Заместитель вахмистра Шмидт хорошо знал этого Андреаса Шлихера, его давно подозревали в браконьерстве, хотя ни разу на этом деле не поймали. «Шлихеру 40 лет, протестант, женат, отец пятерых детей» – значилось в докладе Шмидта. Шлихер жил в скромной усадьбе с двумя разрозненными пашнями и зарабатывал на жизнь, главным образом, как подсобный рабочий в так называемых медных кузнях. Он был по уши в долгах, груб, агрессивен и злобен. Кроме Шлихера, в Фалькенштайне жили и еще личности, склонные к насилию, Шмидт знал еще, по крайней мере, дюжину других рабочих и крестьян, которые не гнушались браконьерством. Но Фишер указал на то, что пашня Шлихера почти примыкает к той дороге в лесу, по которой должна была пройти Маргарита Фильберт. Шмидт и Фишер отправились к Андреасу Шлихеру и нашли того в рабочем комбинезоне в коровьем хлеву, сразу за кухней, пока его жена и дети обедали в столовой. Шлихер, коренастый, коротко стриженный брюнет с усами и сточенными щербатыми зубами, заворчал, когда его оторвали от работы. Но в итоге добровольно рассказал о том, как провел День Вознесения. В 13 часов он надел воскресный костюм и ботинки и отправился на свои участки в местностях Драйморген, Шиндернборн, Херценталь и Хинтерм-Хан, осмотрел свои пашни и в 15 или в 15.30 вернулся домой. Шлихер утверждал, что его видела соседка Филиппина Флур. После этого он из дома больше не уходил. А Маргариту Фильберт вовсе не встречал. Об убийстве же услышал только вечером в пятницу 29 мая. Не посещал ли Андреас и свою пашню близ Шельменкопфа? Нет. Жена Шлихера, Каролина, на все вопросы Шмидта лишь пожимала плечами. Она и от природы была неразговорчива, а тяжелая жизнь, трудная работа, постоянная забота о хлебе насущном, грубый секс и бесконечные роды превратили ее и вовсе в тупое существо. Каролина не поднимала головы от своей тарелки и лишь после долгих расспросов пробормотала, что, коли муж утверждает, будто находился дома, значит, так оно и есть.
Шмидт осмотрел руки Шлихера от плеча до кончиков пальцев – никаких повреждений и ран не было. Тогда он потребовал для осмотра одежду Шлихера. В протоколе, который Шмидт переслал в суд в Винвайлере, значилось: «На одежде Шлихера не обнаружено ни малейших следов крови. У Шлихера имеются складные и стационарные ножи, так же без всяких признаков крови».
После обеда Шмидт навестил соседку Шлихеров Филиппину Флур и заметил, что молодая женщина, прежде чем ответить на его вопросы, удостоверилась, что соседи Шлихеры не наблюдают за ее домом. Потом она подтвердила, что действительно видела Шлихера в указанное время в воскресной куртке около дверей его дома и не заметила ничего особенного. Она, вероятно, была напугана, но алиби есть алиби. Расстроенный Шмидт зашел тогда в местный трактир «У дикого охотника» и расспросил трактирщика Генриха Фишера, не видал ли тот чего. Хозяин дождался, пока разойдутся все посетители, и поведал жандарму, что и он считает убийцей Андреаса Шлихера. Один из гостей, Герман Кляйн, всего пару часов назад признался, что Шлихер подбивал его ограбить одного старика. Другой пахарь, Мартин Фишер, заявил, что Шлихер соврал, будто не выходил больше из дома в День Вознесения. Между 20 и 22 часами Шлихер выбрался из леса и прокрался в деревню. А больше Мартин Фишер ничего не скажет, потому что, как и многие в деревне, боится этого Шлихера, и пока тот на свободе, все будут держать рот на замке.
В страхе жили обитатели Фалькенштайна. И на каждом шагу теперь замечал Шмидт этот страх. Мартин Фишер сбежал от заместителя вахмистра через заднюю дверь, когда Шмидт снова пришел взять показания. В то же время Отт и Калль прочесывали лес в Шельменкопфе с собакой-ищейкой, вычерпали местный пруд, везде искали голову. Но 1 июня нашли лишь крошечный фрагмент плоти с волосами, предположительно, с головы убитой. Отт лично привез находку в Винвайлер. 2 июня Шмидт отыскал единственную свидетельницу, готовую открыто дать показания. 28 мая некая фрау Забарофф из Имсбаха собирала мох в лесу и около 17 часов слышала, как кто-то громко звал на помощь как раз там, где пашня Шлихера примыкает к дороге из Рокенхаузена. Больше Шмидт ничего узнать не сумел. Страх, кого ни спроси – все боялись.
Прокурор Зон искал в Кайзерслаутерне химика или «микроскописта», который мог бы исследовать волосы в пальцах убитой и найденный фрагмент плоти. Судебный врач отказался. Не взялись и врачи в Вюрцбурге, которые, кроме того, заявили, что не обнаружили признаков изнасилования у Маргариты Фильберт. Обратили внимание на доклад Шмидта о намерениях Шлихера совершить ограбление, но пока это было все, чем располагало следствие. 3 июня Зон изучал «Руководство судебного следователя» Гросса, когда ему попалась на глаза вырезка из газеты, которую он когда-то вложил в книгу. «Франкфуртская газета» сообщала о том, как франкфуртский химик доктор Георг Попп помог раскрыть множество преступлений способом, ранее не известным в криминалистике. Попп фотографировал отпечатки пальцев, которые преступники оставляли на одежде своих жертв. Более того, в случае убийства из страсти в октябре 1905 г. в Мосбахе, когда 16-летний сын арендатора Якоб Бинкеле убил служанку, Попп исследовал грязь на носовом платке юноши и вынудил его признаться.
В тот же день Зон телеграфировал во Франкфурт и получил ответ, что Георг Попп «действительно существует и готов к сотрудничеству с полицией». Прокурор велел упаковать и отослать во Франкфурт не только волосы и фрагмент плоти, но и одежду убитой. Зон просил доктора Поппа изучить все присланное под микроскопом и сообщить, имеются ли на одежде жертвы кровавые отпечатки пальцев и какова вероятность, что это отпечатки убийцы. А также Зон спрашивал, кто и каким образом лучше всего мог бы снять и проанализировать эти отпечатки.
3
4 июня 1908 г., когда посылка Зона прибыла во Франкфурт, Георгу Поппу было 47 лет, и он был «душой» Химико-технического и гигиенического института доктора Поппа и доктора Беккера. «Шапка» его официальных писем занимала несколько строчек, его институт значился как «Независимая общественно-химическая лаборатория и экспертиза продуктов питания», «государственная концессионная экспертиза производства и розлива минеральных вод» и «станция испытания и контроля сельскохозяйственной продукции», «институт промышленной бактериологии», «испытательная и исследовательская лаборатория для противопожарной техники». Это все крупным шрифтом. А ниже, шрифтом помельче: «Отдел технико-криминалистического исследования, графологии и микроскопии».
Отец Поппа был портным, разбогатевшим на производстве готового платья. Попп изучал химию в Марбурге, Лейпциге и Гейдельберге у таких ученых, как Бунзен и Тредуэлл. Затем недолго работал в Висбадене и в 1889 г. основал собственную лабораторию и предприятие со штатом в 20–30 сотрудников.
Но этот импозантный мужчина, некогда член франкфуртского студенческого католического братства, был слишком предприимчив и изобретателен, чтобы удовольствоваться одной лишь обычной экспертной лабораторией. Он женился на Дженни Цинн, дочери фабриканта, разбогатевшего в Нью-Йорке, и приданое супруги позволило ему экспериментировать дальше. Не все его затеи и предприятия заканчивались успешно, но он никогда не сдавался и продолжал действовать. В результате стремление Поппа к новому и необычному в 1900 г. привело его к тому же, чем занимались Пауль Езерих в Берлине и Ганс Гросс в Граце. Один судебный следователь прочитал руководство Гросса и обратился к Поппу с просьбой исследовать пятна на брюках подозреваемого. И Попп сделался страстным криминалистом. Он начал с исследований крови и ядов, а потом из Лондона пришли вести о снятии отпечатков пальцев, и Попп занялся еще и дактилоскопией. Пока немецкая полиция осваивала метод Бертильона, Попп уже пришел к выводу, что бертильонаж как антропометрическая система устарел, и значение для будущего имеет лишь одна его часть – дактилоскопия. В то же время он увлекся фотографией и прилежно изучил все фотографические методы, которые пропагандировали Бертильон и его ученик Рейсс в Лозанне. В 1904 г. Поппу удалось, благодаря фотофиксации отпечатков пальцев, изобличить троих убийц. Первые двое, Штаффорст и Гросс, во время убийства торговца роялями Лихтенштайна в его магазине оставили отпечатки больших пальцев на квитанции и указательных пальцев – на воротнике жертвы. Через несколько месяцев в ноябре 1904 г. в Хельденбергене в Верхнем Гессене был убит местный приходской священник. После участия в деле Штаффорста Попп стал столь авторитетен, что один франкфуртский фабрикант предложил ему свой автомобиль, чтобы тот прибыл на место второго преступления. Попп представил следователю несколько точнейших цветных фотографий ножа – орудия убийства – с отпечатками пальцев убийцы на рукоятке. Преступник определенным образом стер кровь с ножа – так было принято у мясников. Попп рекомендовал искать преступника среди мясников. Кроме того, судя по отпечатку правой руки, указательный палец на ней был укорочен на три сантиметра. На основании этих улик вскоре был пойман и изобличен мясник Худде из Дармштадта.
Попп внимательно читал книгу Ганса Гросса и понимал, что настоящая криминалистика и естествознание – неразделимы. В октябре 1904 г. прокуратура Фрайбурга-им-Брайсгау пригласила Поппа в Вильдталь. Там была убита портниха Ева Диш. Ее задушили ее же собственным сине-красным шарфом. Тело обнаружили на поле, засаженном фасолью. Преступник оставил единственную улику – грязный носовой платок. Попп под микроскопом разглядел на этом платке красные и синие волокна, совпадавшие с волокнами шарфа, которым удавили швею. В носовой слизи обнаружились частички нюхательного табака, угольная пыль, песчинки и кристаллы минерала роговая обманка. Подозрения пали на некоего Карла Лаубаха, служившего раньше в Иностранном легионе, а теперь работавшего на газовом заводе и в гравийном карьере, большого охотника до нюхательного табака. Лаубаха задержали, Попп с удвоенным энтузиазмом принялся за свои исследования. Под ногтями Лаубаха скопились залежи угольной пыли, песка и кристаллов роговой обманки, но, прежде всего, под микроскопом были обнаружены красные и синие волокна с шейного платка жертвы. Вскоре Попп, осматривая брюки подозреваемого, нашел в области лодыжки пятна – брюки были запачканы землей. Это была желтая глина со светло-серым илистым налетом. Попп определил вид и количество кварцевых зерен, минералов и растительных волокон внутри глинистого слоя и сравнил их с пробами почвы с поля, где нашли жертву. При сравнении пятно на брюках и образец почвы с поля оказались идентичны. Серый налет содержал, напротив, большое количество слюды и угольной пыли. Точно такая же комбинация была обнаружена в пробах почвы с проселочной дороги, которая вела к жилищу Лаубаха. Попп сделал вывод, что во время убийства Лаубах запачкал штаны глиной, а по дороге домой – еще и грязью проселочной дороги. Лаубах признал вину, Попп оказался совершенно прав, и франкфуртские газеты опубликовали репортажи о раскрытии преступления под заголовком: «Детектив под микроскопом». Попп осуществил многие основополагающие идеи Дойла и требования Гросса. В том же году он выступил на общем собрании Союза независимых общественных химиков Германии и перед уважаемыми членами медицинского общества имени И. Х. Зенкенберга. В своих обширных докладах Попп рассказал о возможностях химии, геологии и ботаники для развития научной криминалистики.
Просьба о помощи от прокурора Зона застала Поппа на первом этаже его дома по улице Ниденау, 40, где он жил, работал и собрал свой частный музей криминалистики, которому позавидовали бы и в столичной полиции. Но от «комнаты ужасов», в которые часто превращаются полицейские музеи, музей Поппа отличало то, что здесь в фотографиях, документах и препаратах для микроскопического исследования были представлены те случаи, которые он помог раскрыть как ученый и естествоиспытатель.
Попп ответил прокурору в тот же день: волосы на перчатках – женские, весьма вероятно, принадлежат жертве. Волосы на фрагменте плоти – звериные, скорее всего шерсть крота, и эта находка, очевидно, вообще не имеет отношения к убийству женщины, но Попп все же на всякий случай проверил ее по методу Уленгута на наличие человеческого или животного белка. Никаких отпечатков пальцев он не обнаружил, но нашел множество лошадиных волос. Прокурор, отдавая должное тщательности Поппа, отметил для себя, что ученый заметил волосы с лошадиных попон, которым тело накрыли в первые сутки после обнаружения. Так началось участие Поппа в расследовании убийства Маргариты Фильберт, пока весьма неприметно и скромно. Никто даже не предполагал, какой масштаб оно приобретет.
Письмо в Кайзерслаутерн еще было в пути, когда Зон через участковый суд получил анонимное послание из Фалькенштайна, чудовищно безграмотное, следующего содержания: «…пусть высокочтимый суд разберется с Андреасом Шлихером насчет этого убийства за-ради ограбления, потому как у этого Шлихера точно рыло-то в пуху, в субботу пришел этот Шлихер оттедова, где лежала та девица, совсем бледный пришел… идти туда боялся и на труп глядеть боялся, будто у него, этого Шлихера, на лице все написано. Заберите вы уже этого Шлихера под следствие… Спасу от него нету… Вся община на него, на Шлихера-то этого, думает… только сказать боятся, опасный он человек, бедовый… уже три дня не ходит на работу, от жандармов прячется».
4 июня Зон по телефону приказал задержать Шлихера и поместить в следственную тюрьму в Винвайлере. Участковый судья Хофбауэр в то же время получил предписание повторно обыскать усадьбу Шлихера. Вооруженные жандармы явились за подозреваемым в Фалькенштайн, но он пошел с ними без всякого сопротивления со словами: «Мне бояться нечего. Я эту Фильберт не убивал». Хофбауэр и Шмидт обыскали тесное убогое жилище, спустились в подвал, переворошили сеновал, сарай, обыскали печь. По крутой узкой лестнице поднялись в спальню, где Хофбауэр лично еще раз проверил всю одежду, которую ранее прощупывал Шмидт. Ничего необычного. Выходные башмаки Шлихера, чисто вымытые, стояли на сундуке. Снова не обнаружено никаких следов убийства.
В Кайзерслаутерне член земельного суда Зеебергер был назначен судебным следователем. 5 июня он впервые допросил Шлихера и услышал ту же историю, как Шлихер прошелся по своим полям в местностях под названием Драйморген, Шиндерборн, Херценталь и Хинтерм-Хан между 13 и 16 часами. На государственный участок леса Шельменкопф Шлихер не выходил, Маргариту Фильберт не встречал, после 16 часов дом не покидал. Все вопросы впустую. Черноволосый мужчина упрямо твердил одно и то же: Маргариту Фильберт не убивал, в браконьерстве не замешан. Зеебергер растерялся. Вскоре он сам отправился в Фалькенштайн и еще раз осмотрел дом подозреваемого. Каролина Шлихер встретила его холодно, молча, и Зеебергер сообщил в отчете: «Жена подозреваемого на поставленные вопросы отвечать не стала». В третий раз проверили одежду Шлихера, но и Зеебергер не обнаружил ничего важного. Зато при осмотре башмаков заметил, что не так уж чисто они вымыты, на подошвах остались фрагменты почвы. Но Зеебергер не счел эту землю на подошвах подозрительной, а крови не нашел, так и поставил обувь обратно на ларь. Забрал с собой лишь изорванный рабочий халат, потому что на подкладке заметил бурые пятна и решил, что это кровь.
А Попп закончил анализ фрагмента плоти. Он точно принадлежал не человеку, а животному. Случай его заинтересовал. 6 июня Попп узнал из газет, что Шлихера арестовали, активно включился в расследование и запросил к себе для исследования одежду подозреваемого, а также состричь ногти у Шлихера и прислать ему в лабораторию или хотя бы выковырять образцы грязи из-под ногтей подозреваемого. Зон сразу передал письма Поппа Зеебергеру, но тот, в отличие от Зона, не был пока еще последователем Гросса. На основе «собственного осмотра» Зеебергер был уверен, что в дальнейшем обследовании одежды Шлихера смысла нет. Вот исследовать ногти подозреваемого – это нужно. Если жертва сопротивлялась и боролась с убийцей, у того под ногтями могло что-то остаться.
9 июня Попп сообщил, что нашел под ногтями Шлихера следы человеческой крови, а заодно еще раз настойчиво попросил прислать ему для исследования одежду подозреваемого. Но Зеебергер убедил Зона, что одежда уже достаточно изучена, однако обнаружение крови под ногтями Шлихера подвигло Зеебергера еще раз лично съездить в Фалькенштайн в сопровождении лесничего Хуммеля и десяти жандармов. 10 июня в поисках головы погибшей, ее сумочки и зонтика прочесали все леса к юго-западу от Шельменкопфа. К вечеру начался дождь, поиски прекратили, так ничего и не найдя. Лесничему Хуммелю пришло в голову отвести комиссию к руинам крепости Фалькенштайн. Браконьеры часто использовали руины для укрытия своей добычи, не там ли может быть и голова жертвы? Группа исследовала кустарник и нагромождения камней. Уже в сумерках с фонарями проникли в подземелье. Жандармы прощупали каждый закоулок – ничего. Через бойницу в северной стене пробрались в подвал и здесь вскоре наткнулись на ржавое охотничье ружье с кожаным ремнем, жестяную коробку с патронами и какой-то сверток. В черную женскую блузку были завернуты мокрые мужские штаны.
Все же не зря искали, кое-что нашли. Зон и Зеебергер отвезли находки в Кайзерслаутерн. Блузка точно не принадлежала Маргарите Фильберт, эту находку не могли связать с убийством, однако надеялись, что хотя бы прочие вещи помогут уличить Шлихера в браконьерстве. Утром 11 июня осмотрели блузку и штаны, не обнаружили никаких следов и отправили и то, и другое в жандармерию в Рокенхаузен с предписанием выяснить, принадлежат ли штаны Шлихеру, а блузка – его жене. Зон, снова советуясь с книгой Гросса, осмотрел найденное ружье и, поскольку не знал ни одного эксперта по огнестрельному оружию, снова обратился к Поппу. Ученый, подгоняемый нетерпением и научным азартом, в тот же день 11 июня сел в поезд на Кайзерслаутерн. К сожалению, Зон не смог встретить его, следователя неожиданно вызвали в суд, так что Поппа встретил судебный следователь Зеебергер. Попп занялся, главным образом, патронами в жестяной коробке. Каждый патрон был прикрыт сверху бумажным кружком, явно вырезанным из какой-то открытки. Попп изучил подпись Шлихера под протоколами допроса и заметил, что подпись совпадает с почерком на открытках. Он попросил поискать в доме Шлихера еще открытки, в надежде найти обрезки открытки из коробки с патронами. Зеебергер с готовностью согласился. Попп в третий раз заговорил об исследовании одежды подозреваемого, особенно интересовался найденными блузкой и штанами, на что Зеебергер ответил: он уже все осмотрел, ни крови, ни прочих следов на одежде нет, дальнейшее исследование излишне. Есть следы, возразил Попп, которые можно обнаружить лишь под микроскопом. Зеебергер стал возражать еще больше, как если бы усомнились в его криминалистических способностях. Да и вообще, добавил он, блузка и штаны уже в Рокенхаузене. Зеебергер выдал Поппу только рваный халат и еще сильнее разозлился, когда тот в буром пятне, принятом Зеебергером за кровь, обнаружил лишь ржавчину. Едва сдерживая злость, следователь отказался проинформировать Поппа о результатах следствия на данный момент.
Попп вернулся во Франкфурт, удрученный невежеством Зеебергера и его поверхностным отношением к делу. Через неделю он получил посылку: все бумаги, найденные в доме Шлихера. Среди этих бумаг он увидел открытку, которую Шлихер много лет назад послал своему отцу из-за границы. Из этой открытки были вырезаны множество кружков, точно совпадавших с патронами в коробке. Это свидетельствовало о том, что Шлихер имеет отношение к оружию в руинах, скорее всего – владелец этого ружья, а значит, браконьер. Однако доказательств его причастности к убийству по-прежнему не было. Попп полагал, что доказательства и улики дало бы исследование под микроскопом одежды подозреваемого, но получить хотя бы найденные в руинах штаны не было возможности.