То же самое и с единением у детей. Они рождены в том числе чтобы быть рядом с людьми и работать с ними вместе. Это их стандартный режим и их способ нас любить. Это не только помогает им устанавливать глубокие связи со своими взрослыми, но и способствует когнитивному и эмоциональному развитию. Чтобы расти здоровыми, малышам необходимо сотрудничать.
Итак, повсюду на планете можно увидеть, что супермамы и суперпапы не борются с базовой потребностью быть частью группы, а используют ее. Они знают, что выполнение задач вместе столь же ценно (если не ценнее), чем выполнение их в одиночку. Так что если ребенку понадобится помощь – ее окажут. Например, если пятилетка затрудняется одеться утром, родители подсобят, и охотно, даже если ребенок мог бы справиться и сам. Его не заставляют постоянно быть независимым и не ускоряют процесс обретения самостоятельности, но дают возможность и время развиваться в собственном темпе.
Если задуматься, как мы можем ожидать от ребенка помощи, если не помогаем ему сами, когда он нуждается? И как надеемся, что он поможет потом брату или сестре?
И наоборот: супермамы и суперпапы не стесняются просить детей (даже малышей) о помощи для себя самих. Они постоянно говорят: «Сходи и принеси чашку воды», «Притащи головешку от соседей», «Открой кран шланга – будем поливать сад», «Помоги нам очистить кукурузу» или даже «Пойди выясни, целовалась ли уже тетя Мэри с Бобом из дома напротив» (да, среди племени охотников-собирателей эсе’эджа в Боливийской Амазонии дети ведут для взрослых колонку сплетен, потому что могут слоняться незамеченными и всё хорошенько подслушать и подглядеть) (13).
Теперь настало время для еще одного признания: впервые прочитав о важности единения, я посчитала его адом нового типа. Общение с Рози выматывало. Иногда вечерами после ужина я тайком прокрадывалась из кухни в ванную и запиралась, чтобы просто несколько минут побыть в тишине. Я ощущала, что не «единюсь» с дочкой, а намертво впечатываюсь в нее, будто мы – две стороны застежки-липучки. Так провести свою жизнь мне совсем не хотелось.
А в Чан-Каяле я увидела, как практикуют единение с детьми Мария и Тереза, и стало ясно, что я ВСЁ делаю неправильно. Для начала: слишком – чересчур! – усложняю задачу. Поэтому и не выдерживаю больше часа. Еще слишком сильно переживаю за себя. И вообще совершенно неправильно представляю себе процесс и его участников.
Начнем с участников. Единение ни в коем случае не является прерогативой мамы и папы. Часто родители вообще не участвуют. Единение может обеспечить любой, кто любит ребенка. Куда ни глянь в традиционных сообществах типа Чан-Каяла или Кугаарука[41], везде находится кто-то, предлагающий единение: бабушка, дедушка, тетя, дядя, брат или сестра, сосед, няня, друг. Да кого угодно. Единение – это старшая сестра Лаура, помогающая младшей Клаудии одеться. Бабушка Салли, берущая 3-летнюю Тессу в тундру собирать ягоды. Няня Лена, везущая Рози в парк «Золотые Ворота». Старший брат, спящий рядышком с младшим. Соседка, предложившая подержать ребенка. Друг, взявший вашего малыша за руку. Единение – это круг любви, следующий за ребенком, куда бы он ни шел.
Как мы узнаем дальше, наличие других опекунов (кроме мамы и папы) – ключевой компонент КОМАНДНОГО воспитания. Он очень упрощает воспитание и спасает от переутомления маму и папу.
Теперь собственно о процессе. Находясь с детьми, родители и прочие взрослые не раздают инструкции, команды и предостережения и не стимулируют развитие детей ежеминутно, играя с ними или проводя учебные занятия. Единение – полная противоположность подобной модели отношений. И в целом гораздо менее требовательный (и менее изнурительный) способ воспитания.
Единение означает, что вы позволяете ребенку быть рядом и присоединяться к любому вашему занятию. Вы приветствуете такое присутствие, отправляясь по делам или хлопоча по дому, но при этом ребенок делает, что хочет. Если приходит и остается помочь или посмотреть – ему разрешают. Если не остается – ничего. В таком мире ребенок занимается своими делами. Двое – малыш и воспитатель – сосуществуют в общем пространстве, но не требуют к себе внимания. (И да, этому навыку можно обучить даже капризного ребенка. Расскажу позже.) Осознайте закономерность: чем меньше вы требуете от ребенка внимания – посредством приказов, указаний и придирок, – тем меньше ребенок будет требовать внимания от вас.
Дети рождены в том числе, чтобы быть рядом с людьми и работать с ними вместе. Это их стандартный режим и их способ нас любить, который помогает им устанавливать глубокие связи со своими взрослыми и способствует когнитивному и эмоциональному развитию. Чтобы расти здоровыми, малышам необходимо сотрудничать.
Единение – это просто. Оно расслабляет. Течет. Приходит, когда мы перестаем пытаться контролировать действия друг друга и просто позволяем друг другу быть. Супермама-инуитка Элизабет Тегумиар однажды подытожила эту идею во время танцев с барабанами в Кугааруке. Я всё время пыталась сказать Рози, что ей делать, пока она играла с другими детьми. Элизабет обернулась ко мне и сказала:
– Оставь ее. Она не капризная. С ней всё в порядке.
Мы с Рози видим легкую, непринужденную близость везде, где путешествуем ради этой книги. В Чан-Каяле мамы-майя кормят цыплят или ткут гамаки, пока дети лазают по деревьям поблизости. В Арктике папы-инуиты идут проверять рыболовные сети, а дети отправляются вместе с ними, чтобы поиграть на камнях у реки. В другой день две мамы свежуют нарвала на лужайке перед домом, а Рози и другие малыши катаются на велосипедах и играют у ручья неподалеку. Время от времени кто-то из них подбегает к взрослым поглядеть на китовое мясо – будущий муктук[42]. Но родители никогда не дают указаний, пока ребенок сам не проявит интереса или не потребуется реальная помощь. Они просто сосуществуют с детьми. А те впитывают. И учатся всему.
Еще совсем недавно в США использовали единение как основной способ передать детям всевозможные навыки. Так мой дедушка научился выращивать арахис в Джорджии и делать мебель. Так бабушка научилась печь, готовить и вязать. Так мама научилась жарить курицу и пришивать пуговицы. А Микки Дуклефф точно так же научился быть пекарем.
Микки – мой тесть. Когда рассказываю ему, как родители-майя в Чан-Каяле учат детей делать работу по дому, он моментально понимает, о чём я.
– Это очень похоже на то, как воспитывали меня, – говорит он. – Именно так я в пекарне всему и научился.
Отец Микки был иммигрантом из Македонии. В 1951 году он открыл пекарню Duke Bakery в Альтоне, штат Иллинойс, недалеко от местечка, где перед гражданской войной прошли дебаты Линкольна – Дугласа[43]. Семья Микки изначально рассчитывала на то, что он будет вносить свой вклад в семейный бизнес. Он начал работать с 4 лет. Его первой обязанностью было складывать коробки для пирогов.
– Я должен был получать пенни за коробку. Но гонорара так и не увидел. Это была приманка, – усмехается он.
Почти всё свободное время он проводил в пекарне. У них с братом не было ни нянек, ни летних лагерей, ни уроков карате. После школы, по выходным и летом дети развлекались тем, что тусовались в Duke Bakery, пока семья работала.