Книги

Утро седьмого дня

22
18
20
22
24
26
28
30

Задумаешься.

Интересно, а Владимир Лозина-Лозинский — он ненавидел своего старика отца, братьев и сестёр (мать давно умерла, детей у него не было)? И свою жизнь? Или, наоборот, так ужасно любил их, что не нашёл другого способа действий, как стать священником и пойти на убой?

А отец Николай — ненавидел сыновей и дочь, погибших в блокаду?

Хотя бы изредка — ненавидел?

Не знаю.

А вот что точно знаю, что именно Человек, шедший в окружении ошарашенной толпы по каменистой дорожке, именно Он, тут же, через несколько страниц, скажет:

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»[43].

Сопоставив первое высказывание со вторым, выясняем, что нам, если мы хотим жить, то есть спастись от смерти, то есть попасть обратно в рай, в Несбывшееся, в Царствие Небесное — нужно сначала полностью и дотла возненавидеть всё, что у нас было, а потом со всей силой возлюбить то, что у нас есть.

Новая жизнь

Да, так я начал вспоминать про моего отца. Правда, вспоминать нечего: я его не помню, он умер, когда мне едва исполнилось три года, а ему не было тридцати. Как так получилось, отчего умер — не знаю. Мама мне не рассказывала, а я не решался спросить. А теперь и спрашивать не у кого. Да и какая разница.

Не помня отца, я избавлен от необходимости его возненавидеть. Как можно возненавидеть того, чьего образа нет в твоей памяти? Я могу его только любить, потому что, любя родившего меня, я тем самым продолжаю любовь к собственному бытию.

Однако не будем философствовать и всё усложнять. Просто тут тоже небезынтересная история, которую как раз можно вспомнить, пока мы едем от Никольского собора в сторону Васильевского острова.

Там, на Васильевском острове, — здание Двенадцати коллегий. И в этом здании, в его длиннющем коридоре, осенью, кажется, 1951 года появился худенький темноглазый юноша, отдалённо похожий на Владимира Лозина-Лозинского. Правда, тогда никто во всём университетском здании не знал и не помнил ни про какого Лозинского. А юноша шёл лёгкой походкой по бесконечному коридору, вертел головой, с любопытством разглядывая шкафы с книгами, боковые двери и портреты знаменитых универсантов. Где-то в толпе, вечно снующей по этой дороге знаний, пробежала мимо него девушка лет девятнадцати, каштановолосая, стройненькая… Не знаю, обратил ли он на неё внимание. Он шёл, собственно, на занятие студенческого хора. Пришёл. А когда все собрались петь и хормейстер, всему университету и миру известный Гриша Сандлер, уже взмахнул рукой, отворилась белая дверь, и в зал вбежала девушка — та самая. Её задержали по каким-то делам в деканате, и она чуть не опоздала…

Это я фантазирую. Не знаю, где и в какие часы занимался Сандлер со своим хором. И деканат филфака находился, конечно, не в здании Двенадцати коллегий. Однако факт, что моя мама и мой отец познакомились в студенческом хоре Сандлера. И было это давным-давно, а впрочем, совсем недавно: примерно семьдесят лет назад.

Да. Мой отец, неведомо как выжив без родных и близких в разрушенной, взорванной, изничтоженной Варшаве, пройдя распределитель для беспризорников и детский дом, попав в приёмную семью, окончив потом школу, был направлен учиться за государственный счёт в Ленинградский университет. Вообще-то, по маминым рассказам, он мечтал стать ксёндзом, но коммунистическое государство не нуждалось в ксёндзах, а нуждалось в преподавателях марксистской философии. И моего отца направили в Ленинград на философский факультет.

Спасибо коммунистической власти. Если бы мой отец осуществил мечту и стал священником, то меня не было бы на свете. Католическим попам не положено жениться, да и направления в Ленинград не было бы.

Из крушения мечты возникла новая жизнь.

Ну, не сразу, конечно, возникла.

Они познакомились, подружились, пели в хоре, ездили на гастроли (хор Сандлера много гастролировал в свободное от учёбы время). Так они общались довольно долго и в конце концов поженились.

Вот фотография (чего только не найдётся в моём волшебном кармане!). Он и она то ли перед женитьбой, то ли вскоре после. Андрей и Вера. Где-то на фоне гор, кажется в Закарпатье. Или в Крыму. Они туда ездили, наверно, типа как в свадебное путешествие. Молодые, светлые и счастливые. Даже какая-то большая белая собака сидит у ног и преданно в глаза смотрит. Приблудилась, наверное. Пёс Прехтигиар.