Лакассань обратил внимание Локара на возможности за пределами классической судебной медицины и научной криминалистики Бертильона. Позднее случайно Локар прочитал «Приключения Шерлока Холмса» и произведение Гросса, переведенные на французский язык. Эти книги стимулировали его интерес к естественно-научному изучению следов. Любой преступник, будь то вор, взломщик или убийца, на месте своего преступления соприкасается с какими-то мельчайшими частицами пыли, а значит, каждый контакт оставляет следы.
Двадцать лет спустя Локар писал во вступлении к своему обширному труду о криминалистическом исследовании пыли: «Вид грязи на башмаке или брюках сразу указывал Холмсу, в каком районе Лондона побывал его посетитель или по какой дороге он шел в окрестностях города. Особая красноватая грязь находится лишь при входе на почту на Вигмор-стрит. Конечно, даже такой гений, как Холмс, может ошибиться, определяя грязь издали, однако ценно само указание на применения подобного метода. Рассказы ‟Этюд в багровых тонах” и ‟Знак четырех” надо прочитать хотя бы ради удивления: как поздно додумались собирать с платья пыль, указывающую на то, каких предметов касалось подозреваемое лицо. Ведь мельчайшие частицы пыли на нашем теле и одежде – суть немые свидетели каждого нашего движения и каждой нашей встречи».
Исследование следов заинтересовало Локара настолько, что он отправился в небольшое «кругосветное путешествие», желая изучить состояние наук о следах в других странах. В Париже Локар посетил Бертильона, поехал в Лозанну, Рим, Берлин, Брюссель и, наконец, в Нью-Йорк и Чикаго. Но результатом путешествия он был разочарован. Бертильон не продвинулся дальше своей антропометрии и словесного портрета. Его попытки определить инструмент взлома по следам на двери были неудачными, как и снятие отпечатков обуви и босых ног, не слишком полезными были и графологические исследования. Все это не способствовало созданию настоящей криминалистической лаборатории. Научные интересы полиции и криминалистов пока почти не выходили за пределы бертильонажа, в основном – дактилоскопии.
В 1909 г. Эдмон Локар, разочарованный, вернулся в Лион с мечтой создать настоящую криминалистическую лабораторию для научного исследования тех следов, о которых писали Артур Конан Дойл и Ганс Гросс. Локар строил грандиозные планы, полагая необходимым использовать в работе криминалистов учение о следах, основанное на естествознании. В итоге полиции все равно придется «взять это дело в свои руки». В статье, написанной после возвращения, Локар писал о новой «полицейской науке», об «искусстве», главный принцип которых таков: в криминалистическом расследовании следует применять любой полезный естественно-научный метод. Это «искусство» все больше стремится к самостоятельности, добавлял он, к отделению от судебной медицины и химии.
Но в Лионе Локар столкнулся с полным равнодушием полиции и властей. Провинциальная криминальная полиция Франции, хотя и знала о методах и открытиях Бертильона, но находилась в руках префектов департаментов и мэров, а они были приверженцами старой эмпирической школы. Однако Сюртэ (Национальная служба безопасности), которая вместе с Парижской полицией непосредственно подчинялась министру внутренних дел, с 1907 г. все больше перенимала полицейские функции по всей Франции. Для борьбы с бандами «гастролеров» Сюртэ создала «мобильные бригады» – подвижные соединения криминальной полиции (уголовного розыска). В руках Сюртэ все чаще сосредоточивалась криминалистическая работа в крупных городах. Однако большинству полицейских казалось, что полиции достаточно и антропометрии, а больше науки и не надо. И только благодаря личным связям Локару удалось добиться поддержки префекта департамента Роны в Лионе. Ему передали в распоряжение две комнаты на чердаке Дворца юстиции, а также выделили двоих служащих Сюртэ в качестве помощников. Так в 1910 г. было положено начало учреждению, позднее названному Лионская полицейская лаборатория. Вход в нее находился в узком переулке, на задворках здания Дворца юстиции с его торжественной коринфской колоннадой. От главного портала этого здания вели две широкие каменные лестницы. Теперь Локар ежедневно проходил по мрачному коридору центральной телефонной станции и по крутой винтовой лестнице поднимался на 4-й этаж в свою лабораторию. Двадцать лет спустя, уже известный ученый, он продолжал работать здесь. Помещения были просторные, однако условия работы оставляли желать лучшего. Все так же приходилось топить углем старые железные печки, отчего стены покрывались новым слоем копоти.
Но и эти проблемы не помешали Локару осуществить свою мечту. Его собственной научной работе по исследованию следов немного мешала обязанность по-прежнему проводить антропометрические измерения по Бертильону. Локар занимался этим день за днем. Но в 1911–1912 гг. через его руки прошли уголовные дела, в которых ему удалось по следам в пыли определить путь расследования преступления. Так было с бандой фальшивомонетчиков Брена, Кереска и Латура, а также с делом Гурбена. Долгое время Сюртэ безуспешно пыталась вычислить, кто в Лионе штампует фальшивые франки. Сыщики много раз указывали на трех лиц – Брена, Кереска и Латура. Но вину их доказать не удавалось. Не могли обнаружить и мастерскую. Специалисты лишь установили, что в фальшивых монетах содержатся сурьма, олово и свинец. Локар попросил инспектора Корена, расследовавшего дело, прислать ему одежду подозреваемых. Тот сначала медлил, он не мог понять смысла предложения, но, в конце концов, послал ему одежду одного из подозреваемых. Локар с лупой исследовал карманы и с помощью пинцета собрал всю металлическую пыль, которую удалось обнаружить. Над белой глянцевой бумагой он вычистил щеткой рукава одежды. С помощью лионских химиков Менье и Грегуара Локар убедился в том, что пыль содержит сурьму, олово и свинец. Он боялся поверить в свой успех, когда обрабатывал полученный из пыли раствор пироантимонатом натрия. Но образовавшиеся кристаллы, линзообразные, часто сгруппированные по три вместе, были типичным признаком сурьмы. После обработки хлорным соединением рубидия в растворе образовались октаэдры и тетраэдры – признак олова. Свинец выдал себя образованием призматических удлиненных пластинок с асимметричными отверстиями.
Вскоре Корен передал этому странному доктору в лабораторию одежду и других подозреваемых. Локар получил аналогичные результаты. Ни один из подозреваемых не мог толком объяснить происхождение металлической пыли на своей одежде, и их всех арестовали. Они признались в изготовлении фальшивых денег.
Событие это произвело ошеломляющее впечатление на сотрудников уголовной полиции, и впоследствии они сами стали обращаться в лабораторию Локара за решением своих загадок. Так было и в деле Эмиля Гурбена, служащего лионского банка, которого подозревали в убийстве Мари Латель. Девушку нашли мертвой в родительском доме, никаких следов преступник не оставил. Убийство произошло, вероятно, в полночь.
Было известно, что Гурбен пытался ухаживать за Мари Латель, даже сватался к ней, в основном, конечно, имел виды на ее приданое. Его арестовали, однако он утверждал, что в день убийства вечер и ночь провел с друзьями на даче «Ла Терре» в нескольких километрах от дома Латель. Жандармы опросили приятелей Гурбена, те подтвердили его алиби – до глубокой ночи они играли в карты, Гурбен из дома не уходил, и все вместе после часа ночи, когда Мари Латель была уже мертва, отправились спать. Расследование преступления зашло в тупик, но следователь слышал о работе Локара и обратился к нему за помощью. Локар обследовал тело в морге и заметил отчетливые следы удушения на ее шее. После этого он сам отправился в тюремную камеру к Гурбену и извлек из-под его ногтей грязь, собрал ее в бумажный конверт и у себя в лаборатории проанализировал на листе белой глянцевой бумаги. Локар обнаружил большое количество эпителия кожи в виде прозрачных, слипшихся пластинок, пожелтевших от йода. Судя по всему, это был эпителий с шеи Мари Латель. Но это еще не доказывало вину Гурбена. Локар обратил внимание, что чешуйки были покрыты странной розовой пылью. Под микроскопом при большом увеличении пылинки превратились в многогранные зерна, похожие на кристаллы от 3 до 10 микрон (1 микрон = 1 тысячная доля миллиметра). Это были признаки рисового крахмала. Среди частиц пыли он обнаружил также висмут, стеарат магния, окись цинка, розовую краску на окиси железа, венецианский красный цвет и попросил жандармов принести ему из комнаты жертвы все ее косметические средства. На следующий день Локару достали изготовленную аптекарем из Лиона розовую пудру, которой Мари Латель пользовалась каждый день. Она состояла из рисового крахмала и химикалий, какие Локар нашел под ногтями Гурбена. Доказательство, которое несколько десятилетий спустя из-за промышленного производства пудры уже не имело ценности, в 1912 г. привело к тому, что Гурбен сдался. Он рассказал, что ему удалось обеспечить свое алиби, – перевел в доме приятелей стрелки часов вперед, так что они показывали час ночи, когда на самом деле было еще только 23.30. Незадолго до полуночи Гурбен встретился со своей возлюбленной, та не хотела выходить за него замуж. Приданое уплывало у него из рук. В гневе Гурбен задушил Мари.
После этого случая Локар прослыл «волшебником», как и Георг Попп в Германии. Успех и всеобщая поддержка подвигли Локара приступить к более широкому научному исследованию пыли, что и стало делом всей его жизни. За 1912–1920 гг. он проделал колоссальную работу, хотя одновременно во время войны занимался еще и расшифровкой секретных документов для спецслужб Франции. Руководствуясь формулировкой немецкого химика Либиха «Пыль в мельчайшем масштабе содержит все, что нас окружает», Локар исследовал наслоения пыли на одежде, обуви, шляпах и шляпных лентах, на волосах, в отверстиях ушей и носа, на инструментах, тканях всех видов, на мебели, коврах, окнах и оконных ставнях, на улицах, в садах, на фабриках и в мастерских. И действительно, все на земле, и органического, и неорганического происхождения, в виде мельчайших частиц, в виде пыли переносилось на людей, животных или предметы. «Пыль, – писал Локар, – это скопление остатков, растертых в порошок. Уличная грязь – это пыль, смешанная с жидкостью. Грязь – это пыль, пропитанная высохшими частицами жира. Если кто-нибудь захотел бы перечислить составные части пыли, то ему пришлось бы назвать все органические и неорганические вещества на земле. Важно установить, в каком состоянии находилось вещество, прежде чем оно превратилось в пыль. Образование порошка приводит к уничтожению первоначального внешнего вида, восстановить который нам позволяют инструменты и умение давать общее определение предметам. Однако разрушение не заходит так далеко, чтобы предметы распадались на свои элементы, на молекулы или атомы. Отсюда следует, что пыль содержит признаки, позволяющие нам определить ее происхождение».
Свои первые эксперименты Локар проводил лишь при помощи микроскопа, маленького аппарата для спектрального анализа и приборов химического анализа. У него не было условий для химического микроанализа, основы которого разрабатывал с 1910 г. доктор Прегль, лауреат Нобелевской премии из Инсбрука. Если ранее для анализов требовалось минимальное количество вещества в 100 миллиграммов, при новом методе было достаточно уже одного миллиграмма. С «капельным анализом» Фрица Файгля (род. в 1891 г. в Вене) Локар не был знаком. Для этого анализа достаточно было иметь одну-единственную каплю неизвестного вещества на фильтровальной бумаге или на стеклянной пластинке, чтобы с помощью такого же малого количества реактивов определить его вид. Необычайно тонкий спектральный анализ в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах и рентгеноскопия будут характерны для развития естествознания в последующие десятилетия, а во времена Локара были лишь научной фантастикой. Возможности применения в криминалистике ультрафиолетовых лучей еще не были открыты, американец Роберт Вуд из Университета Джонса Хопкинса впервые продемонстрировал их членам американской Национальной академии в августе 1902 г.
Локар же к 1920 г. составил каталог видов пыли и ее составных частей. Список охватывал колоссальное количество видов пыли, как органических, так и минералогических: шлаков, извести, гипса, песка, кокса, угля различных видов, бесчисленное множество видов металлической пыли, от железа и алюминия, меди и олова до частиц редкого в природе стронция. Список содержал множество отложений пыли и наносов растительного происхождения: листья во всех вариациях, семена цветов и растений, луковицы и пыльцу растений, которая благодаря исследованиям Локара впервые вызвала интерес криминалистов. Сюда же входила пыль разложившихся растений, остатки черенков, коры, корней, веток и прочего. Локар регистрировал похожие на пыль частицы текстиля предметов одежды, ковров, обивочных материалов, хлопка, льна, конопли, джута, крапивы, кокоса, а также частички древесины и бумаги, которые тоже можно было различать по сортам.
В своем упорном труде он использовал все микроскопные и аналитические средства, имевшиеся в органической и неорганической химии, ботанике и зоологии, чтобы дифференцировать частицы пыли. Локар выработал четкую систему, с помощью которой сортировал следы пыли, прежде чем подвергнуть их микроскопному и химическому исследованию. Для изъятия наслоений пыли с предметов одежды существовал специальный прием. В книге Ганса Гросса «Руководство судебного следователя» Локар нашел совет: одежду подозреваемого надо положить в чистый белый мешок и выколачивать до тех пор, пока вся пыль, имеющаяся в одежде, не останется в мешке. Данный способ показался ему грубоватым и примитивным. Локар предпочитал сначала с помощью лупы осмотреть каждый предмет одежды в поисках частиц, осевших на ней, хотя бы потому, что локализация отдельных частиц пыли на одежде может иметь важное значение. Обнаруженное он снимал с помощью пинцета или впитывающей ваты и собирал в надписанные пакетики. Прилипшие частицы соскребал над стеклянными пластинками. К выколачиванию же пыли из одежды прибегал только в случае необходимости. Особенно тщательно Локар исследовал карманы. Он никогда не выворачивал их наружу, а отпарывал по шву и лишь после этого изучал содержимое. Что касается обуви, то его метод не отличался от метода Поппа. Так, пеший путь на мельницу и обратно в сырой день выдает себя тем, что между наслоениями почвы по дороге к мельнице и обратно имеется прослойка муки. И Локар пытался тщательно отделять различные слои отложений грязи. Обнаруженную пыль раскладывал на листе белой или черной бумаги. Локар выбирал те частички, которые легко можно было определить. Чтобы отделить следы металла от остальной массы, он использовал магнит. Для сортировки мельчайших частиц под микроскопом Локар сконструировал графоскоп. Это был своеобразный микроскоп, который приводила в движение металлическая «клешня», и подобное движение позволяло исследовать поверхность, покрытую пылью, один квадратный сантиметр за другим.
К 1920 г. Эдмон Локар уже был не единственным ученым, изучавшим пыль. Под влиянием сообщений из Лиона и сведений из книги Гросса многие молодые люди, сначала совершенно неизвестные, обратили внимание на эту новую и мало исследованную область криминалистики.
В 1920 г. в специальном журнале в Голландии появилась статья. Ее автором был Ледден Гульзебош, химик из Амстердама, у которого были все задатки, чтобы в Голландии вырасти до уровня Поппа в Германии и Локара во Франции. Он происходил из династии аптекарей, которая веками занималась фармацевтикой и химией в своем кирпичном особняке в Амстердаме, и унаследовал от отца любознательность и аналитические способности, но шагнул далеко за пределы фамильного аптекарского ремесла. В молодости Ледден Гульзебош отправился в Лозанну, где встретился с Рейссом и Локаром. Вдохновленный работой Локара, он приступил к исследованиям и вскоре нашел собственный путь изучения пыли. В статье от 3 марта 1920 г. он писал: «Не всегда легко собрать мелкие частицы, а ведь они являются чрезвычайно важным доказательством в уголовном расследовании. Когда речь идет о материале, который может быть обнаружен в одежде подозреваемого, я собираю его с помощью инструмента, сделанного на основе фена. В аппарат я вмонтировал раструб и приспособление, на него можно надеть полотняный мешок. Если включить аппарат в электросеть, то он соберет пыль с одежды в мешок, разрезав который мы получим извлеченный этим современным методом материал для тщательного микроскопического исследования».
Ледден Гульзебош часто применял свой «пылесос» и раскрыл с его помощью многочисленные кражи муки, даже не подозревая, что одновременно с ним по другую сторону Атлантики такая же идея пришла в голову ученому Альберту Шнейдеру в Беркли, в Калифорнии, где зародилась американская криминалистика. Химик доктор Альберт Шнейдер проводил самостоятельные исследования пыли. Пылесос был англо-американским изобретением, первый вакуумный аппарат после многочисленных прототипов выпустили в 1904 г., и Шнейдер стоял у истоков создания этого прибора. В 1916 г. он впервые использовал пылесос для сбора пыли с подозрительной одежды, а через пять месяцев после публикации статьи Леддена Гульзебоша вышло сочинение Шнейдера «Полицейская микроскопия», где американский ученый подробно описывал использование нового прибора. Однако не Шнейдер был инициатором нового метода. Как Артур Конан Дойл предвосхитил развитие научной криминалистики, так и использование пылесоса в целях криминалистики описал английский романист Ричард Остин Фримен. В 1907 г. он опубликовал свой первый детективный роман «Красный отпечаток большого пальца» и ввел в литературу новый тип детектива – ученого-естествоиспытателя. Фримен придумал доктора Торндайка, сотрудника в Кингс-Бенч-уок. На ближайшие десятилетия он стал самым популярным героем детективных романов англосаксонского мира. В 1907 г. герой Фримена при расследовании преступления изучает следы пыли. В одной из его новелл «Дело антрополога» доктор Торндайк и его ассистент Полтон используют пылесос. Четверть века спустя Фримен сам рассказывал, как ему пришло в голову изобразить исследования пыли: «Я проделал тогда много опытов, чтобы установить свойства пыли. Например, помещал предметные стекла, смазанные глицерином, над дверью в различных комнатах и рассматривал их потом под микроскопом. При этом я обнаружил, что можно определить источники большинства различных частиц пыли: скатерти, обивку мебели, гардины, ковры. Результаты исследований я использовал в новелле ‟Дело антрополога”».
Когда в европейской криминалистике стали применять пылесос, в Берлине еще один молодой химик занимался исследованиями пыли – Август Брюнинг.
Он родился в деревне Бауэрнхоф под Амельсбюреном в Вестфалии в один год с Эдмоном Локаром – 1879. Прожил без малого 90 лет и на всю жизнь сохранил вестфальский акцент и вестфальское жизнелюбие. В 1891 г., в 12 лет, Август получил от отца в подарок фотоаппарат и занялся фотографией, что в итоге сыграло свою роль, когда Август увлекся криминалистикой. После окончания школы в Мюнстере он работал практикантом в аптеке. В 1898 г. Брюнинг изучал ботанику и фармакологию в Цюрихе и в Женеве. В поиске новых знаний он оказался во Фрайбурге-им-Брайсгау, там вскоре прервал учебу, потеряв интерес к аптечному делу, и в 1901 г. приступил к изучению химии в лабораториях фрайбургских профессоров Киллиани и Аутенрита.
Токсиколога Аутенрита часто приглашали исследовать яды, когда полиции требовалась токсикологическая экспертиза. Именно Аутенрит заинтересовал Брюнинга криминалистикой в связи со случаем аборта в одной деревне в Шварцвальде, когда молодую крестьянку обвинили, как тогда высокопарно выражались, в том, что «избавилась от плода в своем чреве». Аутенрит получил для экспертизы платье девушки со следами ее рвоты: токсикологу поручили установить яд, который девушка использовала для прерывания беременности. Аутенрит скоро определил, что девушка приняла побеги ядовитого можжевельника (Juniperus sabinе). Более того, на ветках растения он обнаружил растительных паразитов. Можжевельник с такими паразитами рос в саду обвиняемой. Для 24-летнего Брюнинга это стало примером научного анализа и доказательства.
Два года спустя, в октябре 1904 г., Брюнинг присутствовал на процессе Карла Лаубаха во Фрайбургском суде и слышал сенсационное выступление Георга Поппа, чье экспертное заключение основывалось на исследовании следов почвы. Брюнинг познакомился с Поппом и твердо решил тоже стать «следопытом». Сначала он служил экспертом по продуктам питания в Дуйсбурге, а затем в Штеттине. Там получил письмо от Поппа, который приглашал его приехать к нему во Франкфурт для работы в химической лаборатории. В 1910 г. Брюнинг стал сотрудником лаборатории Поппа. Два года осваивал науку исследования следов, а в 1912 г. Брюнинга позвали на работу в Берлин.