1

Шум автобуса создавал звуковой ментальный фон: я представлял себе, что нахожусь в теле Учителя и вижу тоже самое, что и он видел много лет назад за серым окном. И это были не обычные поля, невзрачные, ничем не примечательные деревья, и не типичное летнее небо Новой Англии, моему взору открывались картины намного мрачнее и зловещие. Выжженные вересковые пустоши усеивали истощенные луга и умирающие кустарники, деревья искривились и покрылись шрамами от молний, а небо было тяжелым и опухшим от угрозы. А там — да! — под ржавыми железными перилами моста, который стоит здесь многие десятилетия, мой взгляд был прикован к вялым потокам реки Мискатоник, в чьих глубинах Бог знает, что таилось или лежало раздутым в смерти или состояниях хуже смерти. Прозаическое окно автобуса больше не было простым окном, теперь оно являлось призмой-обскурой[1], зеркалом для жутких зрелищ, бездонных пропастей и протекающих ручейков между измерениями и непостижимыми ужасами. Затем я моргнул…

…улыбнулся и откинулся на сиденье. Внизу текла бурная и очень «здоровая» река Эссекс, а по обе стороны берегов росли обычные бесконечные ряды сосен и дубов. Понимая, что Бог наделил меня такой сильной фантазией, я прекрасно осознавал, что моё воображение даже на крошечную крупицу не дотягивает до воображения Учителя. Наверное, именно по этой причине мне так нравиться его истории. Однако моё воображение было даром, который я заметил за собой только после прочтения лучших фантастических творений Говарда Филипса Лавкрафта.

Со мной в автобусе сидело около полдюжины других пассажиров, их внешний вид напоминал мне бежавших каторжников. Я подумал, а если Лавкрафт сам когда-нибудь ездил в этом автобусе. Если бы это было так на самом деле, то на каком месте он сидел? В какое окно смотрел, ища свою музу. Конечно, моя одержимость этим писателем может показаться забавной, но она воистину сильна. Так же, как он был очарован всем, начиная от космоса, и заканчивая колониальной архитектуры, я был очарован и одержим его работами.

Меня зовут Фостер Морли, мне тридцать три года, я шатен с карими глазами. Я полагаю, Лавкрафт мог бы меня описать как неприметного и ненавязчивого молодого человека, но его, вероятно, позабавила бы определенная параллель. Как и многие из его главных героев, я происхожу из древнего английского рода, и живу на семейные средства богатого наследства; я имею неиспользованную научную степень Университета Брауна. Я живу в 180-летнем особняке в величественном Провиденсе, недалеко от Афинского дворца, куда ещё до революции перебрались мои предки. К сожалению, я остался последним из нашего рода. Поэтому, и по милости Создателя, теперь мои дни проходят в беззаботных мечтаниях и… чтении. Я перечитываю Лавкрафта снова и снова, потому что ещё никогда столь простые слова на бумаге не могли перенести меня в другие, более интересные миры. В миры, совсем не похожие на наш — с его финансовой депрессией и бесконечными войнами. А в место этого я отправляюсь в миры, полных непостижимых ужасов и космического террора.

Как ни странно, я никогда не слышал о Лавкрафте, пока случайно не прочитал около двух лет назад, а точнее в марте 1937, его некролог в «Вечернем Вестнике Провиденса», в котором рассказывалось о жизни писателя и его странном творческом пути. Моё любопытство тогда разыгралось не на шутку, и в июне я случайно наткнулся на номер журнала «Странные Истории» за 1936, в котором был напечатан его потрясающий рассказ «Вне Времени». С того самого момента я влюбился в этого писателя и потратил хоть и небольшие денежные суммы, но при этом приложил немало усилий, чтобы заполучить в свою библиотеку всё, что когда-либо выходило из-под его пера. Моя одержимость им была так же и моим спасением. Несмотря на то, что я был вполне доволен своим одиночеством и затворническим образом жизни, в его произведениях я нашёл то, чего мне так долго не хватало: тайны неизведанного, путешествия в потусторонние миры, всё то, что помогло спать мне ночами, а не лежать и считать мучительные, пустые часы и минуты до рассвета.

Потом много раз я перечитывал свои любимые произведения на его могиле в Сван-Поинтском Кладбище, я прогуливался каждую неделю мимо дома, в котором он жил на Колледж-Стрит, и всегда останавливался там, чтобы посмотреть на Федерал-Хилл и взглянуть на Католическую Церковь Святого Джоанна находящуюся на той улице, и которая являлась образцом для его последней серьёзной повести «Обитающей во тьме». После я всегда спускался на Энджел-Стрит в надежде почувствовать неземное благоговение от пейзажей, виденных Мастером. Так же, раз в неделю я заходил в продуктовый магазин «Waybosset», где Лавкрафт часто тратил свои жалкие гроши на еду. Не раз я ездил по железной дороге в Нью-Йорк, чтобы с изумлением посмотреть на его захудалый домишко во Флэтбуше, в котором Мастер жил с женой. Недавно я поставил свечку в Церкви Святого Павла, в которой они поженились. В конце концов, я начал путешествовать по следам Лавкрафта, сначала я отправился из Мархлеба, округ Колумбия в Новый Орлеан, из Уилбрахема, Массачусетс в Данидин, Флорида — и всё эти передвижения у меня происходили исключительно на пароходах и автобусах, так как для меня было очень важно видеть то же, что и он, и побывать в тех же самых местах. Когда-то я стоял перед могилой Эдгара Алана По в Балтиморе только потому, что я знал, что Лавкрафт тоже был на ней раньше. Я даже пытался купить его дом на Бенефит-Стрит 135, но владельцы не захотели продавать его, даже по той высокой цене, которую я им предложил, а это между прочим был старый, потрескавшейся и обросшей лишайником домишко.

Вы, наверное, думаете, что я одержим им? Несомненно. Психиатр назвал бы моё поведение термином, который звучал бы как: Помешательство. Используя слова Лавкрафта, я узнаю, что так отчаянно ищу, только тогда, когда найду это.

Э-э-м, простите меня. Я, пожалуй, должен сказать вам, что я уже нашёл это… в Иннсвиче… К моему большому ужасу.

Я оставил хозяйство на прислугу, они уже привыкли, что я то и дело срываюсь с места и еду в необъяснимые путешествия. Я же, в свою очередь, на этот раз решил последовать маршруту главного героя моей любимой повести «Тень над Инсмутом».

В найденных мной заметках Лавкрафта, купленных у его друга Августа Дарлета, я обнаружил описываемое путешествие от имени Роберта Олмстеда и понял, что этот Олмстед — являлся альтер-эго Лавкрафта, так как они оба являлись любителями древней архитектуры и оба путешествовали по глубинкам Новой Англии, при этом всегда самым дешёвым образом.

Так начинался мой летний отпуск.

Роберт Олмстед отбыл из Ньюбериспорта в Аркхэм 15 июля 1927 года с намерением ознакомиться с архивами архитектуры колониальной эпохи и историй Салемских ведьм, так печально известных в том месте. Поэтому у меня возникло непреодолимое желание повторить путешествие Олмстеда, как можно точнее, чтобы увидеть то, что видел Лавкрафт. Как всегда, я выполнил всё в точности, как и Мастер.

Так началось моё путешествие 15 июля 1939 года. Я покинул Ньюбериспорт с той же автобусной остановки, что и Олмстед. Остановка эта находилась напротив аптеки Хаммонда, располагающейся за площадью Маркет-сквера и отправился в сторону города Салем, который послужил Лавкрафту в качестве прообраза Аркхэма.

Я расположился на переднем сиденье в автобусе, с правой стороны, оттуда мне открылся прекрасный вид через лобовое стекло. Мы ехали всего в нескольких милях от Эссекса, и пейзаж, казалось, стал мрачнее, так что я даже затрудняюсь его описать. Сразу же леса стали какими-то обветшалыми, растительность утратила свой летний блеск, и даже дорога казалась мне какой-то заброшенной. Но в моём уме было что-то, что откладывало рациональное объяснение; я не хотел думать о засухе, которая длилась в течении всего предыдущего месяца и которая, скорей всего, и погубила эту растительность. Неконтролируемая тревога и тьма поселилась в моём сердце по причинам, которые я не мог определить.

Спустя пару часов, через лобовое стекло я наконец заметил первые признаки жизни: захудалый деревянный домик, который, очевидно был жилым, так как рядом с ним находилось ещё одно сооружение, из трубы которого валил дым. Мое внимание привлек и загон для свиней, огороженный грубой проволокой и окруженный менее чем полудюжиной свиней. В воздухе запахло чем-то вкусным, и этот аромат мог исходить только из коптильни. В конце концов, в моё поле зрения попал дорожный указатель и небольшой магазинчик возле дороги. На магазине была вывеска: «ОНДЕРДОНК И СЫН. КОПТИЛЬНЯ. СВИНИНА, ВСКОРМЛЕННАЯ РЫБОЙ».