Зорьян превратился в густых сумерках – они сидели на полу в квартире, не включая свет. Помассировал челюсть, высунул и втянул язык, и выпалил:

– Ему отказали в пластической операции. И напомнили, что ему еще десять лет назад говорили: пластику в его случае сделать невозможно. Он начал злиться, орать, что ему сказали – через время, если обсидиановая крошка выйдет, рубцы можно будет подкорректировать. Орал так, что его отправили к психологу. Принудительно. Психолог с ним долго беседовал, а потом вынес вердикт, что у него повышенная агрессия из-за отсутствия регулярной половой жизни. Ему велели скорректировать образ жизни и поведение, иначе его принудительно отстранят от несения службы и лишат допуска к оружию. Врач сказал это Светозару, а тот обязался проследить за ситуацией. Мохито заявил, что это его личное дело. В ответ его пообещали отстранить немедленно. Я сегодня продолжение подслушал. Светозар велел ему брать отпуск и валить в столицу, там клубы и бордели на любой вкус. Сказал, что хоть тут всех взорвут, хоть грузовиками передавят, а он Мохито на боевые дежурства не выпустит. Показал, мол, себя уже во всей красе, и если не может разобраться с личной жизнью, то это сделают за него. Поедет в бордель под снотворным и в наручниках, Гвидоновы волки его с удовольствием отконвоируют.

– Мощно Светозар задвинул! – восхитилась Вероника. – То есть, Мохито Ватрушку в качестве кандидатуры не рассматривает? Вздохи на лавочке под окном чисто платонические, а за карасей бил не из ревности, а потому что ванну осквернили?

– Он твердит, что Ватрушка его боится.

– Она и боится. Я бы тоже боялась, если бы на меня так рычали.

– Не на нее он рычит. На жизнь, – Зорьян попытался подобрать слова, чтобы объяснить то, что ему самому было понятно. – Потому что вот она, Ватрушка, рядом, а Мохито к ней никогда не прикоснется.

– Ты хочешь сказать, – Вероника нахмурилась, – что Ватрушка ему не подходит из-за запятнанной репутации? Потому что ребенок и вот это все в плену на хуторе? Не ожидала.

– Нет, не это, – отмахнулся Зорьян. – Шрамы. У него пулей в голове застряло, что он урод. Проговорился, что его только дети не боятся, потому что ничего не понимают. А ни одна нормальная медведица к нему в постель добровольно не пойдет.

– Ого! – Глаза Вероники округлились. – Меня прямо пополам разрывает. Обычно верхнюю строчку рейтинга занимает Светозар. Но потом Мохито как поддаст, так и уходит с большим отрывом… и не знаешь, кому вручить приз.

– Мне, – предложил Зорьян. – Если хочешь, я могу с Гвидоновыми волками подраться, когда они в тебя опять салфеткой кинут.

– Не надо. Ни с ними, ни – Камул упаси! – с Мохито.

Зорьян поежился – драка с Мохито ему не нравилась даже в шуточных мыслях. Но, конечно, если медведь попытается обидеть Веронику, то придется.

– Он же, вроде, перестал стесняться. Ходит без капюшона, временами нормально с Ватрушкой разговаривает – когда не рычит и не вздыхает.

– Наверное, решил, что уже все равно. Или надеялся, что ему сделают пластику. Не знаю.

– Сложная ситуация, – признала Вероника. – Надо хорошо подумать. Я так понимаю, что если Ватрушка бросится ему на шею, то сделает только хуже.

– А она бросится? Сколько она тут? Два месяца? Не так уж много времени прошло после хутора. Ей, наверное, к любому медведю страшно подойти.

Вероника загадочно сказала:

– Есть одно обстоятельство, меняющее дело. Но я не имею права его разглашать без разрешения. Если Ватрушка мне позволит – скажу. Нет – нет.

Зорьян измаялся от любопытства, но Вероника не повелась на расспросы-намеки. Они превратились – опасения, что Светозар сорвет на Зорьяне злость за нарушение режима, были нешуточными – немного побегали и улеглись спать, смешивая шерстинки.

Утром Вероника перекинулась, сделала себе кофе и начала трепаться по телефону. Первый разговор был с отцом.