Опять совпадение или нет, но именно в это время в Берлине главный правительственный советник Хоппе обратил внимание, что берлинской полиции не хватает настоящей научно-криминалистической лаборатории. Почти одновременно с возникновением полицейской лаборатории Локара в Лионе берлинский уголовный розыск обзавелся естественно-научной полицейской лабораторией. Безусловно, основой послужила многолетняя работа Пауля Езериха, который с годами стал совсем странным, и работать с ним было весьма трудно. Инициатором создания лаборатории был Георг Попп. В 1911 г. он выступил с докладом о своей работе перед сотрудниками криминальной полиции Берлина.
Импозантная внешность Поппа и его красноречие производили впечатление. Вскоре он выступал перед самыми уважаемыми юристами и представителями полиции Берлина в Высшей технической школе в Шарлоттенбурге, и на него обратил внимание руководитель химической лаборатории по исследованию продуктов питания профессор Юккенак. Пока это была единственная лаборатория берлинской полиции. Располагалась она на последнем этаже Полицейского президиума на Александерплац и занималась исследованиями исключительно продуктов питания. После докладов Поппа в Полицейском президиуме на Александерплац решили пригласить в отдел Юккенака химика, который участвовал бы в расследованиях уголовного розыска. Эта должность называлась «химик для целей криминальной полиции при государственном берлинском бюро по исследованиям продуктов питания, табачных изделий и алкогольных напитков, а также предметов широкого потребления». На этот пост Попп предложил пригласить 34-летнего Августа Брюнинга, и тот был немедленно принят. Но скупая прусская бюрократия не позволила Поппу платить своему ассистенту 4000 марок золотом в год. На Александер-плац считали и 2400 марок золотом в год расточительством.
Брюнинг был упорный, как вестфалец, и, пока решался финансовый вопрос, поехал в Лион. Работая у Поппа, он понял значение цветной фотографии для криминалистики. Знаменитая лионская фирма «А. Люмьер и сыновья» внедрила новые методы в этой области. Семья Люмьер предоставила в распоряжение Брюнинга лабораторию, фотопластинки и лаборантов, и он провел опыты по идентификации крови с помощью фотографии на материалах красного, серого, желтого и зеленого цветов. Побывал и в лабораториях Локара, наблюдал первые исследования пыли. 1 января 1913 г. берлинцы пошли на уступку, и Брюнинг наконец переехал в однокомнатную лабораторию на Александерплац, а на выделенные ему 4000 марок приобрел микроскопы и спектроскопы для лаборатории. Последовало несколько заданий, связанных с отравлениями и анонимными письмами, а потом Брюнингу довелось провести первые криминалистические исследования следов пыли. В июне 1913 г. он участвовал в расследовании взломов сейфов, которыми уже несколько лет безуспешно занимался берлинский уголовный розыск. Взломщики использовали тяжелые мощные щипцы-ножницы, позволявшие вскрывать, взламывать или взрезать дешевые, не самые прочные кассовые сейфы. У подозреваемых лиц были обнаружены такие инструменты, а на щипцах Брюнинг под микроскопом нашел частички металла и лака, совпадающие с материалами, из каких был изготовлен один из вскрытых сейфов. Участники банды были уличены и осуждены.
Но самой большой удачей Брюнинга в начале работы, несколько месяцев спустя, стало разоблачение берлинского укрывателя краденого Пауля Марковича, подозревавшегося в организации ряда ограблений. В октябре 1913 г. в районе Александерплац вскрыли сейф. Грабители проникли в помещение кассы из квартиры, расположенной этажом выше, проделав отверстие в потолке кассового помещения. Сейф был непрочным, стальные стенки – тонкие. Пространство между стенками было заполнено изолирующим материалом (золой бурого угля), предохраняющим содержимое сейфа в случае пожара. Во время взлома зола частично высыпалась на пол. Комиссар уголовного розыска Мюллер обыскал дом Марковича. Однако найти украденного не удалось. Случайно Мюллер заметил на ботинках Марковича слой своеобразной пыли, напоминающей золу бурого угля. Он изъял обувь и принес ее в лабораторию Брюнинга. Мягкой кисточкой тот стряхнул пыль на темную глянцевую бумагу и с помощью микроскопа установил, что это зола бурого угля. Брюнинг попросил Мюллера побыстрее принести ему одежду Марковича. Маркович, ничего не подозревая и отпуская язвительные шутки, отдал комиссару свою одежду. Брюнинг выбил из нее пыль по методу Гросса. В бумажный конверт он собрал достаточно пыли, чтобы можно было установить ее происхождение – зола бурого угля. Брюнинг понимал, что это еще не доказательство. Маркович может наврать, будто соприкасался с золой при каких-либо иных обстоятельствах. Поэтому Брюнинг решил установить идентичность золы с обуви и одежды Марковича с золой во взломанном сейфе. Он взял пробу золы из сейфа и обнаружил в ней скелеты окаменевших растительных клеток, сохранившиеся при превращении бурого угля в золу. Под микроскопом можно было отчетливо различить растительные клетки, их структура и размер в золе из сейфа и с одежды Марковича полностью совпали.
Разоблачение Пауля Марковича, растерянного, вынужденного со злостью признать свою вину, было одним из значительных вкладов Брюнинга в развитие исследований следов пыли. Первая мировая война прервала его деятельность, он ушел на фронт. Но уже в послевоенные месяцы Брюнинг вернулся к работе. Разруха и нужда в Германии породили волну невиданной преступности. В Берлине банды грабителей занимались воровством медных и бронзовых проводов телеграфных и телефонных линий. «Специалисты» в ботинках с шипами ночью забирались на телеграфные столбы, обрезали сотни метров проводов, скатывали их и бесшумно исчезали на велосипедах. Прятали свою добычу в пригородных поселках, на огородных участках, в известных только им местах, причем места эти они постоянно меняли.
Усилия берлинской полиции многие месяцы были безуспешными, пока при обыске одного из жилых бараков в так называемом парке Заячья Пустошь случайно не нашли рюкзак с большим мотком медной проволоки. Проживавший в бараке почтовый служащий Герман Шаллук уверял, будто о содержимом рюкзака ничего не знал. Утверждал, что рюкзак принадлежал незнакомцу, которого он пустил переночевать и разрешил на время оставить рюкзак. Руки Шаллука показались полицейским подозрительно черными, и они решили отвести его к Брюнингу на Александерплац. Брюнинг установил, что такой вид рукам придают частицы пыли, скопившиеся в складках кожи. Он вымыл руки Шаллука горячей разбавленной соляной кислотой, выпарил кислоту в фарфоровой чашке и получил желто-зеленый осадок, содержавший чистую медь. Шаллук растерялся, но все же попытался соврать, что он якобы из любопытства открывал рюкзак и касался проволоки. В поисках новых улик против Шаллука Брюнинг позвонил в дирекцию почтового управления и узнал, что телеграфные столбы пропитываются сульфатом меди. Тогда он исследовал брюки Шаллука с помощью лупы и увидел частички древесины в тех местах, которые покрывают внутреннюю часть бедер. Брюнинг собрал эти частички, залил их раствором аммиачной селитры и нагревал до тех пор, пока они не превратились в пепел. Под микроскопом в пепле была заметна медь, входящая в состав пропитки телеграфных столбов. Взбираясь на столбы, Шаллук как бы собирал брюками частицы древесины, пропитанные сульфатом меди. Шаллук признался, что прошлой ночью действительно совершил кражу. С этого момента изобличение воров, срезавших провода, стало повседневной работой лаборатории.
В 1923 г. Брюнинг впервые выступил с сообщением на тему «Вклад в разоблачение преступников путем обнаружения косвенных улик на их теле и одежде», введя понятие «характерного признака» в обиход исследования следов пыли и следов вообще. Он писал: «В геологии есть понятие ‟руководящие ископаемые” – это окаменелости в определенном слое земной коры, характерные именно для данного участка и пласта. ‟Руководящие ископаемые”, обнаруженные в неизвестной еще горной породе, позволят специалисту определить, к какому слою или пласту эта порода относится. Точно так же и микроскопист и химик, заметив на одежде и теле человека определенные следы, могут сделать вывод о его профессии или о том, с какими предметами человек имел дело. Так химик может помочь полиции».
Брюнинг писал об этом еще в самом начале своей карьеры. Он, как и Локар, и Ледден Гульзебош, был убежден, что метод исследования следов пыли вполне применим не только в Берлине, Лионе, Амстердаме или других центрах, но и повсюду, где приходилось расследовать преступления.
В 1893 г. Ганс Гросс в своем «Руководстве судебного следователя» в главе «Исследование тканей» писал: «Это может иметь значение при идентификации платка, холста, нитей. Если же речь идет о более важных вещах, обращаться следует уже не к торговцам текстилем, а к ученому-микроскописту, который будет судить о количестве нитей на квадратный сантиметр, об их прочности, о способе их плетения, о тонкости материала. По отдельным нитям определит сорт материала – хлопок, лен, шерсть, шелк и прочее. И наконец, учитывая еще ряд обстоятельств, он выяснит, относятся ли обнаруженные фрагменты текстиля к определенной одежде, а этот подозрительный платок – один ли из дюжины таких же, а эти крученые нити, из которых сшита улика, те же ли самые, какими подшит пиджак подозреваемого. Случаев, когда необходимо подобное исследование, больше, чем мы полагаем. Необходимо всякий раз, когда речь идет об идентификации ткани, не довольствоваться одним лишь зрительным поверхностным сравнением, когда объекты сравнения кажутся ‟несомненно” одинаковыми, а обращаться к микроскописту. Попробуйте, и вы убедитесь, что мы часто принимаем различные вещи за одно и то же, а то, что выглядит одинаковым, вовсе таковым не является».
Первыми идеи Гросса подхватили Пауль Езерих в Берлине, дюссельдорфский химик Лоок, а позднее – Эдмон Бейль.
Езериху и Лооку часто приходилось сравнивать шнуры и веревки, которыми были связаны жертвы ограбления, с веревками, найденными у подозреваемых. Бейль уличил грабителя, использовавшего веревку, чтобы перелезть через стену. В квартире вора нашли моток веревки, от которого был отрезан большой кусок, как раз использованный при ограблении. Бейль доказал, что два фрагмента веревки полностью совпадают.
Езерих, Лоок и Бейль обращались к производителям текстиля и изучали методы и техники производства ниток, пряжи, бечевки, крученой нити, плетеных шнуров, вязаний. Анализировали исходные материалы, сырье, такие как лен и сизаль. Смотрели, что нить и пряжу скручивают и слева направо и наоборот, сколько есть видов скручивания пряжи и нити, какие существуют комбинации нитей в одной пряже. Выясняли, как из соединения различных видов нитей и пряжи получается крученая нить или крученая пряжа, и Бейль собрал большую сравнительную коллекцию ниток, нитей, пряжи и видов вязания. Он сумел доказать, что пуговица, которую жертва ограбления оторвала у вора, относится именно к куртке грабителя. Для этого Бейль сравнил нитки, какими была пришита эта пуговица, и материал куртки вора. От ниток и пряжи вынуждены были перейти к текстилю в целом, когда понадобилось установить, что украденные ткани хранились именно на определенном складе. Лоок у себя в дюссельдорфской лаборатории собрал коллекцию образцов тканей – от простых «полотен и полотняных переплетений» до «саржи и атласа». Бейль установил, что в основе идентификации материала лежит знание о возможных вариантах плетения и структуры текстиля. Тем не менее он довольно скоро понял, что сравнение образцов текстиля ограниченно и может быть скорее исходным пунктом для собственно криминалистического исследования ткани.
Бейль приобрел бесценный опыт, когда в 1926 г. его вызвали на место убийства на берегу Сены. Обнаружили труп 15-летней Кристьенн Паке, на которой из одежды были только шелковые чулки, туфли на высоком каблуке и пояс для крепления чулок. На глинистом берегу рядом с телом Бейль нашел отпечаток чьего-то колена с образцами ткани. Вероятно, преступник опустился рядом с девушкой на колени. Выяснилось, что 14-летний брат Кристьенн, Поль Паке, носит брюки из такого материала. Подозрение пало на юношу, тем более что после установленного времени убийства он мылся и гладил одежду. Случай был загадочный. Кристьенн и Поль были детьми крупного фабриканта Жака Паке, тем не менее Поля арестовали, и история, которую он рассказал, могла лишь усугубить его положение. Поль описал, как его сестра за последние три года практически около спальни родителей, руководствуясь «Учебником о любви», перепробовала с ним, Полем, всевозможные акты интимных отношений, пока он не покорился ей полностью и уже жить без нее не мог. Четыре месяца назад сестра неожиданно бросила его, заявив, что неумелый недоучка ей больше не нужен, она нашла мастера. Брат выяснил, что каждую ночь сестра встречается с марокканским официантом, и едва не тронулся умом от ненависти и отчаяния. Но Кристьенн он не убивал. Допросили марокканца Жозефа Шамана. Да, он встречался с Кристьенн в одном отеле с почасовой оплатой, однако девушку он не убивал. У марокканца оказалось убедительное алиби.
Бейль внимательно изучил гипсовый оттиск под микроскопом и обнаружил, кроме собственно следа правого колена, еще и след от берцовой кости, то есть от ноги ниже колена, и нога эта, очевидно, была в заштопанных брюках. Он проверил еще раз брюки Поля Паке – у того нигде на брюках не было ни штопки, ни заплатки. Бейль сообщил судебному следователю, что Поль Паке – невиновен, и молодого человека отпустили. А через две недели Бейль получил посылку: в ней были брюки из точно такого же материала, как у Поля Паке, только под правым коленом они были заштопаны, и по прохождению нити и другим признакам штопка полностью совпадала с гипсовым отпечатком. К брюкам прилагалась записка: «Поздравляю. Убийца». Отправителя так и не нашли. Судя по всему, у этой распущенной барышни был еще и третий любовник, и кто он – мы уже не узнаем.
Бейль извлек из этого случая урок, важный для всего последующего криминалистического изучения текстиля. Если два образца текстиля совпадают по качеству материала и плетению нитей, это может означать, что они относятся к одному и тому же предмету одежды. Однако это лишь вероятность, и окончательное полное совпадение надо еще доказать: у ткани должны быть уникальные индивидуальные признаки. Они могут быть разного рода: штопка, деформация ткани из-за жары или холода, старение или износ, производственный брак – нарушение плетения, разрыв нитей основной пряжи, например. Бейль исследовал такие примеры ткацкого брака и умел выстроить на них доказательную базу.
Так было в деле парижского банковского курьера Депре, который не вернулся из одной из своих поездок по городу. Подозрение пало на каменщика по фамилии Нуррик. Депре посетил всех клиентов, значившихся в его курьерском расписании до Нуррика, а вот после визита к нему ни один клиент курьера не дождался. Доказательств против Нуррика не было, пока тело Депре не выловили из Марна. Руки убитого были связаны за спиной носовым платком – обычным дешевым белым хлопчатобумажным платком в красную полоску. Поначалу не было никаких доказательств, что этот платок – собственность Депре. Однако Бейль заметил одну особенность: в одной из красных полосок находилось на шесть хлопчатобумажных нитей больше, чем в других полосках. Это был ткацкий брак. Иных подобных платков у Нуррика не обнаружили. Но Бейль прошел всю цепочку. Посетил ткацкую фабрику, где допустили брак и пошили восемь дюжин таких платков, затем расследование привело его к розничным торговцам этими платками. У одного из них мать Нуррика купила шесть таких изделий. Один она подарила сыну, пять еще оставались у нее. Круг замкнулся.
Дела Паке и Депре были малоизвестны, а внезапная смерть Бейля прервала его исследования текстиля. У него было немного последователей среди химиков и биологов, из них наиболее известен доктор Зигфрид Тюркель, адвокат из Вены, который из-за личного увлечения криминалистикой в 1921 г. открыл в австрийской столице частную «Криминалистическую лабораторию», а в 1922 г. стал руководителем «Криминалистической лаборатории полицейского управления Вены». Неутомимый энтузиаст Тюркель, помимо прочего, написал работу «Следы, оставляемые курильщиками» и тем самым воплотил литературную идею Шерлока Холмса. Занимался Тюркель и исследованиями текстиля, в частности искусственного шелка, синтетических волокон и тканей, которые стали широко производить после Первой мировой войны.
Но в целом криминалистическое исследование текстиля находилось еще в самом начале пути, пока в Англии одно расследование не дало толчок развитию криминалистики в этой области.
9
Грозовой ночью 3 ноября 1940 г. в Престоне на северо-западе Англии был ливень. В квартире Джеймса Брайрли Ферта, директора Северо-западной криминалистической лаборатории, зазвонил телефон. Ферт снял трубку – в одном из бункеров Сифорта на берегу Ирландского моря обнаружен труп девушки. Ланкаширской полиции в Сифорте требовалась его помощь, и за ним уже послали полицейскую машину. Ферт был химиком. Худощавый мужчина 40 лет, с узким морщинистым лицом, 25 лет проработал в университетском колледже Ноттингема как специалист по охране чистоты местных рек Трент, Оуз и Кам. Ему часто приходилось выступать экспертом в суде, еще в 1920-х гг. Ферт сотрудничал с полицией Ноттингема. В 1938 г. британское министерство внутренних дел стало создавать естественно-научные полицейские лаборатории. После Центральной полицейской лаборатории при Скотленд-Ярде были открыты еще шесть лабораторий: в Бирмингеме, Уэйкфилде (позднее Харрогейте), Бристоле, Ноттингеме, Кардиффе и Престоне. Ферта назначили директором лаборатории в Престоне. Полицейской криминалистической лабораторией звались две маленькие комнаты в старом доме на Джордан-стрит, где Ферт работал вместе с одним констеблем. За два года он зарекомендовал себя человеком трудолюбивым и энергичным. Его знали во многих полицейских участках, и ни одно крупное преступление, ни одно большое ограбление, ни один пожар без его участия не расследовались.