Живых убить можно, а как мертвых убить можно, а как мертвых убить? Предков, которые в душе каждого живут?.."
Я вспомнил эти слова шамана Ямру Окатето, когда прочитал в одном из сочинений Гоголя, что:
"…Мертвецы также вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами…"
Я был страшно поражен своим открытием. Тем, что великий писатель великого народа и неграмотный шаман племени селькупов думали одинаково.
Позже я понял, что тот кто пьет воду из источника народной мудрости, накопленной за тысячелетия, не только равен тому, кто питается плодами отвлеченной книжной мудрости, а иногда и выше их.
И когда еще позже я прочитал книгу знаменитого французского психолога Густава Лебона "Психологические законы эволюции народов", я уже не был удивлен, когда встретил те же самые мысли, которые в первый раз услышал в 17 лет, в чуме Окатетто, стоявшем на берегу реки Гыды, текущей посредине пустынного полуострова Гы-да-Ямы.
МОЖЕТ ЛИ ИЗМЕНИТЬСЯ ХАРАКТЕР НАРОДА?
”Но… в последний момент вся ложь… выскочит из сердца народного и встанет перед ним с неимоверной силой обличения. Во всяком случае он спасет себя сам, если бы и впрямь дошло до беды. Себя и нас спасет, ибо опять-таки свет и спасение воссияют снизу…"
Достоевский.
Густав Лебон утверждал в своей книге следующее:
…Раса, следовательно, должна быть рассматриваема, как существо постоянное, живущее, так сказать, вне времени. Это постоянное существо состоит не только из живых индивидуумов, которые его составляют, но из целого ряда мертвых, которые были его предками. Чтобы понять истинное значение расы, нужно ее продолжить одинаково и в прошедшее и в будущее. Бесконечно более многочисленные, чем живые, мертвые также бесконечно могущественнее живых. Они управляют громадной областью бессознательного, той неведомой областью, которая держит под своей властью все проявления разума и характера. Народ больше ведется своими покойниками, чем живыми.
…Изучая последовательно различные факторы, способные воздействовать на умственный склад народов, мы констатировали всегда, что они действуют на дополнительные и временные стороны характера, но почти совсем не затрагивают его основных элементов или затрагивают их лишь после наследственных, весьма медленных накоплений.
Из того, что предшествует, мы не можем заключить, что психологические признаки народов не способны к изменениям, но только то, что, подобно признакам анатомическим, они обладают очень большой устойчивостью. Вследствие этой-то устойчивости душа рас изменяется так медленно в течение столетий.
Только по наружности народ сразу преобразовывает свой язык, свое устройство, свои верования и искусства. Чтобы на самом деле выполнить такие перемены, пришлось бы совершенно преобразовать его душу.
Даже в самые смутные эпохи, производящие наиболее странные перемены личностей, не трудно открыть под новыми формами основные признаки расы. Централизующий, властный и деспотический порядок суровых якобинцев отличим ли он в сущности от такого же деспотического централизирующего порядка, какой вкоренился в умах французов за 15 лет монархии? За всеми революциями латинских народов он постоянно возобновляется, этот упрямый режим, эта неизлечимая потребность быть в подчинении, потому что такой но рядок представляет род синтеза инстинкта латинской расы. Только благодаря ореолу своих побед Бонапарт стал властителем. Когда он преобразовал республику в диктатуру, наследственные инстинкты расы изо дня в день обнаруживались все с большей и большей силой, и, не случись тут инженерный офицер, дело обошлось бы и при вмешательстве любого искателя приключений. 50 лет спустя наследнику его имени стоило только показаться, чтобы осмеять избирательное голосование всего народа, утомленного свободой и жаждущего рабства. Не брюмер (второй месяц республиканского календаря) создал Наполеона, но душа расы, которую он согнул под свою железную пяту.
"По его первому жесту", пишет Тэн о Наполеоне, "французы поверглись в повиновение и остаются в нем, как бы в своем естественном состоянии, мелкие — крестьяне и солдаты — с выражением собачьей верности, крупные — сановники и чиновники — с византийским раболепством и низкопоклонством. Со стороны республиканцев — никакого отпора; наоборот, именно между ними Наполеон нашел себе лучшие орудия своего царствования: сенаторов, депутатов, государственных советников, судей и всякого рода администраторов. Тотчас же под их проповедями о свободе и равенстве он распознал их властолюбивые инстинкты, их потребность повелевать и первенствовать даже в деле подчинения и, сверх того, он открыл у большинства из них аппетиты к деньгам или наслаждениям. Между делегатами спасения народа и министрами, префектами или под-префектами Империи разница небольшая. Это одно и то же лицо, один и тот же человек, но в двух костюмах, появляющийся сначала в революционной куртке, а затем в шитом мундире".
…Одним из больших заблуждений нового времени является мысль, что человеческая душа может найти счастье только во внешних предметах. Счастье находится в нас самих, создается нами и почти никогда не возникает помимо нас. Свергнув идеалы прежнего времени, мы убеждаемся теперь, что без них жить нельзя и что для спасения себя от гибели нужно открыть тайну, как их заменить.
…История народов политическая, художественная и литературная является продуктом их верований, но последняя, изменяя характер, в свою очередь глубоко изменяется и под влиянием характера. Характер народа и его верования — вот ключи его судьбы. Характер, в своих основных элементах, является неизменным и именно потому, что он не меняется, история данного народа всегда сохраняет некоторое единство. Верования же могут меняться, и вот вследствие того, что они меняются, история заносит в свои летописи столько переворотов.
"…Лишь при тщательном изучении эволюции цивилизации, — пишет Лебон, — удается установить устойчивость умственного склада рас. С первого же раза кажется, что общим правилом является изменяемость, а не устойчивость. История народов могла бы действительно привести к предположению, что душа их подвергается иногда весьма быстрым и значительным преобразованиям.
Разве не кажется, например, что существует значительная разница между характером англичанина времен Кромвеля и характером современного англичанина? Нынешний итальянец, осторожный и хитрый, разве не кажется весьма похожим на впечатлительного и свирепого итальянца, каким мы его находим в мемуарах Бенвенуто Челлини? Если не ходить так далеко и ограничиться Францией, то разве не найдем мы здесь столько видимых перемен в характере" за несколько лишь столетий, а иногда и в течение нескольких годов? Какой историк не отметил различий в национальном характере между XVII и XVIII веками? А в наши дни разве не кажется, что целый мир лежит между характеров сурового члена Конвента и характером смиренных рабов Наполеона? Однако ж, это были те же люди, а за несколько лет они уже кажутся совершенно иными".