А дирижёр с палочкой-указкой говорит про то, что время в людях течёт по-разному.

— Прошлое не ушло, оно в человеке, и поэтому к нему стоит прибавлять нечто новое, ибо тем самым прошлое, накапливаясь, продвигается вперёд…[49]

Про апостолов, героев, подвижников и зодчих: в них времена — соединение концов и начал, плетение в вечность, где каждый узелок — напряжение души в миллионы вольт, как в молнии.

— Они как будто любили своё дело больше себя… Они чувствовали себя наследниками не только великих традиций, а частицами оных, отдавая ради этих традиций милую жизнь, быстро, как воины, или медленно, как зодчие…

Но сверхнапряжение сотворчества огнеопасно для Адамовых внуков, жертвенные носители молний уходят в открывшуюся им вечность. На смену являются смелые и самолюбивые жизнелюбцы; их время — недолгий, но сладкий полёт.

— Наследство, скопленное жертвенными предками, быстро растрачивается, и это производит обманчивое впечатление изобилия, почему и считается «расцветом»… Люди этого склада забывают прошлое и не хотят знать будущего. Они хотят жить сейчас и для себя.

«Расцвет» — лишь иллюзия благополучия, время разбрасывания камней. Азартные разбрасыватели уходят во тьму, растратив себя в круговерти успехов и неудач.

— Когда все их соперники исчезают, из щелей вылезают неистребимые посредственности.

Гроза прошла, впитались в землю небесные потоки. И что осталось? Увлажнённая и неподвижная почва: довольный собой обыватель.

— Время не интересует людей этого склада, потому что они не извлекают из отсчёта времени никакой пользы для той деятельности, которая их кормит. Историческое время останавливается…

А я-то кто во времени? Творец, расточитель или никто? Я сам не знаю, кто я таков. Я знаю только, что не хочу быть почвой. Ненавижу остановившиеся часы.

Но, оказывается, продолжает он, есть нечто худшее: лучезарные обитатели тёмных нор, отрицатели прошлого, ненавистники настоящего, идолопоклонники светлого будущего. А что такое будущее? То, чего у нас нет и чего мы знать не можем. Есть только наши в разной степени ложные представления о нём. Воображение, мечта.

— Прошлое отвергается как исчезнувшее, настоящее — как неприемлемое, реальной признаётся только мечта… Футуристическое восприятие времени действует на этническое сообщество столь губительно, что либо этнос гибнет целиком, либо гибнут «мечтатели»…

Во имя исполнения мечты они тянут нас в небытие.

Чёрный человек в кожанке. «Тов. Силевич»? И… Кто-то ещё.

«Съешьте, и откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло».