Светозар приехал в часть около десяти вечера, когда Ватрушка направилась к воротам, держа на руках спящего медвежонка. Вероника попрыгала, помахала, умолила раздраженного Светозара позволить ей войти, и, рискуя получить взбучку, спросила, можно ли будет навестить пострадавших. Если можно – то где. И надо ли оказать какую-то помощь.

– Без тебя обойдемся, – буркнул командир. – В госпиталь не шастай, нечего там делать. Через пару дней свидитесь, никто ни Зарю, ни Мохито там попусту держать не будет. И – это я обеим говорю – не путайтесь под ногами, сидите в жилом секторе, чтобы я вас не видел.

Ватрушка съежилась и отступила, Вероника подавила мимолетное желание сказать какую-нибудь колкость и последовала ее примеру. В квартире Тиша раскапризничался – скорее всего, не прошло даром неумеренное поедание персиков. Веронике пришлось сбегать через подземный ход сначала в аптеку, затем в дом за стиральным порошком, который у Ватрушки закончился. После третьей ходки – за чаем – она увидела, что у лиса Христофора горит свет, и заглянула на огонек. А вдруг обломятся сплетни?

Христофор не подвел. За тарелку плова, которой его угостила Ватрушка, выложил кучу дополнительных сведений – не о Зорьке и Мохито, а о ситуации в целом.

– Одновременно с наездом позвонил неизвестный, сообщил, что на ярмарке заложена бомба. Начали эвакуацию. Кое-как вывели людей и оборотней – сами знаете, как оно: «Я никуда не пойду, у меня тут товар, посижу, ничего мне не сделается».

Вероника кивала, как будто и вправду знала «как оно». Желание остаться там, где может взорваться бомба, казалось ей, мягко говоря, странным – хоть какой бы там был товар.

– Вытолкали, оцепили, запустили минно-розыскную группу. Тут же поступило распоряжение перекрыть бронетехникой все въезды и выезды. Там их два. Светозар отдал приказ о передислокации. Один бронеавтомобиль встал нормально, второй своротил бетонную тумбу, заглох, а при очередной попытке завестись – загорелся. Огнеборцы, которые грузовик и парапет пеной залили, подъехали и начали тушить. Третье отделение в пене, потому что с поста уйти нельзя. Светозар на всех орет, огнеборцы веселятся, спрашивают, не надо ли превентивно залить вторую машину, а то вдруг что. Народ рвется на ярмарку – одни желают продать, другие купить. Мэр создает оперативный штаб, требует ото всех немедленных действий. Каких – непонятно. Минно-розыскная группа прочесывает ярмарку два раза, начинают запускать народ и тут снова звонок. Светозар с Новаком и Розальским дружно объявляют эвакуацию, мэр внезапно говорит, что как-нибудь обойдется и пусть сотрудники старательнее работают и почаще ходят между рядов.

Вероника потерла виски – голову сдавило, как будто стальной обруч затянули. Сейчас она в полной мере оценила доброту Светозара, который в этом бардаке нашел время ей перезвонить, и твердо решила воспользоваться отцовской идеей и обновить забор вокруг части. Построить красивый. С башенками. И заранее спроектированным лазом, в который будет шнырять Зорька.

– В восемь вечера кто-то подорвал среди ярмарки связку петард. Что тут началось! Народ во все стороны, давка, крики. Мэр заявил, что сотрудники плохо работают, потребовал провести срочную эвакуацию. Новак с трудом ему втолковал, что хулигана арестовали прямо на месте, свои пятнадцать суток он получит. В общем, до одиннадцати кое-как дотянули, а завтра ярмарку откроют не в восемь, а в десять утра. В десять тридцать начинается выступление фольклорных ансамблей. Чую, денек будет – зашибись. Хоть бы без грузовиков обошлось.

– А Мохито говорил, что на Зажинки обычно не минируют и не взрывают, копят силы к Сретению, – проговорила Ватрушка.

– Когда как, – пожал плечами Христофор. – Лет пять назад в Лисогорске в самый обычный будний день по городскому управлению полиции из гранатомета шарахнули. Потом оказалось, что «огненный брат» за своего покойного приятеля так отомстил. Отметил годовщину. Не угадаешь. Но на улицах и площадях в праздники всякие пакости случаются чаще, чем в будни – народу больше. Пойду я. Спасибо за ужин. Надо поспать.

– Отдыхай. Переживете праздник – дальше легче будет.

– Какое там… – зевнул Христофор. – Как только боевую готовность отменят, Светозар нам разбор полетов устроит. Будут и крики, и наряды вне очереди, и замечания с занесением в личное дело. Я с ним в Лисогорске служил. Знаю, что мало не покажется. Особенно Григорию, за то, что броник загорелся. И всем остальным тоже.

Наутро они с Ватрушкой отодвинули один из щитов, загораживающих «Сидящих» – рабочим до сих пор не доставили специальную грунтовку и краску, чтобы обновить статуи. В чашах скопился мелкий мусор: сухие черешки липового цвета, пожухшие листья шелковицы и пепел от сгоревших скруток. Ватрушка вымыла и вытерла чаши, принесла пакет печенья с лимонной глазурью и завернутый в целлофан кусочек сотового меда. Вероника сбегала в овощную лавку, купила десяток початков кукурузы, выпросила охапку листьев, нарвала их на полоски и наскоро сплела семь кукол. Мохито был самым большим и немного кособоким. Ватрушка поменьше, а Тиша совсем крохотным. Три волка – Зорька, Гвидон и Вацек – были одинакового размера. Себя Вероника сотворила чуть больше Тиши – пришлось следовать законам реализма. Фигурки расселись в чаше, приклеиваясь к медовым нашлепкам, получили по печенью и горсти кукурузных зерен под ноги. На сноп Хлебодарной легли початки, разрисованные маркером. Вероника пожалела об отсутствии лент и скруток, сказала Ватрушке:

– Что уже теперь. Лучше так, чем никак.

– Можно я спрошу?

Ватрушка смотрела открыто и наивно, Вероника даже умилилась.

– Конечно, спрашивай.

– А как узнать – лучше или хуже? А вдруг Хлебодарная разгневается? За то, что из подручных средств?

– Если явит милость, то птицы унесут, – Вероника удивлялась, как можно не знать простых вещей. – Если чаша в храмовом зале или в комнате, как у нас дома, на ночь открывают все окна. Рано утром подходишь тихонько, а там дерутся, чирикают, все пометом обгажено. Такой вот божественный ответ.