Совсем не смешно.
Не работает.
Он объяснил, что нужна тема, основная идея, вокруг которой будут выстраиваться шутки, что-то, что недавно меня впечатлило, смешное или страшное. Прошло всего несколько дней с моего травмирующего опыта в зоопарке Веллингтона, так что мы остановились на пауках. Он предложил сыграть на страхах зрителей, вовлечь их в обсуждение. Но тут нет ничего смешного. А если им не будет смешно, что тогда можно поделать?
– Чего ты боишься? – я могу обратиться к кому-то одному.
– Ничего, – ответит он. И что дальше? Слишком сложно. Я не хочу полагаться на незнакомцев. И вообще, что я могу сказать о пауках, в которых ничего забавного нет? Мне они не кажутся смешными. Я боюсь их до ужаса. Я тушу не знаю какую по счету сигарету. Пора. Спускаюсь по лестнице в бар на цокольном этаже навстречу неизбежной катастрофе, полному и абсолютному провалу.
Сидя в окружении небольшой толпы, я смотрю выступления других комиков перед моим. Сегодня вечер «открытого микрофона», и нас тут с полдюжины, таких же камикадзе, как я. Они-то хоть готовились несколько недель. Только я выставлю себя патентованным идиотом.
Я не шучу. Признаюсь честно, я не большой поклонник стендапа. Однажды я был на комедийном концерте в Честере, и мне показалось, что люди слишком старались смеяться по сигналу, как будто они хотели, чтобы все вокруг знали, что они поняли шутку. Я больше поклонник комедийных шоу с импровизацией, таких комиков, как Питер Кей или те, кто снимался в «Буду ли я лгать тебе?»[23]. Спонтанные, неожиданные шутки, быстрые реакции людей с хорошим чувством юмора от природы. Отшлифованные, написанные по сценарию выступления не работают для меня. Ничто из того, что здесь говорят, не вызывает у меня смеха. Но опять же, мне не до того, я пытаюсь успокоить свои расшалившиеся нервы. Трудно смеяться, когда ты замуровываешь себя заживо, когда пытаешься придумать что-нибудь (что угодно) смешное о гребаных пауках. У меня ничего нет. У меня вообще все вылетело из головы. В пустом мозгу осталась только паника.
Почти моя очередь. Передо мной еще один парень. Он встает.
«Итак… Пауки, – объявляет он. – Боже, как я ненавижу пауков. Кто боится пауков?
Да вы издеваетесь. Это все бесчестно подстроено. Я с отвисшей челюстью смотрю на Дрю. Он за своей камерой выглядит не менее удивленным, чем я. Может, и не подстроено. Но, без всякого сомнения, это полная катастрофа. Этот парень украл мою славу, какой бы она ни была. Тут и там звучат несколько смешков, но я даже не вслушиваюсь, что говорит этот парень. Я в ярости. Что делать? Если до сих пор я думал, что у меня ничего нет, теперь у меня еще меньше, чем было тогда.
Я сглатываю. Моя очередь.
И вот я стою там, и свет падает прямо на меня. Чувствую себя по-дурацки. Слащаво улыбаюсь, хмурюсь от света и пытаюсь разглядеть лица. Подношу руку ко лбу и осматриваюсь в поисках ненавистника пауков. Его нет.
«Он ушел? – хрипло спрашиваю я в микрофон. – Ну неважно, в общем, один из самых моих больших страхов… это… пауки».
Раздается негромкий рокот сочувственных смешков. Наверно, это из жалости. Я погибаю. Быстро. Я бормочу что-то о своем сеансе с тарантулом, сухо рассказываю об этом событии без всякой комичности. Толпа молчит. Я стараюсь вовлечь их, втянуть в диалог, спрашиваю, есть ли у кого-то еще фобии. Ничего. Как и следовало ожидать, это катастрофа.
Я, запинаясь, добираюсь до конца этой невероятно скучной истории. «Спасибо, хорошего вечера». Я хочу выбежать на улицу и больше никогда в жизни не встретиться ни с кем из этих людей.
«У тебя еще три минуты, Ройд», – кричит мне ведущий.
Да ладно, вы серьезно? Мое тело хочет свернуться калачиком и спрятаться в тень. Я мнусь на сцене с микрофоном в руке. Неужели не прошло пяти минут? Мне показалось, что я торчу здесь вечность.
Я опять начинаю говорить. Бормотать. Рассказываю о своем путешествии по Новой Зеландии и съемках документального фильма, как мне приходится делить с кем-то комнату, и я даже не могу подрочить. Откуда я это взял? Это вызвало смех. Над непристойностями всегда смеются. Я отпускаю ужасные комментарии о том, что тайно кончал в бороду Дрю, когда он спал. Пошлость, я знаю. Очень мерзко, без сомнения. Но над этим опять смеются. Что еще?
– Как там камера? – спрашиваю я Дрю, ухмыляясь в его объектив и всей душой желая, чтобы она не работала. – Батарейка в порядке?
Спаси меня. Пожалуйста. Он показывает мне большой палец. Блин.