Так же, как и история, мои мысли терялись.
Я был слишком заворожен этим чудовищным и невероятным зрелищем, чтобы размышлять дальше. У меня не было другого выбора, кроме как держать своё здравомыслие в глубоком сомнении, но затем, как и в первой камере смерти, я услышал звуки чьего-то присутствия…
Я снова погасил свет и нырнул за груду получеловеческих трупов. Сначала раздались голоса, на этот раз, по всей видимости, их было двое; затем из самой дальней пещеры показался приближающийся свет. Теперь я начал понимать, насколько огромны эти туннели. Из тьмы появились две фигуры, одна высокая, вторая пониже, у каждого из них были горящие факелы в руках. Потрескивающее, дымчатое пламя бросало повсюду рваные тени, словно мрачный калейдоскопический кошмар.
— Надо сделать это быстро, сынок, так, как мы всегда делаем, — раздался грубый, взрослый голос с акцентом. — Никогда не знаешь, когда кто-то из их стражников может здесь ошиваться.
— Я знаю, папа, — ответил, очевидно, голос мальчика.
— Ты вырезаешь бицепсы и икры, как я тебя учил, а я нарублю рёбер и животов. Давай попробуем сделать все по-быстрому, а, сынок?
— Конечно, па.
В дымном свете легко можно было разглядеть новых незваных гостей: Ондердонка и его маленького сына. Они, должно быть, обнаружили собственный туннель, который вел в город, где их явно не ждали. С немалым мастерством мальчик сбросил с кучи несколько трупов и через несколько секунд уже ловко разделывал мясо с их рук и ног. Тем временем отец, держа в каждой руке по ножу, методично отрубал ребра от других трупов и аккуратно рассекал брюшные стенки. После того, как каждый из них разделал по полдюжины или около того мертвых полулюдей, они поменялись местами. Ещё через несколько минут они загрузили разделанное мясо в торбы.
— Молодец, сынок, — похвалил его Ондердонк. — Бьюсь об заклад, у нас здесь больше, чем на неделю мяса для коптильни.
— Надеюсь, мы заработаем много денег, па.
— Это мой мальчик, — гордо улыбнулся взрослый и погладил сына по голове. — Это Божий способ присматривать за богобоязненными людьми вроде нас, следить, чтобы у этих полукровок был вкус рыбы и хорошей свинины. Какой у нас выбор, если мы видим, что эти дьявололюбивые Олмстедеры не позволяют нам ловить рыбу в их водах?
— Да, па. Я рад, что Бог так о нас заботится.
— Нам очень повезло, сынок, и мы никогда этого не забудем. Для многих настали тяжелые времена.
— Па? — мальчик удивленно посмотрел на отца. — Почему они не гниют и не воняют, как те в другом месте?
— Это потому, что те тела в том другом месте принадлежат чистокровным людям, как мы, но эти… — Ондердонк погладил скользкий зеленоватый живот мертвой женщины, чьё лицо и грудь выглядели, как у жабы с бородавками. — Здесь все наполовину заполнены рыбьей кровью, как этот расщепленный хвост, — и он бессердечно баюкал бородавчатую грудь. — Этот парень, скорее всего, из четвертого поколения, вместе с целой кучей других — тот, что уже превратился. Но даже первого поколения, парень, достаточно, чтобы они не сгнили как следует, а жуки и черви к ним и близко не подходят. Это их рыбья кровь, понимаешь? Это то, что заставляет их никогда не гнить, потому что они не могут умереть, если только они не убиты намеренно или случайно.
— О, — ответил мальчик, — они, вроде как… бессмертны?
— Хм-ммм. Что-то типа того. А теперь помоги мне закинуть трупы обратно.
С поникшим духом я наблюдал из своего укрытия, как эти двое поднимали и закидывали разделанных чудовищ на остальную кучу, чтобы тем самым скрыть следы своего присутствия на тот случай, если сюда зайдут «часовые».
— Вот так, — раздался шёпот Ондердонка. — Давай свалим отсюда…
В тускнеющем свете я видел, как они растворяются во тьме с мешками ворованного мяса на спинах.