5

В тот вечер 18 июля 1909 г. идея использовать волосы в криминалистике была уже не нова. Еще в 1689 г. в Париже была найдена заколотой мадам де Мазель, почтенная, весьма состоятельная вдова некоего мсье де Савонниера, и полицейский лейтенант Деффита обнаружил в ее руках волосы, возможно, убийцы. Деффита обратился к одному изготовителю париков, но тот не сумел определить – человеческие это волосы или звериные.

Если не считать экспериментов французов Олливье и Орфила, только после 1857 г. французские, английские и немецкие врачи стали систематически изучать волосы под микроскопом. В 1857 г. в «Анналах общественной гигиены» появилась работа Ж. Л. Лассеня «Исследование волос». В 1863 г. немецкий практикующий врач Лендер из Сольдина в прусской провинции Померания в «Квартальном издании по судебной и общественной медицине» опубликовал «Экспертизу волос с топоров из Варзинской лощины». В статье он описывал свои попытки помочь расследованию жестокого убийства, совершенного в ночь с 10 на 11 мая 1861 г. на мельнице близ Хурсдорфа. Мельник Баумгардт, его жена, трое детей и служанка Каролина были зарублены топорами в своих постелях. Через неделю в пещере в Варзинском лесу были найдены три топора, на них Лендер обнаружил множество налипших волос. Путем микроскопного исследования и сравнения врач установил, что это человеческие волосы, срубленные путем множественных ударов топором по черепу жертвы. Среди волос были три черных, два светло-русых, пять пепельных. Таких цветов были волосы у убитых. Доктор сравнил их толщину и установил, что это волосы жертв. Житель Варзинской лощины Карл Маш позднее признался в убийстве. На суде доктор Лендер поставил перед присяжными шесть микроскопов, чтобы каждый смог удостовериться в результатах исследований.

В 1869 г. немецкий окружной врач Пфафф из Саксонии опубликовал книгу «Человеческие волосы в их психологическом, патологическом и криминалистическом значении». Во введении Пфафф писал, что наука пренебрегает изучением волос, а между тем «…точное знание характерных признаков волос имеет важнейшее значение для судебного медика и криминалиста. Волосы, найденные на месте преступления, могут оказаться серьезной уликой в расследовании». Пфафф первым предпринял полное описание всех волос человеческого тела, от головы до гениталий, снабдив свое исследование многочисленными иллюстрациями. Многие его выводы были впоследствии научно опровергнуты. Так Пфафф считал, что женские волосы на 0,02 мм тоньше мужских или что по волосам можно установить возраст их владельца – чем быстрее они растворяются в определенной щелочи, тем моложе их хозяин. Но, наряду с подобными заблуждениями, его книга содержала основополагающие знания, которые пригодились и через сто лет, особенно отличие человеческих волос от звериных. На процессах Пфафф анализировал лошадиные и собачьи волосы, обнаруженные на брюках мужчин, уличенных в содомии. Таким образом, анализ волос привлек к себе внимание ученых и криминалистов.

В 1874 г. появилась работа судебного врача Остерлена «Человеческие волосы и их значение для судебной медицины». Примерно в то же время было опубликовано исследование англичанина Альфреда Суэйна Тейлора. Позднее были изданы труды француза Жоме в Монпелье и весьма авторитетное исследование всемирно известного берлинского патологоанатома Рудольфа Вирхова об «идентичности и неидентичности волос». В 1884 г. немецкий анатом Вальдейер издал наконец «Атлас человеческих и звериных волос» с первыми фотографиями волос под микроскопом.

Между 1889 г. и временем, когда Виктор Бальтазар и Марселла Ламбер начали анализ волос по делу об убийстве Жермены Бишон, изучение волос увлекло многих судебных медиков. На рубеже XIX и XX веков основатель венской школы судебной медицины Эдуард фон Гофман издал свой известный «Учебник по судебной медицине», где была отдельная глава «Исследование волос», содержавшая опыт работы ученых в течение десятилетий. Было известно, что волос – человеческий и звериный – состоит из трех частей: корень, стержень и кончик. Основная часть волоса – стержень – также делится на три части: кутикула, корка и сердцевина. Кутикула, она же надкожица – наружное покрытие волоса, формируется из чешуек эпидермиса, которые, как черепица на крыше, укладываются друг на друга. Под кутикулой – кора, или корковое вещество, состоящее из вытянутых роговых клеток, по ним распределяются светло-желтые, темно-желтые, светло-коричневые, темно-коричневые или черные красящие пигменты, придающие волосам их окраску. На коре волоса также имеются многочисленные расщепления и трещинки, куда проникает воздух. Сердцевина волоса находится в самой его глубине. Это – его ось. Однако в человеческом волосе сердцевина часто отсутствует или присутствует лишь частично. Сердцевина формируется из клеток и содержит воздушные пространства разной величины, под микроскопом при проходящем свете они выглядят черными, при падающем свете – серебристо-блестящими. Эти скопления воздуха в сердцевине с самого начала затрудняли исследование волоса под микроскопом. Порой воздушные скопления выглядели сплошной черной полосой, которую принимали за черный пигмент. До 1909 г. не знали способа «удалить воздух» из волоса и изучить клеточную структуру сердцевины более точно.

И все же этой информации хватало уже хотя бы для того, чтобы различать человеческие и звериные волосы с места преступления. У человеческих и звериных волос различные кутикулы. У животных «черепичная кладка» покровных клеток крупнее и беспорядочнее. У разных видов животных – характерные формы покровных клеток на кутикулах, разная толщина коры и сердцевины. Не все виды животных были еще изучены, но точно было известно, что сердцевина волоса у животных гораздо прочнее, чем у человека. Сердцевина человеческого и звериного волоса отличается и клеточной структурой. У человека она беспорядочна, если сердцевина вообще присутствует, у животных же сердцевина имеет четкую и типичную структуру из круглых или овальных клеток, выстроенных одна за другой. В толстой сердцевине выстраиваются множество таких клеточных цепочек и иногда, как у кроликов и зайцев, скручиваются в спирали. К 1909 г. волос человека и животного уже различали с уверенностью, особенно если было достаточно сравнительного материала.

Однако возникали новые вопросы. Например, обнаружены на месте преступления человеческие волосы, но чьи они – мужские или женские? С головы, с подбородка, с интимных мест? В ту пору, когда женщины не стриглись коротко, волосы с женской головы было легко распознать по длине и концам, сеченным из-за частого расчесывания. Мужские волосы были короче и носили следы ножниц. Только что стриженные волосы на концах были острые, с резкими краями, шершавые, через два дня концы начинали закругляться, через 30 дней становились совсем закругленными. Но и стриженые волосы после долгого расчесывания секутся и расслаиваются на концах, что весьма затрудняет анализ. Волосы из бороды или усов давали наиболее достоверный результат при анализе и возможность однозначно идентифицировать их мужское происхождение. Выяснилось за десятилетия исследований, что волосы из бороды в диаметре толще других волос – 0,14–0,15 мм, на голове средний диаметр волоса – 0,06–0,08 мм. Все другие волосы с человеческого тела почти ничем не отличались у мужчин и у женщин. Одно время полагали, что волосы с женских гениталий в диаметре 0,15 мм, а мужские – 0,11 мм, но в итоге пришлось признать, что в интимных местах волосы могут быть разной толщины, и диаметр их со временем меняется. Корни волос различались в разных местах: в интимных зонах и под мышками корни короткие и толстые, их диаметр превышает их длину, в отличие от волос на голове и подбородке, чьи корни всегда меньше в диаметре и длиннее. Как и в случае с различением человеческих и звериных волос, всегда имело большое значение количество волос, найденных на месте преступления. Чем меньше материала для исследования и сравнения, тем меньше возможность идентификации.

Гораздо проще было установить, выдраны ли эти волосы, выпали сами, разорваны, разрезаны, извлечены из тела насильственным путем. Здесь преуспели особенно немцы Остерлен и Георг Попп. Выпавшие волосы легко узнать по их корням: их выталкивает, исторгает из себя волосяная луковица. Корни при этом высохшие и сморщившиеся. У вырванных волос корни влажные, закругленные и расширяющиеся книзу. Разорванные пополам волосы тянутся, как резина, рвутся в самом тонком месте, и разорванные концы «волнятся» и скручиваются. Несомненно, исследование волосяных повреждений было наиболее успешным из всех видов анализов волос, но это не самое важное. Гораздо важнее, что волосы, обнаруженные на теле жертвы убийства, нападения, изнасилования, ограбления и транспортной аварии, могут указывать на совершенно конкретного человека – на виновника происшествия.

До 1870-х гг. врачам казалось, что легко сравнить цвет, кутикулу, толщину сердцевины волоса с места преступления с образцом волос подозреваемого – и вот мы уже знаем, его ли это волосы или нет. Но уже в 1879 г. Вирхов в своей экспертизе использовал весьма осторожную формулировку: «Ничто не противоречит тому, что исследуемые волосы принадлежат обвиняемому. Однако они не имеют таких типичных признаков, какие позволили бы однозначно отнести эти волосы к обвиняемому». С тех пор много раз пытались доказать наличие в волосах определенных признаков и типичных характеристик, которые свидетельствовали бы о принадлежности этих волос одному конкретному человеку. Как выяснилось, и на голове одного человека волосы могут быть разной толщины, с различными кутикулами, различной толщиной сердцевины и ее наполнением, с различными формами корней и кончиками, точно так же на одной голове могут расти волосы разной окраски, и определить средний цвет волос человека можно лишь после сравнения нескольких растущих рядом волос – блондин, брюнет, шатен, светлый шатен, темный шатен. Сколь ненадежной ни была бы экспертиза волос по цветовому признаку, но именно на ней на рубеже веков было основано расследование смерти австрийки Терезы Пухер. Волосы из руки убитой сравнили с волосами подозреваемого, и эксперт пришел к выводу, что это волосы из его бороды. Заключение основывалось на том, что в волосах с места преступления и в волосах подозреваемого исключительно необычно сочетаются фрагменты с темными и со светлыми пигментами. В любом случае эксперт, к счастью, все же заметил, что «сравнение волос с места преступления не может с абсолютной уверенностью идентифицировать их принадлежность». В итоге выяснилось, что подозреваемый невиновен, и в убийстве признался другой. Даже исключительного совпадения, стало быть, недостаточно, чтобы полностью идентифицировать принадлежность волос, если материала для исследования мало. Из этих и схожих соображений ученые решили полагаться на результат исследования только крупных прядей волос и сначала определять свойства волос с места преступления и сравнительного материала и выводить общее значение и для того, и для другого, и только тогда начинать сравнение. В 1902 г. один из последователей доктора Лендера, вошедшего в историю криминалистики после расследования дела с топорами в Варзинской лощине, окружной врач Хаазе сравнил пучок волос с головы убитой женщины с пучком волос, зацепившимся за край кармана задержанного. При этом Хаазе сравнил соотношение между общим количеством волос, содержащих сердцевину, и волос без сердцевины. И выявил полное совпадение. На сей раз задержанный действительно оказался виновным в убийстве. Но и этот метод казался недостаточно надежным. Каждый отдельный случай нуждался в перепроверке и вызывал сомнения. Ученые пришли к мысли, что, может, неповторимые особенности волос каждого человека зависят от внешних факторов воздействия – от типичных частичек грязи до искусственной завивки и окрашивания. На рубеже веков и позднее в Германии, Франции, Австрии и Италии вышло множество исследований по искусственному окрашиванию волос серебром, марганцем, железом, висмутом и солями кальция и о методах определения красителей химическим путем. Ученые надеялись хотя бы в этом найти возможности идентификации волос. Но еще и в 1909 г. идентификация волос была делом трудным и ненадежным. А криминалистика нуждалась в методах исследований волос, хотя бы для того, чтобы такой анализ мог методом исключения сузить круг поиска для детективов и не увести их по ложному следу.

6

Таковы были знания и опыт ученых, на которые мог рассчитывать и опираться доктор Бальтазар, когда 19 июля 1909 г. исследовал в парижском морге волосы из руки убитой Жермены Бишон.

Более тщательный осмотр в морге подтвердил выводы, сделанные им в квартире Урселя. 9 рубленых ран были нанесены лезвием топора, 48 – обухом. Вскрытие перенесли на следующий день, но оно вряд ли дало бы новые сведения о совершении преступления. Бальтазар сосредоточился на волосах. Он хотел доказать, что это женские волосы, а именно волосы убийцы, а не жертвы. Остальное сейчас было не так важно.

Часов в 11 утра Бальтазар и его жена Марселла Ламбер аккуратно извлекли волосы из пальцев убитой и поместили в раствор соды, чтобы очистить от грязи и крови. В таком виде волосы оказались в патологоанатомической лаборатории. В 14 часов Марселла Ламбер промыла каждый волос спиртом. Затем волосы были распределены на стеклянной пластинке в желатиновом растворе и по отдельности помещены в канадский бальзам. В распоряжении Бальтазара было теперь несколько дюжин волос. Он измерил их длину. Самый короткий был 15 см, большинство – значительно длиннее. Итак, волосы были женские. Исследование под микроскопом показало знакомые признаки человеческих волос: гладкую кутикулу, слабую, прерывистую или вовсе отсутствующую сердцевину. Все волосы были не острижены, с сечеными концами, типично женские. Исследование корней показало, что волосы были вырваны с корнем или оборваны на половине. Некоторые хранили еще частицы волосяной сумки. Но были и те, что выпали сами. Многие были оборваны у самого корня. Их явно тянули, из-за этого утончилась сердцевина, вытянулась кора, разъединились частички кутикулы, и наконец, типичная деформация на концах – «волнистость». Бальтазар измерил диаметр каждого волоса в нескольких местах и вычислил средний диаметр поперечного среза, толщину волоса – от 0,08 до 0,06 мм, то есть – 0,07 мм. Единственный волос имел в диаметре 0,11 мм и вряд ли был с той же головы, что и другие. При определении цвета волос Бальтазар столкнулся с тем же явлением – единственный волос отличался по цвету от остальных. В целом если смотреть невооруженным глазом, волосы были от светло-русого до светлого. Исследование под микроскопом показало смешение коричневых и светлых пигментов, при этом в некоторых волосах светлый пигмент доминировал, так что волосы были почти цвета «блонд». Однако и в светлых волосах присутствовали коричневые пигменты, определявшие общий тон всех волос, поэтому Бальтазар решил, что волосы все же с одной головы. Единственный волос, отличавшийся от других увеличенным диаметром, и по цвету был особенный – с темно-каштановыми пигментами, иногда почти черными.

Бальтазар и его ассистентка вернулись из лаборатории в морг, чтобы теперь срезать прядь волос убитой для сравнения с пучком, найденным в ее руке. Из-за множественных рубленых ран отрезать прядь с головы Жермены Бишон оказалось не так-то просто. В лаборатории повторились процедуры по очистке срезанных волос и осторожная подготовка к исследованию. Бальтазар измерил толщину волос. Они оказались необычно толстыми – от 0,08 до 0,12 мм. Значит, волосы, найденные в руке покойной, никак не могли быть ее собственные. Кроме единственного волоса с диаметром 0,11 мм, который подходил по толщине к волосам убитой. Волосы Жермены Бишон как раз были темно-каштановые с черным отливом. Вот и снова совпадение с тем единственным волосом, а заодно – разительное несовпадение с другими волосами из руки убитой – светло-русыми. Темные волосы Жермены Бишон, как волосы большинства молодых людей, содержали светлые элементы, но у нее они были крайне редки и слишком разрозненны; они никак не могли оказаться в одной пряди в таком количестве. Заключение Бальтазара звучало так: в руке убитой обнаружены женские волосы, принадлежащие, за исключением одного-единственного волоса, не жертве, а ее убийце.

Около 17 часов доктор переслал свое заключение судебному следователю Варену с замечанием, что в любой момент готов провести сравнительный анализ волос подозреваемых. Однако, ввиду сложности и кропотливости анализа волос, необходимо, чтобы образцы и пробы волос брал он сам.

Когда первый доклад Бальтазара прибыл в полицию, Варен поручил расследование дела Жермены Бишон коллеге Астрону, который, в свою очередь, передал доклад от доктора Октаву Амару. Случай или закономерность, но Амар получил сведения об анализе волос как раз в тот момент, когда обсуждал с инспектором Сюртэ Долем предварительные результаты расследования, которое вел вместе с инспекторами Сабланом, Дарналем и Груссо, а также с полицейским комиссаром Карпеном с раннего утра 19 июля.

Амар не забыл совет доктора Бальтазара – искать убийцу-женщину, какой бы странной и необычной ни казалась эта рекомендация. На столе перед ним лежал протокол допроса консьержа дома, где произошло убийство, и его жены мадам Дюмон. Опытного сыщика, конечно, насторожило появление неизвестной женщины якобы по имени Адель около помещения, где сидел консьерж, вскоре после убийства. Мадам Дюмон не могла похвастаться превосходной памятью, однако припомнила, что незнакомка высокая, довольно плотного сложения, лет 35–40. Лицо обыкновенное, ничем не примечательное, одутловатое, черный платок на голове, черный корсет, черная юбка в белый горошек, такие часто носила домашняя прислуга. Волосы большей частью скрыты платком, но консьержка уверяла, что они были светло-русые. Пожалуй, женщину можно назвать блондинкой. Инспектор Доль навел справки, опросил жильцов дома, ни в одной семье не было гувернантки по имени Анжела, о которой упоминала незнакомка. Зато, как выяснилось, у одной семьи на втором этаже служит гувернантка Адель, а незнакомка назвалась именно этим именем, значит, неизвестная (если это не случайность) хорошо знает жильцов этого дома.

Амар допросил и кассиршу Урселя – мадам Дессиньоль, как только она появилась в конторе. Это была особа 30 лет, блёклая блондинка, тощая и курносая. Амар убедился в верности показаний домработницы Дюмоше насчет кассирши. Сюзанна Дессиньоль ничуть не была шокирована убийством, произошедшим в квартире ее работодателя, осталась холодна и подчеркнуто вежлива. Она видела Жермену в субботу, то есть в день убийства. Сама кассирша ушла из конторы раньше обычного из-за праздника. Жермена отправилась вместе с ней за покупками. Прогулялись вместе до площади Республики, где народ вовсю праздновал. Жермена скоро заторопилась домой, чтобы успеть вернуться до темноты. Больше Сюзанна Жермену не видела. Встречалась ли горничная на площади Республики с кем-либо из своих поклонников, провожал ли ее кто-то домой – этого кассирша не знала. В кассе конторы оставалось 7 франков, в секретере Урселя – 30. Обе суммы украдены. Что пропало из гардероба – ей неизвестно. Сюзанна особо заметила, что никогда не занималась квартирой мсье Урселя и уж тем более не входила в его спальню. Слово «спальня» кассирша произнесла с таким презрением и отвращением, что Амар даже подчеркнул это ее высказывание в протоколе красным карандашом. Могла ли горничная привести с собой в квартиру кого-либо из поклонников или случайного знакомого с улицы? Кассирша снова заявила, что знать не знает, никогда по вечерам не входила в жилые комнаты мсье Урселя. (Эту фразу Амар снова подчеркнул красным с пометкой «подавленное желание?».) Кассирша добавила, что не хотела бы говорить дурно об убитой, но чего ждать от столь чувственно-примитивных созданий, которым с детства приходится спать в одной кровати с отцами и братьями. (Пометки Амара к этой фразе – «Ненависть? Ревность?») Чем занималась в выходные сама Сюзанна? Гуляла. («Свидетелей прогулок назвать не может», – отметил Амар в протоколе.)