– Нет. Даже если мы облажаемся и купол просто испятнает статуи разноцветьем, я останусь на Сретение здесь. Нет, у него наверняка будут дежурства. Может быть, что-то взорвется. Может быть, я буду сидеть на скамейке в госпитале, рыдать и звонить тебе. Не знаю, папа. Это другая жизнь, в которой ничего нельзя обещать.
Договорив, она поймала вопросительный взгляд Зорьяна, объяснила:
– Нас звали в гости на День Преломления Хлеба. Или после. Им придется привыкать, что мы не будем приезжать к ним на праздники.
Зорьян виновато кивнул – «прости, такая уж служба».
– Да, я помню. Не смотри на меня так тоскливо. Я должна сделать еще два звонка. На следующей неделе привезут купол, приглашенные специалисты займутся установкой.
Звонков было не два, а четыре, Вероника объявила, что ей придется уехать на пару дней, щелкнула Зорьяна по носу за жалобный скулеж и ушла к Ватрушке, строго-настрого запретив идти следом – нам, мол, надо пошептаться.
Из эркера было видно, что Вероника отнеслась к секретности ответственно: сняла с подоконника плюшевого полара и тщательно задраила окно. Предосторожность была не лишней. Мохито явился на детскую площадку с ведром, тряпкой и средством для мытья посуды, вылил воду из ванны – карасей Ватрушка уже пожарила – и начал полировать оскверненных уточек.
Зорьян высунулся из окна, не выпуская из виду кухню Ватрушки. Вид Мохито и воспоминания о драке его тревожили, казалось, что вот-вот произойдет что-то нехорошее. Предчувствия усилились, когда к кухне прибежал волк Живомир. Обнаружив закрытое окно, он громко постучал и крикнул:
– Ватрушка! К командиру! Зовет! Срочно!
Приказ был выполнен немедленно. Ватрушка оставила Тишу Веронике и умчалась в сторону плаца. Зорьян, которого снедала тревога, плюнул на указания врачей и возможный гнев Светозара, превратился, оделся и спустился на детскую площадку. Вероника смерила его удивленным взглядом, но ничего не сказала. Уселась на лавочку, отпустила Тишу к Мохито. Мелкий дошел до ведра с мыльной водой и выбросил в него маленькую пожарную машинку.
Зорьян нешуточно напрягся – до этого он никогда не думал, что Мохито может обидеть ребенка. А сейчас вдруг стало страшно: картина, как медведь кидался на волков, была слишком свежа.
– Правильно, – сказал Мохито, присел на корточки и выудил машинку из ведра. – Надо помыть. И утки будут чистые, и машина. И рыбка. Давай-ка сложим их в ванну. Я сейчас воды принесу, и они там будут плавать. Давай?
Тиша ответил:
– Да.
Мохито усмехнулся, позволил забрать у себя из руки машинку. Зорьян выдохнул – все-таки иногда такие глупости на ум приходят.
– Что это? – Вероника вытянула шею, пытаясь рассмотреть бумаги в руках у вернувшейся Ватрушки.
Та отступила к подъезду, сдавленно ответила:
– Светозар велел стенгазету нарисовать.
– О! – Вероника оживилась. – А на какую тему? Что там у тебя, покажи!
Мохито прищурился, встал. Ватрушка отступила еще на шаг. Вероника с Зорьяном оказались рядом с ней одновременно, вставая плечом к плечу, закрывая от недовольного гролара. Четыре фотографии упали на асфальт. Ватрушка посмотрела на Веронику, ища поддержки. Пробормотала: