Смотрите-ка, вот Евгений вечером накануне катастрофы сладко размечтался, как поэт, и видит то, чего нет и никогда не будет. А новый день настал, и вот он без шляпы, верхом на каменном звере, сидит и с отчаяньем глядит в сторону Смоленского кладбища, туда, в эпицентр небытия, где буйными водами уже, быть может, проглочена его мечта.
Что же это?
Теряя плод своего воображения, он теряет себя. Как будто ударили по голове, и, оглушённый шумом внутренней тревоги, он уже не может слышать того, что на самом деле.
И вдруг мы с изумлением видим: декорации меняются, молодой Евгений превращается в скукожившегося щуплого старичка, который, прижавшись плечом и щекою к остывающей печке, бормочет:
— Что-то случилось! Что-то слукавилось! Кто-то из «бедной ясли» вышел не тот!
И, чуть не задохнувшись и болезненно сглотнув, бормочет снова:
— Тройка, семёрка, туз… Он сошёл с ума. Не было болезни. Но он уморил себя голодом. Застыв, обледенев от ужаса…
Что, Василий Васильевич Розанов, тоже мечтали об одном, а получили другое? А вот ответьте-ка, раз уж пошёл такой разговор: о чём, собственно, написан «Медный всадник»?
Затрудняетесь? И нам трудно подобрать адекватную формулу.
Но вот что, как нам кажется, ближе всего к истине. Последняя поэма Пушкина — о том, что человек трагически не знает своё будущее и вообще он не может сказать, что будет делать в сегодняшний вечер. А узнав, теряет рассудок и самого себя.
Конечно, там много и про другое — и про маленького человека, и про цену побед над стихиями, и про Петра творенье… Но это всё — приложение к вышесказанному.
Человек всё время бежит туда, где ждёт его будущее — с известьем, как с запечатанным письмом. Добежал, схватил, распечатал — и упал, огорошенный.
В подтверждение этой мысли, а также в целях разрядки и переключения с тёмного регистра на более светлый прочитаем по несохранившимся листочкам несколько забавных историй про то, как люди ожидают одно, а получают другое.
Скажем, они предполагают выпить и повеселиться, а попадают в компанию тифозных больных. Или вот они уже готовы оплакать товарищей, пропавших в бурных водах горной реки, но вместо рыданий получается радость, а вместо смерти — смех.
К каждой истории прикреплено мудрое изречение, нечто вроде морали.
Всё это происходит в некоей загадочной стране. Возможно, о ней рассказывает в переполненной аудитории упрямоголовый старик с указкой:
— Между восточной границей мусульманского мира и северо-западной окраиной Срединной империи лежит страна, которая не имеет определённого названия… В этой странной стране реки и озёра кочуют, а люди ютятся у горных подножий. С гор стекают пресные ручьи, но тут же исчезают под грудами осыпей и выходят на поверхность на изрядном расстоянии от хребтов… Древнее население этой страны не имело самоназвания. Ныне принято называть этих людей tha gar, что значит «белая голова»[50]…
Впрочем, нет, это другая страна. Назовём её Беловодье.
Однажды в Беловодье
Отрывки из несуществующей рукописи