздоха — смысл. Эти три возможности придать жизни смысл суть поступок, который человек совершает, работа, которую человек делает, или переживание, любовь. Даже перед лицом необоримой судьбы (например, неизлечимой болезни, неоперабельного рака) мы в состоянии придать жизни смысл, принеся свидетельство самого человеческого из всех человеческих даров: способности преобразить страдание в свершение духа»[204].
К этому времени относится и первое применение на практике одного из главных методов логотерапии — парадоксальной интенции. Ее суть заключается в том, что человеку, страдающему от невроза, предлагается не избегать того, чего он боится или что он навязчиво повторяет, а, наоборот, пожелать этого, причем как можно сильнее. Одной из особенностей протекания фобического[205] или обсессивно-компульсивного[206] невроза является усиление тревоги, обсессий или компульсий из-за попыток избежать ситуации, действия, мысли, в которых, по мнению невротика, может произойти нечто ужасное. Невротик живет в напряженном ожидании худшего. В итоге он лишь усиливает свои страхи и навязчивости. Логотерапия предлагает разорвать этот порочный круг посредством замещения страха желанием того, чего невротик избегает. Причем это желание должно быть гиперболизированным, что позволяет дистанцироваться от невроза, высмеивая его.
Франкл и его коллеги активно использовали метод парадоксальной интенции, достигая значительных успехов в терапии неврозов. Многочисленные примеры, которые Франкл приводит в своих работах, являются тому доказательством: «Тридцатипятилетняя женщина была пациенткой неврологического отделения поликлинической больницы, когда я представлял ее на одной из моих клинических лекций. Она рассказывала, что в детстве отличалась большой дотошностью, и, когда ее подруги играли в парке, она занималась тем, что всё скребла и чистила в доме. В течение трех лет пациентка была фактически парализована боязнью бактерий; сотни раз за день она мыла свои руки. Из страха перед микробами она больше уже не выходила из дома. Боясь опасности извне, она исключила все визиты и даже не позволяла мужу прикасаться к детям, боясь, что он перенесет микробы на них. В конце концов она решила развестись, так как чувствовала, что делает несчастной свою семью. Она была госпитализирована после нескольких попыток суицида. После безуспешного лечения в нескольких клиниках и больницах она, наконец, была принята на неврологическое отделение поликлинической больницы, так как уже стала совершенно беспомощной.
В лекционном зале больницы в присутствии группы студентов я говорил с пациенткой в первый раз. Я спросил ее: „Вы привыкли проверять дверь много раз, прежде чем уйти из дома, или проверять, действительно ли письмо упало в почтовый ящик или нет, или проверять несколько раз, выключен ли газ, прежде чем лечь спать?“ — „Да, это так“, — отвечала пациентка с тревогой в голосе. После этого я сказал, что это означает, что она относится к определенному типу структуры характера, который в традиционной европейской психиатрии обозначается как „ананкастический“, и что это свидетельствует об иммунитете к психозам. Ответом на мои слова был вздох облегчения, облегчения после многих лет страдания от страха сойти с ума. Боясь, что ее навязчивости были симптомами психоза, она боролась с ними. Но именно этим контрдавлением она лишь увеличивала их внутреннее давление. Затем я сказал ей: „У вас нет оснований для страха. Любой нормальный человек может стать психотиком, за единственным исключением — людей ананкастического типа характера. Я должен сказать вам это и разрушить все ваши заблуждения на этот счет. Таким образом, у вас нет никакой необходимости бороться с вашими навязчивыми мыслями. Вы можете спокойно шутить с ними“.
Затем я приступил к парадоксальной интенции. Я предложил пациентке подражать моим действиям. Я начал скрести пол руками, говоря: „В конце концов, вместо того чтобы бояться инфекции, для разнообразия давайте будем ее приглашать“. Нагнувшись, я тер пол своими руками и продолжал: „Видите, я никак не могу набрать достаточно грязи, не могу получить достаточно бактерий!“ При моем поощрении пациентка последовала моему примеру. Так началось лечение, которое за пять дней устранило девяносто процентов ее симптомов. Регулярные терапевтические сеансы с моим сотрудником ускорили ее выздоровление. Таким образом, парализующий паттерн поведения, действовавший в течение трех лет, был ликвидирован за несколько недель. Пациентка шутила по поводу всех ее прежних симптомов. Она спрашивала других пациентов, не могут ли они добавить ей еще „некоторое количество бактерий“. Она ухаживала за прооперированными пациентами ларингологического отделения, постоянно имея дело с окровавленными бинтами и другими подобными вещами. Она мыла руки только три раза в день, хотя ей приходилось часто работать со всевозможными грязными вещами. Она хотела „как можно лучше познакомиться с микробами“. Она вдруг спонтанно заявляла: „Я хочу, чтобы бедняжки жили, и не хочу их смывать“. На шестой день она покинула больницу, чтобы купить шерсти для вязки пуловера своему младшему ребенку, чтобы связать его „здесь, где полно бактерий“. Она шутила, говоря, что хочет, „чтобы на каждой петле сидела бактерия“. Она светилась радостью и чувствовала себя совершенно здоровой.
Когда она отправилась на Рождество домой, ее поведение было таким же нормальным, как до начала невроза три года назад. Больше уже не было никакой необходимости в парадоксальной интенции. Пациентка обнимала своих детей, ласкала их без малейшей боязни заразить их, говоря при этом: „Теперь я перенесу бактерии на моих детей“. Навязчивость мытья рук исчезла. Она говорила: „Я самый счастливый человек на Земле!“ Теперь она могла выполнять все повседневные дела, включая те, что раньше выполнять была неспособна. Она выполняла всю домашнюю работу и посвящала себя детям так, как не была способна с того времени, когда развился ее невроз»[207].
В 1929 году Франкл окончил университет, а уже через год (!) в возрасте двадцати пяти лет защитил диссертацию, получив степень доктора медицинских наук, что в очередной раз подтвердило его выдающиеся способности. После защиты Франкл практиковал в нескольких неврологических и психиатрических клиниках. Особым местом работы для него стала больница Штайнхоф, в которой с 1934 года и на протяжении четырех последующих лет он принял несколько тясяч пациентов со склонностью к суициду — Франкл возглавлял так называемый «павильон самоубийц». Напряженный график работы, когда из-за нехватки врачей ему подолгу приходилось трудиться в отделении одному, да и сами больные, особенно в первое время, заставляли молодого доктора находиться в постоянном напряжении.
На первую половину 1930-х годов в жизни психиатра пришелся период апатии, который, по словам самого Франкла, можно было бы назвать «экзистенциальным вакуумом», заполнить который он старался с помощью «буйно расцветавшего либидо» или, проще говоря, еженедельным посещением варьете и периодическим «кувырканием с женщинами»[208]. Однако потребности высшего порядка нельзя удовлетворить посредством реализации базовых инстинктов. Франкл чувствовал бессмысленность собственной жизни и рано или поздно должен был что-то в ней изменить.