Здесь, на Западе, мы часто используем 2 типа мотивации: поощрение (похвала, подарки, наклейки, карманные деньги) и наказание (крики, запрет выходить из дома, угрозы). Но во многих других культурах мамы и папы мотивируют иным: возможностью вписаться в семью и работать с ней вместе, как одна команда, – поощряя базовое стремление ребенка принадлежать группе.
Эта мотивация действительно мощная. Без нее дети в значительной степени растут со связанными за спиной руками. Возможность быть частью общего не только побуждает их вскакивать и выполнять работу по дому добровольно, но также помогает быть более склонными к сотрудничеству и гибкими в целом. Это заставляет по утрам собираться в школу, прыгать в машину, когда пора возвращаться домой с прогулки в парке, есть еду, которую им положили, и не тормозить, если вы просите их помочь накрыть на стол.
Дети справляются с этими задачами с относительной легкостью, потому что у них есть обязательства перед семьей. Семья моет посуду – значит, и ребенок моет. Семья прибирается в доме – поэтому прибирается и ребенок. Дети настроены на такое сотрудничество. Это в принципе одна из тех черт характера, что делает нас людьми. Нам приятно работать вместе и помогать тем, кто нас любит.
По словам Лючии, дети 8–9 лет уже полностью эту потребность осознают (5). «Мы спросили детей-майя, почему они помогают по дому. Несколько сказали, что делают это потому, что они – часть семьи, а работа по дому – общая ответственность. Все помогают. Один ответил: «Ну, я там живу. Поэтому должен помогать». Другой отметил: «Поскольку я тоже питаюсь дома, мне нужно помогать папе».
Но чтобы мамы и папы могли использовать эту естественную мотивацию, существует одно важное условие: дети
Дети остро осознают свои отношения с другими – знают, кто в их команде, а кто нет (6). Даже совсем малыши понимают, что они связаны и зависимы – и взаимно – с другими; знают, кто помогает им, а кому помогают они.
Они также отлично осознают свою роль в этой команде. Я кэтчер[37] и участвую почти в каждой игре или я правый аутфилдер[38], который не видит и половины из происходящего на поле? Или я (если уж совсем начистоту) зритель из VIP-ложи и ем хот-дог, запивая яблочным соком?
Приглашая детей в мир взрослых, вы подтверждаете, что они – часть семейной команды. Образно говоря, выдаете им членский билет, который они носят с собой. Эта карточка предлагает полный доступ к преимуществам – но и обязанностям – команды. Эта карточка позволяет ребенку думать: я делаю то же, что делают мои взрослые, потому что я часть их группы. Если семья стирает белье – стираю и я. Семья убирается – ну и я тоже. Семья утром выходит из дома – я вместе с ними. Если семья… Только скажите – ребенок последует за вами в любые обстоятельства.
Каждый раз, когда включаем малыша во взрослое дело (будь оно столь же простое, как вынести мусор, или столь же сложное, как поездка на Юкатан в рамках книжного проекта), мы говорим ему, что он является частью чего-то большего, чем он сам. Он – часть «мы». И связан с другими членами этой семьи, этого «мы». И то, что он делает, либо помогает, либо вредит этим другим. Потому что его членский билет
С другой стороны, каждый раз, когда выбираем занятие, специально посвященное ребенку и сосредоточенное вокруг него, мы этот членский билет отнимаем. Мы как бы показываем, что дети отличаются от остальных, что они немного похожи на VIP-персон, освобожденных от занятий взрослых, а значит, и от семейной работы. Так мы подрываем их мотивацию работать в команде.
Именно это и происходило со мной и Рози. Я демонстрировала ей, что ее роль в нашем доме заключается в том, чтобы играть в лего, смотреть обучающие видосики и получать еду (особенно пасту без соуса и тосты с маслом). Моя же роль в том, чтобы убирать, готовить, стирать ее белье и перемещать ее с одного занятия на другое. Так с какой же стати она будет по утрам надевать туфли, когда я ее об этом прошу? Зачем есть брокколи, которую я готовлю? Или отправляться спать, когда мы все совершенно вымотаны?
Во многих отношениях она походила на генерального директора высокотехнологичной компании; а я была ивент-менеджером – планировала день босса и заботилась о том, чтобы ему было весело.
Но после утра, проведенного с Терезой, и разговоров с Сюзанной о развивающих детских занятиях я пораскинула умом и в конце концов пришла к выводу: больше никогда. Никогда больше! Никогда больше не куплю кусок пиццы за 10 долларов в набитой малышами кафешке и никогда больше не съем его сама. Больше не буду готовить ей особые блюда на ужин и не буду стирать, пока она смотрит мультики на YouTube. Те времена в семье Дуклефф миновали.
Майя не видят необходимости в детоцентрированных занятиях. Родители с Юкатана просто приглашают малышей в свой мир и предоставляют им полный доступ к жизни, включая работу, и этим дарят детям опыт реальной жизни. Такой подход делает обучение детей более легким, а жизнь взрослых – более простой.
Я решила перестать быть организатором мероприятий Рози и начать включать ее в свой мир. Я решила прекратить ее развлекать и научиться просто быть рядом. Так что, вернувшись домой из деревни Чан-Каял, я произвела в доме Дуклеффов три радикальных преобразования.
1. Полностью перекроила расписание Рози. Я поняла, что выходные и вечера после детского сада являются для Рози теми драгоценными моментами, когда она может заработать семейный членский билет, вовлечься в домашние дела и погрузиться в мир взрослых. Поэтому я отказалась практически от всех развивающих мероприятий. Больше никаких детских музеев, зоопарков и игровых центров! Я даже отменила походы на дни рождения – за исключением тех, что устраивают друзья, с которыми мы с Мэттом хотим проводить время. То же самое и с детскими праздниками: если я не хочу общаться с пригласившими нас родителями, мы отказываемся. Или же я просто отвожу Рози на праздник и даю немного побыть с другой семьей. Оказалось, кстати, что ей нравится отдыхать от нас с Мэттом. Даже когда ей было всего 2,5 года, она не возражала против игр без меня. Пока она чувствовала связь с другим взрослым, ей было хорошо.
Когда же у нас появляется свободное время, мы выбираем занятия, нравящиеся всей семье, те, которые любили еще до появления Рози. Иногда их приходится немного адаптировать, чтобы она могла присоединиться: сократить поход, изменить велосипедный маршрут, отменить второй бокал выпивки за ужином. Но наши совместные дела не организованы специально для нее, даже на нее не ориентированы и точно не являются «исключительно детскими». Это дела мира взрослых, где она – полноправный участник.
Такой сдвиг в сознании привел к тому, что мы больше не занимаемся бытом, пока Рози спит, – теперь мы делаем всё, пока она рядом. В субботу утром готовим что-нибудь оригинальное на завтрак и убираемся в доме: все вместе, никто не отлынивает – ни Мэтт, ни я. В воскресенье, проснувшись, затеваем стирку – опять же вместе; днем ходим в продуктовый, а вечером работаем в саду, выгуливаем Манго или навещаем друзей.
Чем же я занимаюсь во время ее дневного сна и когда она отправляется спать вечером? Черт возьми, да просто отдыхаю! Читаю книгу, гуляю, смотрю Netflix или часами – и восхитительно непрерываемо – общаюсь с мужем. А иногда принимаю долгую, долгую, ДОЛГУЮ ванну или отправляюсь вздремнуть сама.
2. Я полностью пересмотрела свое отношение к ее стремлению помочь. Теперь, даже если она устраивала грандиозный кавардак, что-то ломала или выхватывала из рук нож или поварешку, я напоминала себе: она пытается помочь, но не знает как. Значит, нужно научить. Может потребоваться время. Я делала шаг в сторону, позволяла ей справиться с задачей так, как она хотела, и старалась свести к минимуму инструкции или комментарии. И поощряла любой интерес к работе по дому, даже когда казалось, что Рози просто играет или развлекается.