— Но, Лиза! Ни один из них сейчас уже не красив! — и затем снова раздалось хихиканье.
Я мог только смотреть на свои собственные сбитые с толку мысли, чем на сцену внутри. Это было возмутительно, женщины, которые, скорее всего, были горничными, шпионили за клиентами отеля. У меня был знакомый адвокат, который был бы более чем счастлив подать в суд на эту богадельню, но…
— Боже, это так угнетает, что приходится делать это с ними, — пришло следующее высказывание.
— А я счастлива быть беременной.
— Да. И они не собираются задерживать человека Провиденса.
— Почему?
— Я же уже говорила, он богат. В отличие от остальных, его могут искать.
Мой разум не мог объяснить ни значение их слов, которые я слышал, ни возмутительные доказательства, к которым привело меня моё любопытство.
Я перешёл к следующему отверстию…
…я обнаружил, что смотрю на самую жуткую сцену, которую я когда-либо видел за тридцать три года своей жизни…
На полу лежало несколько матрасов, а по их углам стояли несколько металлических тазиков.
— Боже, как я ненавижу это, — воскликнула какая-то женщина. Это была ещё одна беременная, только довольно неряшливая и старая. Она присела на колени, чтобы ухаживать за мужчиной, лежащим на одном из матрасов.
Или, спешу поправить себя:
Он лежал голый, изуродованный, со шрамами на лысых культях в тех местах, где у него раньше были руки и ноги. Он был худощав, бледен и бородат, а беременная старуха грубо мыла его паховую область влажной губкой. Выражение отвращения на её лице было весьма заметным.
— Господи, как ты смердишь! И вши! Я так
— Раз
Это возражение исходило от переднего матраса, на котором лежал человек в таком же состоянии, что и первый, только чисто выбритый и белокурый. Я видел сочащиеся швы на его ранах. Но женщина не мыла его, она занималась с ним актом откровенного полового сношения, с выражением отвращения на лице…
Я узнал её лицо: